Ян Отченашек - Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма
— Итак, мы условились быть взаимно откровенными, не правда ли? — спросил Барох.
— Да… — вздохнул Брих. — Но не знаю, что я могу вам сказать…
— Хотя бы и ничего, не в этом дело! — со смехом прервал его Барох. — Бывали вы когда-нибудь на Западе?
— Если не считать подневольного пребывания в Германии, где бомбы падали мне на голову, — нет.
— Ну-с? — Барох положил руки на стол, уставился на Бриха и выжидательно замолк. Молчание становилось напряженным. Брих наклонился и хрустнул пальцами.
— Не знаю, что вам сказать, пан директор. Мне все это кажется более сложным. Во многом я с вами согласен… вполне согласен! Все же… нельзя закрывать глаза. Я просто не представляю, что мог бы эмигрировать… Ведь здесь моя родина… подумать только, чем была для меня Прага в годы войны… Я бежал сюда из Германии…
Страна и город действительно прекрасны.
— Кроме того… кое-что здесь изменилось к лучшему. Стоит только оглянуться, чтобы увидеть, что многие люди, пожалуй, большинство, ждут, что именно теперь все пойдет на лад… Пусть даже меня лично и не…
— Правильно, друг мой! Остается маленький вопрос: кому будет лучше? Боюсь, что отнюдь не юристам. И вообще не интеллигенции. Стоило бы вспомнить о советском примере, но мы, конечно, можем и не заимствовать его, обстановка у нас, да и во всем мире, сейчас иная… Кстати, считаете ли вы нынешнее соотношение сил на земном шаре окончательным? Я — нет! Интеллигенция — по крайней мере настоящая, непродавшаяся, готовая никогда не служить насилию и бесправию, — она не поддерживает нынешний режим. Есть, разумеется, и другая, их интеллигенция, этого я не оспариваю. Пора решать, вы на распутье, мой дорогой. Я не сомневаюсь, что режим постарается использовать каждого специалиста, привлечь даже тех, кто пойдет на это с оговорками. Но все это только на определенный, ограниченный срок — до тех пор, пока не будут созданы собственные благонадежные кадры. Видите, опять это словечко «пока». Вы с вашими способностями в любой момент найдете себе применение где угодно. Но в один прекрасный день… Ладно, оставим эту тему, вы еще сами поразмыслите обо всем. Кстати, мы ведь встретились не для того, чтобы дискутировать, правда?
На столе зажужжал телефон, прервав Бароха. Он снял трубку, сказал несколько слов и обратился к неподвижному Бриху.
— Ну, друг мой, мои обязанности призывают меня. — Улыбаясь, он встал. — Извините и не обижайтесь. Кстати, по-моему, мы уже переговорили обо всем. Остается только пожать друг другу руки, и я пожелаю вам всяческого успеха. Не сомневаюсь, что вы найдете правильный путь…
Брих вышел от Бароха с чувством человека, у которого обрушились все его воздушные замки. Он остановился на этажной площадке, сжал голову руками, словно боясь, что она лопнет от напора мыслей, потом вошел в лифт.
Постукивающая кабинка эскалаторного лифта подняла его на пятый этаж. В коридоре на Бриха натыкались люди, все они спешили вниз, на ходу застегивая пальто. Он увидел среди них Мареду, который нес на плече свернутое знамя и с кем-то разговаривал на ходу. Брих отошел в сторону, но Мареда заметил его и закричал: «Здравствуйте, доктор!»
По радио и по городской трансляционной сети было объявлено, что отставка министров принята. В течение пяти дней события все нарастали. Через кованые ворота пышного здания компании служащие вышли на асфальт мостовой и широким неровным потоком, толпясь, медленно двинулись вперед по боковым переулкам, к Вацлавской площади. Знамена, знамена, лозунги, на которых еще не просохла краска, шляпы и кепки, лица. Возгласы, общий восторг. Улица, заполненная кишащей, возбужденной толпой, словно вздохнула с облегчением после дней испытания.
Большинство служащих компании шли охотно, многие пели, иные шагали безразлично, а были и такие, что вышли на мороз с постными лицами сирот и, увлекаемые мощным потоком восторженных людей, брели по мостовой с тупо-покорным видом и бегающим взглядом; они были ошеломлены, никто на них не обращал внимания, а сами себе они казались беспомощным перышком в половодье.
Брих вошел в отдел.
— Что с вами, доктор, вам нехорошо? — спросил Главач; он причесывался у зеркала над умывальником и спешил догнать Штетку и остальных, которые уже ушли. Не дождавшись ответа, он выбежал, хлопнув дверью.
Брих сел за стол в опустевшей комнате и подпер голову руками. За широким окном сумерки уже опускались на крыши домов. Брих глядел в окно. Он закурил окурок сигареты и слушал свое прерывистое дыхание.
Тишина угнетала его. Сегодня никто не звал Бриха, не вынуждал его присоединиться к коллективу, но Брих сам чувствовал, что ему не высидеть в пустой комнате. Он встал, надел пальто и вышел, не зная куда и зачем. Э-э, не важно! Надо поглядеть своими глазами…
Он сбежал по безлюдной лестнице, вышел на улицу и, надвинув шляпу на лоб и засунув руки в карманы, поспешно продирался через толпу. Душным, забитым людьми пассажем он выбрался прямо на Вацлавскую площадь. Вот оно! Людской поток увлек его, Брих не сопротивлялся. Наконец он застрял, прижатый к железной решетке у витрины магазина детского белья. Брих то тупо глядел в витрину, на запыленные розовые и голубые детские гарнитурчики, то снова обращал взор на улицу… Ему казалось, что перед его глазами мчатся обрывки какого-то ускоренно демонстрируемого фильма. У него немного озябли ноги, он топтался на месте и шмыгал носом, затерявшись в шумной толпе, погрузившись в ее тесную теплоту. Ему было все видно и все слышно. Брих увидел, как в буре ликующих возгласов на нижнем конце Вацлавской площади появился премьер-министр и торжественным голосом объявил в микрофон, что президент принял отставку министров и утвердил новый состав правительства. Казалось, темные стены домов рухнут от бури восторга, которая взметнулась после этих слов. Какой-то человек рядом орал Бриху в самое ухо, приподнимался на цыпочки и махал шляпой, смеясь и чуть не плача от радости. Не сдержавшись, он хлопнул Бриха по плечу, настолько упоенный, что не заметил выражения лица соседа. Все вокруг ликовали, мужчины и женщины… Это их победа, слушай их, Брих! Слышишь эти возгласы?
«Да здрав-ству-ет то-ва-рищ Гот-вальд! Да здрав-ству-ет…» — кричал человек рядом; у него даже напряглись вены на шее. Его голос тонул в урагане звуков, бушевавшем на площади. «Да здрав-ству-ет…» Что же такое происходит? Что случилось? Настал рай на земле? Погляди, все они верят в этот рай! «Работы, хлеба и мира!», «Да здравствует товарищ Готвальд!», «Да здравствует КПЧ!», «Ка-Пе-Че!»
Брих вцепился руками в решетку за спиной. Мысли, слова, лица смешались в его сознании. Патера, Ондра, Бартош, дядюшка, Барох! Все словно бы кончилось и все начинается сначала. Конец старым порядкам. О каком это пути только что говорил оратор? Для кого все это лишь начало? Вот оно, распутье, выбирай же дорогу, Брих!
Он протолкался сквозь толпу. Прочь отсюда! Пробежав пассаж, Брих спешил по растревоженным улицам, уже погружавшимся в туманные сумерки. Обратно на службу! Брих вспомнил, что забыл там портфель.
Репродукторы разносили шум площади по улицам вечернего города.
Брих шел по затихшим коридорам компании. Его подошвы одиноко шлепали по резиновым дорожкам. В полутьме резко вырисовывались контуры столов и шкафов в пустом помещении контокоррентного отдела. Брих ощупью нашел на столе портфель, и, когда снова вышел в безлюдный коридор, ему показалось, что где-то раздался слабый стон.
Брих остановился и затаил дыхание. Ни звука. Он недоуменно покачал головой и зашагал было снова, но новый, еще более отчетливый стон приковал его к месту.
Откуда же это?
Прислушиваясь, он дошел до конца коридора, где была дверь в комнатку Бартоша, не колеблясь постучал и вошел.
В прокуренной комнатке горела только настольная лампа. Поникший Бартош сидел, бессильно опустив голову на стол, и тихо стонал. Глаза у него были закрыты, левая рука прижата к животу, в правой он судорожно стиснул стеклянный шарик пресс-папье, словно желая раздавить его в приступе острой боли.
— Что с вами?
Брих положил руку ему на плечо. Бартош с трудом поднял голову и поглядел на вошедшего измученными глазами. Он закусил губы, но сквозь них все же часто вырывались болезненные стоны.
— Вызвать скорую помощь?
Бартош медленно покачал головой, на лбу у него выступил пот.
— Нет, не надо… Пройдет… — прошептал он и попытался встать.
Брих выскочил в коридор, намочил у крана полотенце и обмотал его вокруг головы Бартоша. Это было ни к чему, и все же больной немного успокоился. Тяжело дыша впалой грудью, он тыльной стороной руки стирал со лба струйки пота. Немного погодя он сказал терпеливо ожидавшему Бриху:
— Благодарю вас, Брих. Я думал, что эта проклятая боль вывернет мне все внутренности. На Вацлавской меня вдруг так забрало, что я едва добрался сюда. Но мне уже… уже легче. Так хотелось остаться там до конца!.. Вы видели? Вот теперь все в порядке!
