Барбара Гауди - Наваждение
— Который час? — спросила она.
— Без десяти два.
Нэнси, казалось, очнулась от сна:
— Господи, ты, должно быть, шутишь! На улице темно как ночью.
— Скоро такая гроза грянет, что мало не покажется.
Она стояла лицом к Рону, чтобы он не заметил карандаш и скомканную бумажку в ее заднем кармане.
— Что там говорят о том, как у них идут поиски?
— Обычная суета. Нам беспокоиться не о чем. Ключика у них нет никакого. В прямом смысле.
— Ну ладно. Знаешь, я думаю, мне надо было бы съездить в торговый центр на площади Джеррард купить ей кое-что из одежды.
— А салат она разве не хочет?
— Я куплю ей что-нибудь на обратном пути. Ей прямо сейчас нужно кое-что из одежды.
— Вот и хорошо. Видишь? Она уже начинает привыкать. — Рон со звоном открыл кассовый аппарат. — Сколько тебе надо?
— Долларов сто — сто пятьдесят.
Он подошел к Нэнси и дал ей деньги.
— С тобой все в порядке?
— Ага.
Нэнси выдавила улыбку, зная, что от его маленьких карих глаз обычно не ускользает ни одна мелочь.
— Ты там разное сможешь услышать, — сказал он, — и по радио, и в очереди в кассу, да где угодно. Не надо тебе на всякую ерунду обращать внимание. А радио вообще не включай.
— Хорошо. — Ей страсть как хотелось курнуть.
— И не думай снова дурью баловаться. Я запах по волосам твоим учую.
В дальнем конце парковки у торгового центра на площади Джеррард Нэнси чуть приоткрыла окошко со своей стороны и закурила косячок. Дождь хлестал с таким неистовством, что телефонную будку, стоявшую всего в нескольких футах, почти нельзя было разглядеть. При желании она могла бы счесть это чем-то вроде знака свыше, как будто они с будкой не совпадали по фазе. Она могла просто уехать и обо всем забыть. Но она же дала девочке обещание. И не в ее обычаях было нарушать обещание ребенку, особенно такому, который видит тебя насквозь.
Нэнси выпустила дым в узкую щель. Всего несколько затяжек, сказала она себе. Надо, чтобы мысли в голове не путались.
В словах Рона был какой-то смысл. Пока она находилась рядом с ним, какие-то вещи вроде как были для нее очевидны, но как только оставалась одна, концы у нее не сходились с концами. Все эта затея с переездом во Флориду, с тем, чтобы сделать волосы Рэчел прямыми… зачем ему это понадобилось? Ах да, вспомнила она, это потому, что мать Рэчел водит ее с собой по барам и заставляет там петь. Но что же в этом плохого? Отец Нэнси, бывало, подвозил ее к разным барам и велел ждать его в холодном грузовичке, а алкаши, которые там поддавали, колотили в окна и наперебой предлагали ее согреть. Она об этом рассказывала Рону всего пару месяцев назад, и он ей на это ответил:
— Кому-то надо было вправить этим ублюдкам мозги.
Почему же тогда он сам, заметив, что хозяин дома шарит у девочки под пижамной кофточкой, не вправил ему мозги? Он ведь мог просто позвонить с телефона-автомата социальным работникам и назвать любое вымышленное имя, не опасаясь при этом, что кто-то будет прослушивать разговор.
А вот дома у Рэчел телефон, конечно, будет прослушиваться, в этом Нэнси была совершенно уверена…
Она вынула из кармана бумажку с номером, загасила бычок, взяла несколько монеток из специального углубления на приборной панели и, как ей казалось, проснулась в десятый раз за последние несколько часов. Так о чем ей надо подумать? Одежду надо купить до того, как она позвонит. Полиция к телефону нагрянет со всех сторон уже через пять минут после звонка. Тогда нечего и думать, что она спокойно выйдет из универмага с охапкой новой одежды для девятилетней девочки и ей дадут спокойно уехать.
Спокойно, не особенно торопясь, Нэнси прошла через всю стоянку, надеясь, что капли дождя помогут ей прийти в норму. Сдававший назад мини-вэн заставил ее отпрыгнуть в сторону, и мысли тут же перескочили к случаю, когда отец чуть не сбил ее грузовичком. Ей тогда было, наверное, лет семь. Они с сестрами, держась за руки, вприпрыжку бежали посредине какой-то пустынной проселочной дороги, которая, казалось, вела на небеса, потому что на полях лежал туман, особенно густой в канавах. На них тогда были нарядные платьица (они, кажется, возвращались не то из церкви, не то с чьего-то дня рождения), и они во весь голос кричали:
— Мы никого не пропустим! Нас никто не остановит!
Особого смысла в их криках не было, потому что дорога была пуста. Но через какое-то время вдали послышался шум мотора, и, вынырнув из густого тумана, перед ними — будто из ниоткуда — материализовался грузовичок. Девочки чуть сбили темп, но рук не разнимали, пока Либби не сказала:
— Это же папа!
И тут все они отскочили к придорожным канавам. Все, кроме нее, — ее будто оторопь охватила. Ей казалось, что чуть ли не вечность прошла — прорва пустого, безмятежного времени, — перед тем как грузовичок прогрохотал мимо, чуть ее не задев, чуть не сбив с ног воздушной волной, закрутив подол ее платья так, что она едва увидела разъяренное лицо отца, высунувшееся в окно водителя.
Сестер ее объял панический ужас.
— Ты чуть не погибла! — голосили они. — Он же тебя чуть не сбил!
Они целовали ее, обнимали, гладили, а потом и он к ним присоединился. Позже отец говорил друзьям, которые приходили поиграть в карты, что у нее стальные нервы.
Как было бы здорово, если б так оно и было, подумала она, заходя в торговый центр.
Мокрые волосы липли к голове. Нэнси дрожала и прихрамывала. Как, интересно, она будет делать покупки, не вызвав подозрений охранников? Но никто на нее внимания вроде не обращал, и когда она начала рыться в корзинах с уцененными вещами, ей стало немного лучше, она даже в чем-то почувствовала себя настоящей матерью. Кроме белья, носочков и маечек она купила пару кроссовок, на глазок прикинув размер (она еще раньше обратила внимание на то, что ее ноги ненамного больше ножек Рэчел), пару мягких розовых тапочек, две пары шортиков, тонкую шерстяную кофточку в полоску, розовую плиссированную юбочку, две пары джинсов (одни синие, другие розовые) и розовую ситцевую ночную рубашку. Молоденькая кассирша бросила на нее лишь беглый взгляд, а охранник на выходе не только не стал хватать ее за руку, но даже распахнул перед ней дверь и сказал:
— Погода вроде начала проясняться.
Действительно, дождь почти прошел. Хороший знак. Нэнси бросила сумки с покупками в багажник и подошла к телефонной будке. Рядом с ней остановилась, чувствуя, что нервы снова совсем сдают. Она вернулась в машину, села за руль, закурила сигарету и подумала, что придет в себя, если послушает спокойную музыку. Нэнси включила радио и начала переключать каналы в надежде найти какой-нибудь легкий мотив.
— …она любит всех животных, — донесся до нее женский голос, от волнения звучавший с придыханием, — даже змей и ящериц…
Рука ее застыла.
— …даже насекомых, — продолжала женщина. — В нашем доме как-то завелись осы, и одна ее укусила, но она мне запретила их убивать. Рэчел всегда прощала тех, кто ее обижал, поэтому, я уверена, она и вас простит, если…
Нэнси лихорадочно переключила станцию.
— …вам еще не поздно…
Она снова повернула ручку настройки.
— …что может быть слишком поздно, но всегда есть…
Она выключила зажигание и сидела, затягиваясь сигаретой, будучи не в состоянии этому поверить. Стоило ей только включить радио…
Это проверка на прочность, решила она. На силу ее любви к Рону. Нет, это совсем не так, потому что кто ей теперь поверит, что она не его сообщница?
Она вас простит.
Простит ли? Этот вопрос тупо долбил ей мозг. Нэнси открыла дверцу машины, потом вспомнила об отпечатках пальцев и вынула из сумочки пару бумажных салфеток.
Глава восемнадцатая
Дождь барабанил с таким остервенением, как будто кто-то жарил что-то на сковородке на большом огне. Через несколько минут после того, как начался ливень, тот мужчина — Рон, громко топая, спустился по лестнице. Рэчел передвинулась к дальнему краю кровати. Но он только впустил в комнату Ташу. Девочка не двигалась, пока не услышала, что он поднялся наверх.
— Иди сюда, — прошептала она собаке и похлопала рукой по кровати.
Собака запрыгнула и легла с ней рядом. Рэчел уткнулась носиком в ее мягкую черную шерсть, напоминавшую мех Хэппи. Девочка была готова поспорить: Хэппи и Осмо знали, что она попала в беду. В прошлом году, когда она была в познавательном лагере, собаки Мики были такие печальные, что все две недели места себе не находили.
Поглаживая Ташу, Рэчел задумалась над тем, были ли опечалены ее друзья, приносят ли они к ее дому цветы. Она даже слегка всплакнула, представив себе рыдания своей лучшей подруги Лины.
Ей хотелось знать, который час, но часов в комнате не было. Нэнси уехала где-то минут пятнадцать назад. Может быть, она уже позвонила!
