Екатерина Шпиллер - Рома, прости! Жестокая история первой любви
Они упали друг другу в объятия и обнялись так сильно, как только могла позволить зимняя одежда.
— Я идиотка, я дура, я ненормальная, — плакала Рита.
— Не надо! Это я — кретин распоследний. Я заслужил все это, — и опять ему пришлось слизывать ее слезы, градом катившиеся по щекам.
— Ты не посмеешь! Ты не посмеешь уйти от меня! — Она вдруг схватила его за плечи и начала встряхивать и говорить требовательно и строго. — Теперь все: глупости свои — забудь! Завтра ты переезжаешь ко мне. Послезавтра ты знакомишься с Ванькой.
— Разве так правильно? — шептал он, глядя в ее глаза, которые жили, светились. — А вдруг он меня не воспримет?
— Этого не может быть, — убежденно ответила Рита. — Он очень хороший человек и воспринимает всех, тем более, что мне он доверяет. Но…
— Что… но? — испугался Макс.
— Юлька… — еле слышно сказала Рита.
— Рит… Тут есть одна идея. Правда, не моя, мамина. И он рассказал ей…
…как было дело. Макс, как обычно, лежал на своей кровати, созерцая потолок. Вид у него был еще тот: синий цвет лица, темные круги вокруг глаз, у рта появилась горькая складка, которая взрослила, вернее, старила его лет на десять. Темные кудри в беспорядке, грязные, на щеках — трехдневная, как минимум, щетина. И пустой взгляд в потолок, в одну точку.
Дверь в комнату распахнулась. На пороге стоял отец с радиотелефоном в руке. Из-за его плеча выглядывала мама, нервно хрустя ухоженными пальцами.
— Мася! — ласково сказал отец. — Возьми трубку!
— К чертям собачьим, — спокойно ответил тот.
— Мася, сынок, это Рита, — громко зашептала мама.
— Что? — Макс приподнялся на локте и уставился на родителей. — Кто? — И он со страхом покосился на телефон.
— Это Рита! — вновь зашептала мама. — Она сказала: мы идиоты, мы сами убиваем любимых людей…
Макс одним прыжком подскочил к Володе и выхватил трубку у него из рук. Больше он ничего не видел, а ведь Володе пришлось подхватить маму на руки и отнести на диван — ноги ее не держали…
Потом Макс выскочил из комнаты и бросился в ванную. Там он был с полчаса и все время пел арию тореадора. Когда он вышел, свежий и благоухающий, взгляд его снова был мрачен. Исподлобья взглянув на родителей, он процедил:
— Как бы скрыть все это от сестры? Опять ведь что-нибудь удумает!
И тут Людмила Сергеевна сказала решительно:
— Уезжайте куда-нибудь. Недельки на две. Я возьмусь за нее, вправлю ей мозги, чего бы это ни стоило.
— А если не получится? — с сомнением спросил Макс.
— Я еще пока ее мать, — твердо ответила Людмила Сергеевна. — Уж как-нибудь справлюсь.
Откровенности ради надо отметить, что она совсем не была в этом уверена. Но сейчас важно было другое: Макс приходит в норму и это надо закрепить. Так или иначе. Правдой или неправдой, не имело значения.
— Только ты мне обещай, — горячо заговорила Людмила Сергеевна, — что ты вернешься в институт и оставишь свои глупости!
— Мама, я клянусь! — Макс торжественно прижал руки к груди. — Был дурак, исправлюсь. Раз она меня любит… Йя-ха! — И он подпрыгнул каратешным прыжком, прямо из него налетел на мать и крепко обнял ее. «Совсем мальчишка! — удивилась Людмила Сергеевна. — Как эта женщина за него замуж собралась?»
— Давайте решайте, куда поедете, — повторила свою мысль Людмила Сергеевна:
— Мы от Юльки спрячемся, спрячемся… Стой! Кто идет? — таинственным шепотом заговорил Макс, согнулся и сделал вид, что крадется.
— Прекрати дурачиться! Я серьезно! Володя, — обратилась она к улыбающемуся мужу, — сделай им путевки на Кипр, что ли…
— Э, нет, — Макс моментально стал серьезным. — Мои дорогие родители! Этот вопрос мы решим сами, на свои средства. Мы уже большие мальчик и девочка.
— А сколько у вас «своих»? — поинтересовался Володя.
— На побег хватит, — храбро уверил их Макс, прекрасно знавший, что за две недели его шатаний по городу и крутых попоек в одиночку или черт знает с кем, у него остался практически нуль.
Все-таки сильно подморозило. Рита и Макс вынуждены были нырнуть в ближайшую кафешку, чтоб не замерзнуть насмерть. То была абсолютно несовременная, немодерновая, видимо, никем не приватизированная типично советская сосисочная. Они даже засмеялись, увидев грязноватые столы-стоячки, мокрые ложки-вилки (не ножи!) в сером пластмассовом поддоне, огромный металлический чан с «кофе» и грузную, мрачную тетку в грязном белом фартуке за кассой.
— Ух, ты! — восхитился Макс. — Экзотика! Рита с нежностью взглянула на него.
— Малютка! Я все студенчество в таких обедала. Тебе тогда было…
— Молчи! — он закрыл ей рот ладонью. — Эта тема исчерпана. Ты меня доведешь, ей-богу, я паспорт подделаю.
— Лучше я! — засмеялась Рита. — Только шестерка на семерку не переделывается.
— А на восьмерку? Запросто!
— Это ж сколько мне тогда? Ой, я несовершеннолетняя еще! А тебе уже исполнилось восемнадцать, тебя посадят за растление!
Так они весело болтали, выбирая на раздаче какие-то салаты, бульоны, соки… Потом, за столиком, прижавшись друг к другу, они тихонько обсуждали ближайшее будущее; дальше заглядывать пока не решались и осторожно, как саперы на разминировании, обходили тему.
— Насчет уехать, — задумчиво говорила Рита — это здорово бы! Только вдвоем, далеко от всех… Слушай, ты выглядишь, как покойник! Ты меня прямо испугал своим видом.
— Я сам себя каждый день в зеркале пугал, — глуховато ответил Макс, вздрогнув при воспоминании о последних неделях. Нет, даже не воспоминании: все тонуло в каком-то угаре, слезах, запахе водки, боли в затылке… Этих дней просто не было, они вычеркнуты, убиты. Что было? «Горе, — отвечал он сам себе. — И еще ужас и отчаяние. Вот как они выглядят.
Для меня, по крайней мере. А я, оказывается, легко ломаюсь».
— Знаешь, — сказал он вслух, — я, оказывается, легко ломаюсь. Стыдно признаваться, но какой же я сопляк.
Рита с силой сжала его руку.
— Нам надо быть вместе. И тогда мы будем сильными, никто и ничто нас не победит… Но давай о деле…
— Да, — оживился Макс. — О деле. Дело-то плохо: я нынче на бобах. Конечно, я мог бы занять…
— Погоди! Сколько у тебя бобов? У меня ведь тоже кое-что есть…
И они стали подсчитывать деньги, оставшиеся от накоплений Макса и в кошельке Риты. С учетом того, чтобы после возвращения из «бегства» не сесть на голодный паек.
— И что мы можем на эту сумму? — печально спросила Рита, когда вся арифметика была сделана. Макс хмыкнул.
— Два билета на поезд в Петербург и обратно и максимум дней пять в очень средней гостинице. Без удобств. Фе!
— Кошмар, — констатировала Рита. — Хотя Питер — замечательный город. Представляешь, я там никогда не была. И всегда мечтала…
— Значит — Питер! — твердо решил Макс.
Людмила Сергеевна приводила себя в порядок, восстанавливалась по частям после долгих дней кошмара. Она с упоением красила волосы новой крем-краской, делала всякие маски и примочки для лица, массировала шею. «К косметичке — потом, завтра или послезавтра. Сегодня — сама, в моем замечательном доме, в моей любимой ванной! Ах, вы, мои дорогие мисочки, ваточки, кисточки! Как я люблю вас всех!» Тихонько мурлычет магнитофон, в комнате Макса — образцовый порядок, мир и покой вернулись в их красивую квартиру. Люся гонит от себя одну-единственную мрачную мысль… Но та не отгоняется. «Я обещала ему обуздать Юльку. Как? Что я должна сделать? Как вообще говорить с ней? Ведь все уже тысячу раз сказано. Но ладно, ладно, не сегодня, пусть завтра с утра эта проблема встанет в полный рост. Сегодня надо расслабиться». И Люся вытягивается на диване, положив ноги чуть выше, на подушечки. На ее лице — грязевая маска, самая полезная, очищающая, омолаживающая… Из сладкой полудремы Люсю выводит мягкая трель телефона.
— Алло! — Как бы не запачкать трубку. — Да, Мася! Останешься у Риты… Хорошо, спасибо, что предупредил! Что вы решили? Куда? — Только благодаря коричнево-зеленому цвету маски не видно, как побледнела Люся. — В Ленин… то есть в Петербург? А почему туда? А… Понятно… Знакомых? Нет, у меня нет… Впрочем, погоди! — Люся так разволновалась, что заходила с телефоном по комнате. — Я кое с кем поговорю. Позвони мне завтра утром. Не за что, я ничего не обещаю. Ладно, пока. И… поцелуй от меня Риту… Я тоже люблю тебя, Мася!
Маска еще не досохла, а Люся уже бросилась в ванную смывать ее. То, что пришло ей в голову, надо провернуть до прихода Володи, чтобы он лишний раз не дергался. А то за последние недели ее «молодой» муж здорово сдал…
Еще промокая лицо мягким полотенцем, Люся уже нажимала кнопки телефона. Единственный человек, к которому в этой ситуации не стыдно было обратиться, кто был в курсе всего и, кроме того, имел в Питере хороших знакомых, — это Татьяна Николаевна, бывшая учительница…
