Мейв Бинчи - Неделя зимы
Моника хранила молчание. Ее никогда не было дома в те моменты, когда Корри заезжал за Марией-Розой; отец или мать Моники передавали ему ребенка, ограничиваясь кратким приветствием, и вид у них был разочарованный.
Иногда Корри чувствовал себя очень одиноким и просил Монику вернуться к нему. Ответ всегда был одинаковый: «Я не держу на тебя зла, но, пожалуйста, в дальнейшем обращайся ко мне только через моего адвоката».
Его карьера продолжала набирать обороты, годы шли своим чередом.
В двадцать восемь он женился на Сильвии. Эта свадьба была совсем не такой, как первая. Сильвия, единственный ребенок в богатейшей семье, сделавшей состояние на гостиничном бизнесе, привыкла ни в чем не знать отказа; когда ей захотелось получить роскошную свадьбу в качестве подарка на свой двадцать первый день рождения, она ее получила.
Корри был поражен, что такая ослепительная девушка выбрала его. Он был согласен на все требования, выдвинутые ее семьей. Его единственная просьба, чтобы Мария-Роза в числе других девочек пошла перед ними к алтарю, рассыпая цветочные лепестки, была решительно отвергнута. Настолько решительно, что больше он об этом не упоминал.
Адвокаты Сильвии и Корри составили брачный контракт. О грядущей свадьбе постоянно упоминалось в прессе; газеты и журналы боролись за права на эксклюзивный репортаж.
День свадьбы прошел как в тумане. Пару раз Корри с легкой грустинкой вспоминалась его первая тихая свадьба: им с Моникой по восемнадцать, они полны надежд, — но потом он выкинул ее из головы. Это было давно, не сейчас.
«Сейчас» продлилось недолго. Корри по-прежнему проводил все свое время на студии, примерках, в рекламных турах, на зарубежных кинофестивалях. Сильвия начала скучать. Она много играла в теннис и занималась благотворительностью.
На тридцатилетие Корри Сильвия запланировала грандиозную вечеринку. В тот момент как раз выходил на экраны его последний фильм, где он играл врача, перед которым стоял сложный моральный выбор. Реклама фильма была повсюду: задумчивое лицо Корри, решающего, как ему поступить. Женщины мечтали встретиться с ним, прогнать печаль из этих прекрасных глаз.
Корри просмотрел список приглашенных. Голливудские звезды, магнаты отельного бизнеса… Его дочери в списке не было.
На этот раз Корри был настроен решительно.
— Ей двенадцать лет. Она прочтет о празднике в газетах. Она должна присутствовать.
— Это моя вечеринка, и я не хочу, чтобы она была здесь. Она часть твоего прошлого, а не настоящего, и уж конечно, не будущего. К тому же, по-моему, нам пора завести собственного ребенка.
Сильвия не собиралась отступать. Со своей падчерицей Марией-Розой она виделась не больше пяти-шести раз; Сильвия утверждала, что не знает, как вести себя с девочками-подростками: они ужасно глупенькие и постоянно хихикают по пустякам.
Она говорила таким уничижительным тоном, что Корри стало ясно: Сильвия будет всегда настаивать на том, чего хочет она. Ее губы, некогда напомнившие ему бутон розы, теперь сжались в неодобрительную гримасу.
Он сделал еще одну попытку: почему бы не пригласить на праздник монахинь из приюта, вырастивших его?
— Но, Корри, дорогой, они будут тут совсем не к месту. Уверена, ты понимаешь.
— В моей жизни для них всегда найдется место. Они вырастили меня, сделали тем, кто я есть.
— Ну, пошли им деньги или организуй сбор средств — это будет гораздо полезней, чем смущать их приглашением на вечеринку, где они будут чувствовать себя белыми воронами.
Корри и так регулярно посылал приюту деньги. Он входил и в состав комитета по сбору средств, но дело было не в том. Монахиням, которых он называл ангелами в белых одеждах, наверняка понравилось бы на изысканном парадном вечере. Как могут эти женщины, заботившиеся о нем с тех самых пор, как его подбросили к ним на порог, где-то прийтись не к месту?
Корри почувствовал, как у него на лбу начала пульсировать жилка; голова слегка кружилась. Собственный голос доносился как будто издалека. Слова звучали словно чужие.
— Мне не нужна вечеринка, на которую нельзя пригласить мою дочь и людей, которые воспитывали меня, кормили и одевали.
— Ты слишком устал, дорогой. У тебя столько работы, — сказала Сильвия.
— Я и правда много работаю, но это тут ни при чем. Я говорю серьезно. Как никогда в жизни.
Сильвия сказала, что лучше пока оставить эту тему.
— Мы оставим ее, только если ты пошлешь им приглашения.
— Не смей меня шантажировать! Ты не заставишь меня делать то, чего я не хочу.
— Отлично, — ответил Корри, и их браку наступил конец.
Развод был практически безболезненным. Адвокаты Корри и Сильвии все уладили между собой. Соглашения были достигнуты. Однако вскоре Сильвия обнаружила, что ее светская жизнь без Корри Салинаса быстро пошла на спад. Она стала раздавать интервью, в которых рассказывала об их якобы бурной и скандальной семейной жизни.
Корри читал газеты и не верил собственным глазам. Все было совсем не так.
Он попытался объяснить своей дочери, Марии-Розе, что жизнь с Сильвией напоминала череду постановочных сцен, проходивших словно в аквариуме, — чтобы все могли наблюдать за ними, восхищаться и завидовать. Между ними ни разу не было скандалов и ссор, о которых рассказывала Сильвия. Корри ей всегда уступал. Правда заключалась в том, что они с Сильвией практически не знали друг друга.
— Почему ты женился на ней, папа? — спросила Мария-Роза.
— Думаю, из тщеславия, — просто ответил он.
Мария-Роза была мудра не по годам, к тому же то же самое она слышала от матери, поэтому дочь поверила ему.
В следующие двадцать лет слава Корри Салинаса достигла грандиозных масштабов. Его знали не только в США, но и за рубежом. Фильмам, в которых он снимался, был гарантирован успех. Его видели в компании самых роскошных женщин на светских приемах, кинопоказах, бродвейских премьерах, открытиях выставок, на дорогих яхтах в Средиземноморье. Желтая пресса связывала его имя с многочисленными кинозвездами, наследницами крупных состояний и даже с одной принцессой, однако свадьбы так и не последовало.
Мария-Роза выросла такой же темноглазой и мечтательной, как Корри, и одновременно практичной и уравновешенной, как Моника. Она унаследовала от родителей их трудолюбие, стала учительницей и много лет работала волонтером в самых бедных странах. Образ жизни ее отца, звезды мировой величины, ее ничуть не привлекал. С самого детства она считала славу врагом семейного счастья.
В юности ей приходилось скрываться от папарацци и держать язык за зубами, чтобы у прессы не было возможности в искаженном виде преподнести публике ее слова. Для дочери Корри Салинаса были открыты любые двери, но она не стремилась в них войти.
Тем не менее Мария-Роза никогда не питала враждебности к отцу и не упрекала его. Оказавшись в Лос-Анджелесе, она обязательно звонила ему, приглашая в пиццерию или мексиканский ресторанчик, где они могли спокойно посидеть в дальнем углу, на время избавившись от постоянного преследования, к которому Корри уже привык.
От дочери он узнал, что Моника вышла замуж во второй раз — за симпатичного мужчину по имени Харви, владельца цветочного магазина. Мария-Роза говорила, что ее мать еще никогда не была так счастлива; Монику расстраивало только отсутствие перспективы стать тещей и бабушкой. Но, вздыхала дочь, она пока не встретила того самого мужчину, к тому же она неоднократно становилась свидетелем того, как распадались даже самые счастливые браки.
Корри частенько приходилось слышать разговоры о том, как несправедлива жизнь: почему мужчины с годами выглядят только лучше? Он по-прежнему играл романтических героев, в то время как его ровесницам приходилось бороться даже за характерные роли. Однако Корри понимал, что так будет не вечно.
На пороге шестидесятилетия он четко осознал, что должен сыграть свою коронную, незабываемую роль. Мощную и серьезную. Роль, которую всегда будут ассоциировать с ним. Но таких предложений почему-то не поступало.
Его агент Тревор по кличке Неутомимый пытался уговорить его сняться в телесериале, но Корри об этом и слышать не желал. В самом начале своей кинокарьеры он усвоил распространенное убеждение: на телевидении снимаются актеры, которые выпали из обоймы. Ему нужно только кино — и точка!
Тревор в ответ тяжело вздыхал.
Корри отстал от времени, говорил он. Наступает золотой век телевидения. Лучшие сценаристы давно перекочевали туда. Ему предлагают роль президента Соединенных Штатов — мощней и серьезней некуда! Корри рубит сук, на котором сидит. Главное правило успеха — способность адаптироваться, повторял Тревор. Но Корри ничего не хотел слышать.
О смене агента речь не шла. Слишком поздно. Тревор и так рыл носом землю, чтобы добыть идеальную роль для своего самого успешного клиента. К тому же Корри помнил старую пословицу о том, что менять агента — все равно что переезжать из каюты в каюту на Титанике.
