Галина Лифшиц - До свадьбы доживет
– Я, кажется, начинаю понимать, – удивилась Лена, – А знаешь что? Могу я тебя попросить давать мне уроки? Вот ты сейчас объяснила, и я что-то почувствовала. А раньше – никак.
– Как же я смогу давать уроки? По скайпу? – пошутила Тина, – Это же надо по музеям ходить, у картин останавливаться, смотреть, думать, ловить собственные ощущения.
– А мы вместе могли бы по разным музеям летать. В Италию бы полетели. Или в Мюнхен. Или в Амстердам. И там бы смотрели и думали, – настойчиво предложила Елена.
– Гениальная мысль! – обрадовался Михаил, – Молодец, Ленка! А я думал, как бы тебя на сотрудничество склонить. Знал, что ты ни в какую не согласишься место Владимира занять.
– Исключено полностью, – испугалась Тина, – У нас с ним был договор. Я его заменяю. Один-единственный раз. Из-за травмы ноги. И точка. А кто нарушит такой договор, будет навеки проклят.
– Вот даже как? – ахнул Михаил.
– Ну, это я, конечно, вроде как шучу. Но в каждой шутке есть доля шутки. Так что на место моего благодетеля я претендовать не стала бы даже под пытками.
– Вот! Октябрята – они такие ребята! Дружные.
– Ну да. И пионер – всем ребятам пример.
– Таким образом, – продолжил Михаил, – Моя жена предложила сейчас гениальную схему нашего дальнейшего сотрудничества! Соглашайся. Будете с Еленой летать по разным странам, в музеях тусоваться. И по твоим любимым блошиным рынкам. И будет у тебя право покупать то, что сочтешь ценным или просто стоящим внимания. Ну? Как?
Тина была ошеломлена предложением. Это то, о чем можно было бы только мечтать! Но – как там Клава без нее обойдется, как Лушка проживет одна? Хотя – сейчас-то они живут, все в порядке у них.
– Хорошо, – улыбнулась она, – От таких предложений отказываются только совсем неадекватные личности. Я, конечно, согласна.
Михаил протянул ей руку, пожал. Потом расцеловал в обе щеки.
– Детали обсудим! И пойдем-ка со мной в кабинет, я тебе гонорар твой вручу.
Она получила конверт той суммой, которая была обговорена.
– А это – вот, – Михаил протянул ей две лилово-розовые бумажки, – Отдай Володьке. Он же наверняка с тебя проценты потребовал за посредничество. Вот это – его проценты. Пусть не переживает.
– Спасибо! Но…
– Без всяких «но», октябренок, – цыкнул Миша, – Дают – бери, а бьют – беги. У меня бабушка так всегда говорила.
– И у меня, – засмеялась Тина.
Летели они в Москву вдвоем с Михаилом. Болтали, как старые друзья.
Вспоминали учителей, школьные комедии и драмы.
– Миша, я хочу сказать… Вернее, спросить. Я, если увижу Киру, – говорить о нашей встрече или нет? – поинтересовалась Тина.
– Я и сам об этом думал. Хотелось бы на нее взглянуть. И – не хотелось бы. Понимаешь? Так – помню ее во всей юной силе. Может, пусть такой и останется в памяти?
– Да! Так лучше. Хотя она и сейчас очень красивая. Очень. Но, конечно, другая. В общем, я не знаю. Но мне почему-то не хочется рассказывать.
– И хорошо. И пусть. Если встреча суждена, она произойдет. А нет – значит и не надо.
– А у меня скоро развод. Через пару дней, – произнесла вдруг Тина невпопад.
Она боялась возвращаться в Москву из-за этого. Пока была далеко, чувствовала себя почти сносно, но по мере того, как сокращалось расстояние между ней и родным городом, тревога в ее душе оживала.
– Все уйдет. Все пройдет. Не горюй, – уверенно произнес Миша, – Ты справишься. Ты молодец, что ушла. Не ревела, не умоляла остаться. Ты – настоящий человек, сильный. Сильным труднее, но и уважения к ним больше. А он… Он еще придет. Увидишь. И сама будешь еще выбирать.
– Нет! – с ужасом воскликнула Тина, – Нет, этого не будет. Мне даже надеяться нельзя! Даже мысли допускать! Иначе я… Иначе я просто жить дальше не смогу. Он не придет. Я знаю.
– Эх, что ты знаешь? Что ты знаешь, глупыха ты! – махнул рукой Михаил, – Ничего ты еще толком не видела, первоклашка!
– А ты? Ты больше всех знаешь, да? – начала было спор Тина и вдруг вспомнила про Асю с дочкой, которая, по словам Лены, как две капли воды, похожа на своего отца. Неужели они все-таки встречаются? И Лена не зря трепещет, боясь рокового поворота собственной судьбы?
– Да. Я знаю больше. На десять лет больше знаю. И на целую собственную жизнь. А десять лет – это очень много, чтоб ты знала.
– Много, Миш. Иногда живешь – и годами ничего не происходит. Тебе кажется, что ты все понимаешь, что от тебя что-то зависит, а потом… Один миг все решает. Я вот недавно вспомнила то, что увидела, когда мне лет шестнадцать было. Мы с родителями гостили на даче у их друзей, и возвращались в Москву на такси. Машин немного тогда было. Не как сейчас. И вот мы едем, а впереди из окна машины высовывается рука с кошкой. Ну, то есть, человек держит кошку за шкирку. И выбрасывает ее, на полном ходу бросает, даже скорость не сбавили. Кошка перекувырнулась, видно было, что ошалела совершенно. И бросилась бежать за машиной. Изо всех сил. Но где там! Не догнать. Чуть к нам под колеса не попала. Еле вывернулся наш таксист. Кошка в полном шоке драпанула на обочину и пропала. Мы поужасались и забыли. Столько лет я не думала про ту кошку вообще! А тут вспомнила. Странно – стояла у вас на балконе в Монтрё, смотрела на озеро и почему-то вспомнила про эту несчастную кошку. И мысли всякие в голову полезли. Столько лет спустя! Тогда, в свои шестнадцать лет, я думала, что сделать подобное могут исключительные уроды, которым места на земле быть не должно. Я просто спрашивала себя: зачем именно так поступать? Ну, допустим, не хотят везти дачную кошку в городскую квартиру. Ну, оставили бы там, у дома, где она и жила. Она бы научилась мышей ловить. Или нашла бы себе новых хозяев. В каком-то спокойном режиме, что ли. Зачем же они так-то? И до сих пор не знаю.
– Вариантов – масса, – подсказал Михаил, – Тут могло быть без всяких «зачем». Например, поспорили сопляки, что выкинут кошку из машины. И – удалось. Или опыт проводили: найдет ли она дорогу домой.
– Или бросили так, чтобы она не нашла никакой дороги, чтоб сдохла под колесами. И вроде никто не виноват, – подхватила Тина, – Но я вспомнила про эту кошку именно сейчас. Потому что я и есть эта кошка. Меня взяли и вышвырнули из моей же жизни. На полном ходу. Именно так: за шкирку – и пошла вон! А что с тобой дальше будет – никому не интересно. Это только твоя проблема. И, что самое поразительное, кошку гораздо жальче, чем человека, с которым точно так же поступают. А человеку в этом случае скажут: «Что ж поделаешь! Такая жизнь! Крепись, начинай все сначала. Не жалуйся, потому что бывает и хуже. Вышвырнули – да. Но не убили же!» А то еще и позлорадствуют, мол, жила столько лет хорошо, теперь твоя очередь хлебнуть лиха. Разве не так?
В глазах Михаила она увидела больше, чем жалость. Там было сопереживание. Сочувствие, которое словами не выразить.
– Так, – со вздохом произнес он, – Все так. И кошку – да – жальче. Хотя ведь и кошке никто не помог, насколько я понимаю. Да, да, она убежала. А дальше – не моя болячка, правда? И так же мы поступаем с людьми. Ты никого не припомнишь из своей биографии, с кем вот так же обошлась? Ну, хотя бы приблизительно?
– Нет, – покачала головой Тина, – Не припомню. Я бы потом жить не смогла. Меня бы совесть загрызла. Не было в моей жизни ничего такого.
– Ты счастливый человек! – убежденно воскликнул Миша, – Тебе несказанно повезло! А мне вот – мне доводилось. И по работе, и в личной жизни. По работе уволить негодного сотрудника – жизненная необходимость. Иначе дело загубишь на корню. И тут нельзя думать «о кошке». Человек – не кошка. И мозги ему даны, чтобы жить самому, силы вкладывать, а не ждать, когда хозяин за шкирку возьмет. А вот с личной жизнью… Тут такие происходят ужасные ситуации. Тебе кажется, что все продумал, все просчитал, никому плохо не будет, а тебе-то – точно станет лучше, чем было… А оказывается, на собственную совесть такую гирю вешаешь, которую не снять, что бы ты потом ни предпринимал. За других решать легко., особенно когда самому очень хочется, чтобы все получилось по-твоему. А выходит – все не по-твоему. И решаешь ты не только за других, но и за себя. Себе приговор выносишь. В первую очередь себе. И понимаешь это слишком поздно. Как ты с кошкой – через несколько десятков лет вспомнила. Но иногда и года достаточно, чтобы понять, что натворил. А все – кошка далеко. И не вернется. А ты из памяти не сотрешь…
Тина догадывалась, о чем сейчас говорит Михаил. Значит – правильно Елена Прекрасная тревожится, чувствуя свою вину.
– Придет он к тебе, – продолжил Миша после недолгого молчания, – Придет, так я чувствую. Остальное – предсказывать не берусь. Потом расскажешь. Но то, что откроются его глаза, и взглянет он на все не так, как сейчас, в этом уверен.
– Я не хочу, чтобы он приходил, – решила Тина, – Нет, он в прошлом. Я только хочу понять: это все способны предать? Все без исключения? Или можно на что-то еще надеяться? Потому что, если все, то он ничего плохого не сделал. А просто я себя веду слишком чувствительно и неадекватно.
