Аля Аль-Асуани - Чикаго
— Прочитайте работу внимательно. На будущей неделе я попрошу вас коротко изложить ее суть и дать комментарий.
На следующем семинаре, когда подошла очередь, Данана, в своем неизменном костюме, поднялся, откашлялся и начал длинную тираду. Он неистово жестикулировал и говорил на ломаном английском, то повышая тон, то понижая, с целью произвести впечатление на слушателей, как будто выступал с речью на заседании Национальной партии. Студенты смотрели на него с изумлением, а он говорил:
— Дорогие коллеги! Поверьте, проблема заключается не в методах исследования. Таковых, хвала Аллаху, великое множество. Сегодня мне хотелось бы обсудить с вами то, что стоит за методом. У каждого из нас есть определенное представление о методе. Нужно, повторяю, нужно откровенно признаться… Ради будущего науки, ради наших детей и внуков!
Обычно Бейкер записывал все, что говорил докладчик, чтобы можно было объективно оценить студента. Но Данана своей речью смутил его настолько, что на секунду он принял его за сумасшедшего. Однако, исключив эту мысль, профессор был вынужден резко прервать докладчика:
— Мистер Данана… Прошу обратить внимание на то, что вы говорите совершенно не по теме нашего курса!
Слова Бейкера могли остановить любого аспиранта. Но Данана, поднаторевший в полемике на политических собраниях, даже глазом не моргнул.
— Профессор Бейкер, — громко продолжил он, — прошу вас, я призываю коллег быть откровенными… Чтобы каждый из нас высказал свою идею о методе.
Лицо Бейкера побагровело, и он гневно закричал:
— Послушайте! Хватит! Я не позволю вам устраивать балаган! Или говорите по делу, или замолчите. Или я попрошу вас покинуть аудиторию.
Данана замолчал и вздохнул. Он изобразил из себя незаслуженно обиженную важную персону, которая в силу своих врожденных благородных манер переживет это и забудет. Лекция продолжилась как обычно. Когда занятие закончилось, Бейкер уставился на Данану и спросил его с удивлением и раздражением:
— У вас психологические проблемы?
— Нет, конечно, — ответил Данана с невозмутимой улыбкой.
— Почему же тогда вы не прочитали работу?
— Я прочитал ее.
— Но вы не сказали по ней ни единого слова. Вы потратили учебное время на пустую болтовню.
Данана положил руку Бейкеру на плечо как старому приятелю и назидательно произнес:
— Я предпочитаю подавать научную информацию в стиле непосредственного человеческого общения, сближающего учащихся.
Бейкер строго посмотрел на него и спокойно возразил:
— В аудитории стиль работы определяю я, а не вы!
Он открыл папку, которую держал в руке, вытащил из нее приличную стопку листов и протянул их Данане:
— Даю вам последний шанс. Возьмите. Изучите эти материалы внимательно. Я хочу, чтобы вы изложили мне краткое содержание не позднее чем через два дня.
— На этой неделе у меня нет времени.
— Как вы можете быть аспирантом и не находить времени на учебу?!
— Я не простой аспирант. Я президент Союза египетских учащихся Америки.
— И какое отношение это имеет к учебному процессу?
— Мое время мне не принадлежит. Им распоряжаются мои коллеги, которые возложили на меня эту ответственность.
Бейкер молча смотрел на него. Он действительно растерялся — таких людей он раньше не встречал. Данана деловито продолжил:
— Профессор Бейкер… Надеюсь, вы примете во внимание мою занятость.
Бейкер взорвался от гнева:
— Вы понимаете, что несете чушь?! Здесь вы аспирант, и только. Если у вас нет времени на учебу, не учитесь!
Бейкер развернулся, чтобы уйти. Данана побежал за ним, увещевая, но Бейкер только отмахнулся. С того дня общение с Дананой стало для Бейкера тяжелым психологическим испытанием. Несмотря на свой большой опыт, профессор не знал, как с ним поступить. Данана посещает несколько занятий, затем исчезает, но каждый раз приходит с рассказом, что у одного из студентов возникла проблема, ради которой Данана был вынужден ехать в Вашингтон, или что соотечественнику стало неожиданно плохо, и его пришлось отвозить в больницу.
Однако дело было не только в пропуске занятий. Научная подготовка, с которой он приехал из Египта, была практически нулевой. Карьеру он сделал не своим трудом, а благодаря связям со спецслужбами, работать на которые начал, еще будучи студентом. Каждый год службы безопасности оказывали давление на профессоров медицинского факультета Каирского университета, чтобы те ставили ему незаслуженно высокий балл. Так продолжалось, пока Данана не был назначен ассистентом, получив магистерскую степень. В конце концов его послали на стажировку в Иллинойс, где обнаружились его реальные знания, и продолжать учебу он не мог. Профессор Бейкер часто приходил в недоумение от невежества Дананы даже в основах медицины. Однажды он спросил Данану с удивлением:
— Не могу понять, как вы могли закончить тот же факультет, что Тарик Хасиб и Шайма Мухаммади? Их уровень гораздо выше вашего.
Прошло два года, а Данана так и не приступил к написанию диссертации. Выполненную работу нужно было сдать на неделе, однако он пропускал занятия три дня подряд. Утром четвертого дня Бейкер работал в лаборатории, когда к нему постучали. Дверь распахнулась, и вошел Данана. Не обращая на него внимания, Бейкер продолжал заниматься своим делом. А когда Данана затянул свою любимую песню, Бейкер, не поворачиваясь в его сторону, прервал его и спокойно сказал, смотря с прищуром в стеклянную пробирку, словно проверяя ствол ружья:
— Значит, на этой неделе вы не сдали результатов исследования. Тогда я попрошу освободить меня от руководства вашей работой.
Данана собрался что-то сказать, но Бейкер махнул на него рукой и сказал, удаляясь вглубь лаборатории:
— Мне нечего вам сказать. Это был ваш последний шанс.
Карам Дос улыбнулся:
— Извините за беспокойство, Наги.
— Прошу вас!
— Разрешите пригласить вас на чашечку кофе.
При тусклом освещении коридора его лицо показалось мне усталым и бледным, как будто он не спал со вчерашнего дня. Он не переоделся, одежда была мятой и несвежей.
— Если вы по поводу вчерашнего, то забудьте, — сказал я ему.
— Нет. Это важнее.
Я и сам был уставший, и новые ссоры и проблемы мне были не нужны.
— Давайте в другой раз, — сказал я. — До сих пор не могу прийти в себя.
— Прошу вас. Это не займет много времени.
— Хорошо. Заходите. Подождите, пока я переоденусь.
— Не торопитесь. Я подожду вас в холле.
Через четверть часа я сидел рядом с ним в красном «Ягуаре». Откинувшись на спинку мягкого кресла, я представил себя героем зарубежного фильма о гонщиках.
— Отличная машина, — сказал я. — Дорогая, наверное.
Улыбнувшись, он спокойно ответил:
— Я хорошо зарабатываю, слава Богу!
Внутри автомобиль был напичкан различными приборами, как в самолете. Карам схватился за широкую металлическую ручку коробки передач, дернул за нее, мотор взревел, и машина рванула с бешеной скоростью.
— Любите гонки? — спросил я у него.
— Обожаю. Еще ребенком мечтал оказаться за рулем такого автомобиля. Сейчас вот воплощаю заветную мечту!
В его голосе чувствовалась откровенность, которой вчера не было. Как будто вчера он разыгрывал спектакль, а сегодня, сняв маску, дружески общается. Он спросил меня, как старого приятеля:
— Ты уже видел Раш-стрит?
— Нет.
— Раш-стрит — улица, облюбованная чикагской молодежью. Здесь самые популярные бары, рестораны и дискотеки. В выходные здесь собирается молодежь, танцует и пьет до утра. Своеобразный способ массово отмечать конец рабочей недели. Смотри!
Я повернулся в ту сторону, куда он указывал мне рукой, и увидел группу конных полицейских. На фоне гигантских небоскребов они выглядели странно. Карам сказал сквозь смех:
— Поздно ночью, когда пьяные шумят и затевают драки, конная полиция их разгоняет. В дни моей молодости друг-американец научил меня, как напугать лошадь. Мы выпивали, выходили на улицу, и когда с помощью лошадей нас пытались разделить на группы, я подкрадывался к животному сзади и щипал его. Лошадь издавала ржание и уносила всадника прочь.
Карам поставил машину на стоянку, захлопнул дверцу и включил сигнализацию. Я шел рядом с ним, восхищенный неоновым светом, который постоянно то гас, то вспыхивал, превращая улицу в один большой ночной клуб. Вдруг позади нас раздался голос:
— Минуточку, мистер!
Я остановился, чтобы обернуться и посмотреть, но Карам взял меня за плечо и прошептал на ухо:
— Не останавливайся. Не оборачивайся. Ни с кем не разговаривай.
Он сказал это так властно, что я подчинился. Он пошел быстрее, я последовал за ним. Тотчас рядом с нами вырос высокий худой чернокожий парень — до плеч свисают африканские косички, на руках браслеты, на шее цепи, гремящие при малейшем движении.
