Александр Половец - Мистерии доктора Гора и другое…

И вот идем мы по городу, магазины — один на другом громоздятся, товары — такие, что многие из нас в жизни не видели, да и не подозревали, что они вообще существуют. Старший группы — и тот растерялся: «Ребята, — кричит, — не подведите только!» Куда там: один устремился в радиомагазин, другой — в обувной. Поди уследи за ними. Правда, «следящий» и сам почти сразу забыл о своих обязанностях, предавшись общему азарту.

Кто-то джинсы выбирает — чтобы разрисованные, чтобы больше этикеток на них висело, чтобы были на замках и с вытканным сзади парнем с бичом, погоняющим быков. Рубашки с рисунком… Ну и прочее — все с мыслью, чтобы дешевле заплатить и больше купить. Ну, а потом, по возвращении — продать подороже. И когда основная задача выполнена, на оставшиеся деньги покупается водка. Много водки — благо она дешевая, особенно местных сортов. Все это доставляется на палубу, где вскоре начинается «активный отдых». Потом судно отчаливает, и снова впереди — долгие корабельные будни.

Наше судно направилось по предписанному маршруту — на север. Там мы и оставались последующие месяцы, добывая мойву. Корабельные будни, как правило, заполнены рутинной работой, иногда тяжелой чрезмерно, иногда не очень. А в промежутках между сменами моряки развлекаются, как могут. Кто книжки читает, кто картишками балуется. А кто и выпивает… начальство на это смотрит обычно сквозь пальцы — во всяком случае до той поры, пока у тебя нет на борту недругов, пока никому из экипажа ты не перешел дорогу. Главное — чтобы не на глазах у комсостава, не провоцировать их, так сказать. Нет водки — бражку моряки варят потихоньку, а то и одеколоном балуются.

Я служил электромехаником и при желании мог бы пользоваться большей свободой во внутрикорабельной жизни, чем другие группы экипажа. Доставалось, правда, и мне нередко — когда в электрооборудование машин, обрабатывающих рыбу, попадала соленая вода, когда электроконтакты покрывались наростом ржавчины, когда замыкало моторы…

Иногда, если улов был особо крупный, вызывали в помощь обработчикам — на подвахту. То есть четыре часа отстоишь на основном дежурстве, четыре — на этой подвахте, помогаешь разделывать рыбу, с которой не справляются матросы. Сейчас, правда, это случается не часто — рыбы мало стало…

План «по рыбе» нам здесь изменили — так всегда происходит, когда меняется зона лова. Увеличили его, но рыба ловилась хорошо, и мы надеялись, что денежные дела поправятся. Однако не все шло так, как мы рассчитывали — плавбазы, на которые перегружается рыба, приходили реже, чем следовало бы. А однажды случилась авария — нейлоновый швартовый канат во время перегрузки рыбы намотался на винт. Стали мы его лебедкой выдирать оттуда — погнули винт, пароход задрожал, как в лихорадке. Вызвали спасателей, у Шпицбергена в спокойном заливе освободили наш винт, а потом целую неделю выпрямляли его лопасть.

Двадцатого ноября мы снялись с промысла и направились в ремонт, которому как раз подошел срок. Прошли через проливы в Балтийское море, вошли в Калининградский порт. И хотя заработки наши за это плавание не достигли ожидаемых, но экипаж искренне радовался возвращению домой. Особенно, если учесть, что члены его, в большинстве, ребята молодые, а тут за все полгода кроме буфетчицы, прачки, врачихи и камбузницы — на судне ни одной женщины…

Редко ребята завязывают роман с кем-то из «судовых» женщин, в основном, стараются дождаться берега. А у тех, у кого терпения не хватило, нередки неприятности. Бывало, и до драк доходило из-за какой-нибудь из этих четырех женщин. Правда, кое-кто умудрялся воспользоваться коротким заходом в иностранные порты, только это, пожалуй, еще опаснее своими последствиями — и медицинскими, и служебными.

Начальство же наше живет по своим законам: они могут себе позволить и в портовый бардак заглянуть, не боясь, как правило, что кто-то донесет. Попробуй просто подай знак, что ты это видел — лучше списываться с корабля при первой же возможности: найдут за тобой такое, что было и чего не было — простым взысканием не отделаешься, визу можешь заграничную потерять. И между собой они ссорятся крайне редко, все как бы в сговоре, круговая порука, в общем.

«Русское чудо»

Если с высоты птичьего полета взглянуть на калининградский морской порт — впечатляющая открывается картина. Пароходы своими корпусами почти полностью закрывают водную поверхность. И чем ближе к причалу, тем их больше. Одни стоят под разгрузкой, другие загружаются.

Но если взглянуть на них вблизи… Вид многих из них поистине страшен — толстый слой грязи и ржавчины покрывает борта и палубные постройки. Почти четвертая часть судов нуждается в ремонте, но продолжает находиться на плаву, потому что этого требует план. То, что с пароходами делают в портовых мастерских во время недолгих заходов судов в родной порт, Чернов называет «русским чудом»: здесь заваривают все, что следовало бы просто прикрутить, и забивают деревянными пробками дыры, которые должны быть закрыты сваркой.

Ремонтники обычно пьяны или мучимы похмельем вчерашней пьянки, инструмент буквально валится у них из рук. Зная это, матросы давно уже не удивляются тому, что после подобного «ремонта» экипажам приходится самим доводить до минимально приемлемого состояния свои суда. На что уходят порою целые недели…

После капитального ремонта, занявшего месяцы, «Гранат» направился в очередной рейс…

…Едва мы вышли в воды Тихого океана, забарахлила система охлаждения двигателей. Осмотр показал — сильная утечка масла. Остановили промысел, вошли в перуанскую бухту Писка. Механики с рижского спасательного судна несколько дней не покидали «Гранат», пытаясь исправить поломку…

…В Северном море во время ночного лова возник пожар на траулере «Хрусталь» — топливо попало на раскаленный выхлопной коллектор. В панике никто не сумел включить аварийную систему тушения, команда оставляла корабль, выбрасываясь в открытое море. Утонуло двенадцать человек, в огне погиб второй механик, человек сорок получили серьезные ожоги. Выгорели все внутренние постройки корабля, в машинном отделении погибли двое матросов, остальным удалось спастись на шлюпках.

Судно отбуксовали в порт, отчистили, перекрасили, заварили все люки и… продали его испанцам. Буксир повел «Хрусталь» из порта на внешний рейд в Балтийское море и торжественно посадил его на мель в канале у города Светлого. Посадил настолько прочно, что, пожалуй, траулер стоит там до сих пор, олицетворяя собою памятник бесхозяйственности советской системы….

Чернов:

— Встали мы, наконец, в порту. Пришло время отдыха — свои полгода я отслужил. Набралось 25 дней очередного отпуска, и отгулы за переработки на корабле прибавились — за воскресные и праздничные дни. Но до ухода в отпуск надо еще было выбрать себе судно для следующего плавания. Зашел я к инспектору своему, он говорит — народу сейчас свободного на базе много, иди пока в отпуск.

Отгулял свои дни, вернулся — та же история: нет пока парохода, на котором я бы мог снова идти в плавание.

Предстоял резерв — т. е. 75 процентов от берегового оклада за первую неделю, остальные дни — 50 процентов. Обещают тебе, например, — будет судно через два месяца. Записался на него и работаешь эти два месяца в колхозе, или улицы подметаешь, ямы копаешь… В общем, куда пошлют. Приходишь с утра, тебе объявляют — пойдешь сегодня на стройку. А, между прочим, наш береговой оклад — 125 рублей, это на море он заменяется сдельным заработком. Значит, зарабатываешь 60 рублей в месяц…

К концу декабря я, находясь еще в рейсе, услышал: в Калининграде, вопреки кремлевским постановлениям, направленным на борьбу с всенародным и повальным пьянством, вышло распоряжение обкома, разрешающее продажу спиртных напитков не со второй половины дня, а с 11 часов утра. Может быть, таким способом местное начальство рассчитывало покончить с самогоноварением, принявшим чудовищные масштабы, может быть — с разворовыванием производственного спирта, отчего стали частыми случаи отравления им…

А, может быть, и то прозаическое обстоятельство, что планы торговых предприятий, львиную долю которых испокон веков составляла выручка от продажи водки, пришли в столкновение с очередной партийной кампанией, ограничивавшей часы торговли спиртным. В народе поговаривали, что вряд ли обкомовцы пошли бы на подобное самоуправство — не иначе, как получили благословение «сверху»… В то же время милиции было негласно указано — не хватать без разбору всех выпивших, а только тех, кто пьян, что называется, в стельку или дебоширит, нарушая общественный порядок. А еще тех, кто проводит дни у дверей винных магазинов и нигде не работает.