Лада Лузина - Любовь - не сахар, сахар - не любовь
Андрей испытывающе обвел глазами полумертвых школьниц. Убедившись, что безмолвная истерика аудитории достигла уже баллов шести-семи, не меньше, после секундных раздумий мой муж вытащил из своего ассортимента улыбок - ласковую:
- Я понимаю, вы сейчас волнуетесь. Но в данный момент никто не требует от вас демонстрации драматических талантов. Мы отбираем только подходящие типажи. Я буду называть фамилии по списку, а вы - вставать и представляться. Вот и все, что от вас нужно. Есть вопросы?
- Да. - Бойкая веснушчатая заноза с третьей парты оклемалась и решила привлечь к себе его внимание:
- А вы будете там играть?
- Да.
- А про что фильм?
- Про любовь.
- А вы любите вашу жену?
- Нет, - равнодушно отрезал мой муж. Как это обычно бывает с человеком, с которым на глазах у всех произошел несчастный случай, взгляды устремились на меня.
Переждав точно рассчитанную паузу, Андрей окончил фразу:
- Я ее о-бо-жаю!
Обожаемая спрыгнула со стола и, облокотившись рукой на спинку мужнего стула, предоставила присутствующим возможность умереть на месте от ее шелкового платья с открытой спиной. На ее бесстыже-удовлетворенной морде было написано: «Вот так-то, девочки: у меня самые модные босоножки в городе, я самая известная писательница страны и мой муж - самый красивый мужчина Украины. За что, собственно, и покупали. Смотрите и завидуйте, согласно сценарию».
Но это был лишь парадный фасад. Аляповатая, лживая, безвкусная витрина, рассчитанная на доверчивых покупателей! Мое предательское сердце дергалось под белым шелком не меньше, чем у восторженно вылупившихся на него малолетних красоток. А между легкомысленными рыжими кудряшками копошились тоскливые мысли. Так, как сегодня, я не выпендривалась еще никогда, даже перед спонсорами, министрами и мировыми знаменитостями. Ведь среди них не было ее… Тебя, моя дорогая девочка!
Где же ты?
- Аркадьева Людмила, - томно произнес мой единственный и неповторимый супруг неуместно эротическим голосом. Пышногрудая брюнеточка с пухлыми губами поспешно вскочила с места. Очаровательная штучка. Вполне могла бы претендовать на эту роль, если бы изначально она не предназначалась для другой. Кстати, интересно, что я буду делать, если, к моему вящему ужасу, малышка окажется редкой уродиной?
Я пристально вглядывалась в лица десятиклассниц, пытаясь узнать ее. Если Юля удалась в папу, у нее должен быть безвольный подбородок и мягкие аморфные губы. А глаза - зеленые.
Когда я видела ее в последний раз - тринадцать лет назад - они были точно такого же цвета, как у меня. Два удивленных кругленьких шарика смотрели из-под ровной челочки. Вместе с ее проклятым отцом я выгуливала этого пухлощекого гномика в голубой курточке с остроконечным капюшоном. В Гидропарке шуршала серая безлюдная осень, но несколько усталых аттракционов еще отрабатывали свой срок. Вредная Юлька тут же влезла в какой-то неуклюжий вертолет, который жульнически трясся на месте, изображая, что летает. Игорь побежал за мороженым. А я стояла в двух шагах от нее, готовая в любую минуту подхватить нашу непредсказуемую лапочку за выползающую из кабинки вертлявую попку, находящуюся в постоянном поиске приключений. Какая-то тетка в черном плаще угрюмо подбрела к нам и, с умилением взглянув на голубого гнома в голубом вертолете, слюняво просюсюкала мне в ухо:
- Какая у вас очаровательная дочечка. Сколько ей годиков?
- Три с половиной, - сцепив зубы, ответила я, издавна ненавидящая чужую приставучесть.
- Она очень на вас похожа.
С тех пор я три раза изменила имя и цвет волос и один - фамилию и форму носа. Юля не могла узнать меня в этой знаменитости, искрящейся стразами, лучезарной славой и блестящим красавцем мужем. Впрочем, она не вспомнила бы меня, даже если я пришла б к ней сейчас прямо из того далекого сентябрьского дня: в длинной юбке и нелепом красном берете, делавшим меня похожим на грустную красную шапочку, любимую бабушку которой уже благополучно слопал серый волк… Точно так же, как я не могла угадать ее среди груды полуоформившихся грудей, неумело накрашенных ногтей и осоловевших от восторга глаз, и вынуждена была ждать, пока элегантный голос Андрея вежливо доплетется до буквы «Р».
- Романовская Юля.
Бледнокожая девочка в среднем ряду неуверенно поднялась с места и испуганно поглядела на меня.
«Да, радость моя, - скорбно согласилась я. - Тебе есть чего бояться. Ведь весь этот дорогостоящий, сияющий спонсорскими деньгами проект по моему гениальному сценарию, мой красавец муж, мое платье от покойного Версаче, каждый холеный ноготь на моем пальце - были созданы исключительно для того, чтобы разрушить твою жизнь раз и навсегда!».
* * *- Ты уверена, что это именно та девочка, которая нам нужна? - с сомнением спросил Андрей, бросая косой взгляд на недоумевающую физиономию режиссера. Тот удивленно уставился на Юлю, замершую в кресле на другом конце зала.
На ней было черное короткое платье с тоненькими лямочками и черные босоножки без каблука с петелечками для большого пальца. Палец-«висельник» на ее правой ноге напряженно двигался вверх-вниз, в то время как сама она была неподвижна, словно перепуганный зверек, и так заманчиво закрыта: плечи, коленки, ступни - все вовнутрь. Ее чересчур полные ножки были плотно сдвинуты, а руки сложены на коленях аккуратным замочком. Плотно обтянутая тканью грудь едва дотягивала до первого размера. И каждый стеснительный поворот трогательно обнаженной шеи, каждое движение зажатых плечей, словно базарные зазывалы, кричали о ее вопиющей, непаханой, нетраханой девственности.
Я облизнулась и отрезала по кускам:
- Да. Со-вер-шен-но.
Режиссер Сергей Петрович обреченно посмотрел на меня и вздохнул:
- Конечно же, лапочка, вы руководитель проекта и вам решать… Но посмотрите, она же непрошибаемо скованна… Что мы будем с ней делать? От нее за три километра несет нетронутой невинностью.
- Ну так в чем проблема? - Я раздраженно подкурила сигарету, прежде чем мои официальные рыцари успели дернуться за зажигалками. - В сценарии ясно сказано: герой Андрея соблазняет невинную девочку - до знакомства с ним она даже ни разу не целовалась. Если бы он подцепил какую-нибудь современную оторву, через которую уже прошел целый эскадрон, то и разговора бы не было.
- Я все понимаю, лапочка, - мягко согласился Сергей Петрович, ни на секунду не забывая, за чьи шиши тут заказывают музыку и кто, в случае чего, будет спать со спонсорами. - Первые десять серий с ней даже работать особо не надо. Достаточно, чтобы она смотрела на Андрюшу таким же робким и неуверенным взглядом, как сейчас на нас. Но у меня возникает вполне закономерный вопрос: что мы будем делать потом, когда пойдут все эти страсти, аборты, самоубийства и постельные сцены? Быть может, нам лучше взять барышню поопытнее, которой, по крайней мере, не придется объяснять, что это такое? Конечно, во время пути наша девочка может подрасти. Но кто даст гарантию, что ее первый юношеский роман, во-первых, совпадет по графику со съемками, во-вторых, будет таким же несчастным? Ведь, насколько мне известно, Господь Бог не числится в штате нашей съемочной группы…
- Зато в ней числюсь я. И я сама буду работать с ней над ролью.
Выпустив дым из красного рта, я в упор уставилась на нашего штатного творца, с интересом ожидая, потребует ли он от меня дополнительных комментариев. В ответ Петрович только состроил гримасу, свидетельствующую о том, что он все понял и вопрос автоматически снимается с повестки дня. Его пропитое лицо предательски дернулось жалостью, а в складках лба явственно пропечаталась клинопись: «Лапочка моя, какая же ты… сука».
- Так бы сразу и сказала, - хихикнул мгновенно успокоившийся Андрей. - А то мне это и в голову не пришло. Ведь она совершенно не в твоем вкусе. - И, скривившись насмешливыми губами, заговорщически прошептал мне в ухо: - В таком случае мы идеально впишемся в сценарий - насколько я тебя знаю, ровно через два месяца она тебе смертельно надоест.
- Ошибаешься. - Я лениво потерлась о его холеную загорелую щеку, ощутив привычное эстетическое удовольствие без всякой примеси эротики. - Все будет гораздо хуже.
* * *Градусник в отчаянии показывал +40. Мир за окном медленно и верно подыхал от летней жары. Человеческие желания, намерения, обязательства и мозги таяли, словно мороженое на блюдечке, превращаясь в сладкую вязкую жижу. Пуританское киевское солнце сошло с ума и скалилось с неба, будто маньяк-убийца. Сегодня оно было моим сообщником.
Я равнодушно смотрела, как эта бестия тыкается в наше окно кровожадной рыжей мордой, словно акула в иллюминатор. Безрезультатно. По всему дому были включены кондиционеры. Деньги, как им и положено, спасали своих обладателей от голода, холода и жары, позволяя жить, в то время как всем остальным приходилось выживать.
