Олег Рой. - Амальгама счастья
Она спала, а за окнами тихо падал ноябрьский снег — такой, какой бывает только в Москве: крупный, торжественный, песцово-пушистый — и город сдавался наступающей зиме освобожденно и радостно, пытаясь поскорее забыть про осеннюю слякоть, грязь и тоску.
Глава 9
— Ну, Даш, ты даешь! — Катерина смотрела на коллегу по отделу во все глаза, пораженная той деловой прытью, которую демонстрировала сегодня весь день обычно дисциплинированная, но не слишком рвущаяся к деятельности Даша. Переделав к четырем часам дня количество дел, вполне соизмеримое с четырьмя днями обычной работы, полностью закончив подготовку к открытию частной художественной галереи (банк спонсировал эту затею, и торжественное открытие должно было состояться нынче вечером), организовав все нужные, напоминающие о мероприятии звонки и заручившись согласием всех приглашенных быть непременно, подготовив информацию для газет и убедившись, что журналисты собираются выполнить свое обещание поставить ее на завтрашние полосы, — словом, сотворив все эти профессиональные чудеса, Даша оставалась такой же спокойной и свежей, какой она вошла утром в банковские двери. А Катя, уже изнемогающая от усталости под грузом ежедневных обязанностей, с легкой завистью наблюдала за невиданной непринужденностью, с которой, казалось, давались приятельнице ее неожиданные успехи, и за той таинственной радостью, которой почему-то в этот день так и веяло от соседки по отделу…
— Поделись секретиком, — с нарочито ноющей интонацией продолжала Катюша, демонстративно потирая спину, которая, впрочем, еще никогда у нее не болела, — как это ты сегодня все успеваешь и при этом летаешь, как на крыльях? Может, тебе зарплату прибавили после интервью в журнале? Нехорошо скрывать от народа, обмыть надо… Или повышение по службе Клонов обещал? А может, дело вообще не в работе, и ты просто-напросто влюбилась?…
Дашин смех рассыпался по комнате россыпью хрустальных колокольчиков, и она ответила, не отрываясь от просмотра каких-то бумаг:
— Именно влюбилась. Вот попробуй сама — только всерьез, по-настоящему — и тогда увидишь, как начнешь порхать и сиять, а с делами будешь справляться одним движением мизинца.
— Ну да, — не поверила Катя. — Когда я влюблена, я вообще о работе думать не способна, а ты вон шустрая стала, как электровеник… Не морщись, не морщись, я знаю, что ты не одобряешь мою манеру выражаться.
— Не твою лично, — резонно заметила в ответ Даша, — а вообще такую манеру выражаться. Очень уж плоски и однотипны все эти модные крутые выраженьица. Но вообще-то, конечно, каждый выбирает по себе…
— Не учи меня жить, — начала было Катя известную всем цитату («И в самом деле, — подумала Даша, — почему я ее всегда поучаю? Потому только, что она меня младше?»), но в этот самый момент дверь в их кабинет распахнулась и в ее проеме материализовался лично Никита Юрьевич Клонов. Появление начальника здесь вместо обычного приглашения к себе через секретаршу показалось девушкам настолько необычным и настораживающим, что они не смогли удержаться от короткого обмена едва заметными обеспокоенными взглядами. Но на то Клонов и был гением коммуникабельности, чтобы примечать все, даже такой молниеносный выплеск служебного испуга. И тут же успокаивающе замахал перед носом сотрудниц короткими ручками:
— Все в порядке, девушки, не волнуйтесь, ничего не случилось. Я просто хотел вам напомнить… — он приостановился, бросил пристальный задумчивый взор на Катюшу и поправился так, чтобы его оговорка не осталась незамеченной: — …напомнить вам, Дарья Александровна (он с нажимом произнес это «вам», намеренно переведенное им из множественного числа в единственное), что вы должны сегодня быть на открытии галереи.
«Ох, и умеет же любимый начальник стравливать подчиненных», — с досадой подумала Даша, глядя на огорченную приятельницу. Ей самой эта длинная скучная тусовка первых лиц банка и художественного бомонда, с непременной пьянкой и мало предсказуемыми результатами, вовсе не была ни нужна, ни интересна. Но Катя еще так молода, ей так хочется приобщения к выдуманной «красивой жизни», она так наивно и трепетно верит, что их банковская верхушка проводит досуг с размахом и подлинным шиком, недоступным простым смертным, что отлучение ее от корпоративной вечеринки, на которую с такой неоправданно подчеркнутой любезностью была приглашена коллега, явно не могло улучшить их взаимоотношений. И, почувствовав себя без вины виноватой, Даша опустила голову и тихо ответила:
— У меня были другие планы на вечер. Но если вы считаете, что в мои должностные обязанности входит не только организация открытия галереи, но и присутствие на нем…
— Непременно, непременно, — благодушно замурлыкал Клонов, и девушка, обеспокоенная новыми, совсем недавно появившимися интонациями по отношению к ней, с излишней прямотой, в упор, посмотрела на собеседника. Однако тот уже вылетал из кабинета с обычной для него торопливостью, не сказав больше ни слова и не изволив попрощаться с Катей.
Тишина, воцарившаяся после его ухода, не продлилась долго. Посмотрев на Катюшу, едва сдерживающую слезы из-за нарочитого пренебрежения к ней, выказанного начальником, Даша собралась с духом и начала:
— Послушай, если ты считаешь, что…
— Ничего я не считаю, — перебила Катя, прерывисто вздохнув и вставая из-за стола. — Все я понимаю, все ясно. Меня, конечно, в глянцевых журналах не прославляют, да и работаю я еще совсем недавно…
Невольно и искренне страдая из-за детского разочарования этой глупышки, но не в силах постичь пока всей силы обуревавших Катюшу чувств, Даша почти вплотную подошла к ней и принялась горячо объяснять:
— Понимаешь, на эту тусовку он берет меня совсем не потому, что я Даша Смольникова и представляю для банка какую-то особую ценность, а потому что сегодня я — кадр, которым можно похвастаться и о котором случайно написали в прессе. Ну, нечто вроде переходящего знамени, попавшего к нам на очень короткое время; завтра ведь «самой обаятельной и привлекательной» назначат кого-нибудь другого, и Клонову надо успеть продемонстрировать меня окружающим, пока сенсация еще не остыла. А мне лично мелькать на открытии этой галереи и поддакивать начальству за бокалом шампанского совсем неинтересно, уж ты мне поверь. И тебе бы там тоже было скучно, в этом тоже поверь мне на слово, такие вечера ведь совсем не то, что ты себе представляешь…
— О господи, да нравится он мне, понимаешь? — простонала Катя, уже не скрывая от коллеги подлинной причины своих эмоций.
— Кто? — совершенно неприлично вытаращила на нее глаза Даша. — Кто нравится? Клонов?!
— Ну да. — И девушка всхлипнула. — Я, кстати, думала, что и сама… что он тоже обратил на меня внимание. Говорят, с Аллой-то — ну, с секретаршей — у него почти все, она, по слухам, даже менять работу собралась. Ну, я и надеялась… А он вот так, по мордасам, в твоем присутствии… Думаешь, приятно?
Даша молчала, не зная теперь, что сказать. Представить, что хорошенькой смуглой Кате, явно не обделенной вниманием мужской половины человечества и то и дело ускользающей по вечерам на свидания, нравится неуклюжий полноватый мужичок с постоянно хитрым выражением лица и что она способна завидовать сомнительной участи и еще более сомнительной репутации секретарши Аллочки, любимым занятием которой было хвастаться среди сотрудников новыми подарками начальственного любовника, — представить все это было выше Дашиных сил. Ну конечно, от него исходит весьма ощутимая эманация власти и он обладает в банке определенным влиянием… но — нравиться? Впрочем, подумала Даша, может быть, расстраиваться по такому поводу все же лучше, нежели всхлипывать из-за того, что на рекламную акцию начальство пригласило не тебя…
Она продолжала думать об этом и позже, когда мчалась в блестящей машине рядом с начальником на Тверскую, где в одном из крохотных особнячков известного всем москвичам переулка должна была открыться новая художественная галерея. И потом, пока слушала, как разливалась соловьем красивая худощавая хозяйка галереи, затянутая, как змея, в платье из переливающейся чешуи и рассказывающая, что ее цель — помощь обедневшим московским художникам и пропаганда настоящего искусства. И когда бродила вдоль выставленных на аукцион полотен, многие из которых действительно были по-настоящему хороши.
И во время фуршета, слушая подобострастные тосты в честь руководителей банка, так активно, если верить выступающим, поддерживающих творческие начинания москвичей… Практически каждое из этих выступлений и весь сценарий открытия выставки были подготовлены и написаны ею, Дашей, это была ее работа, и, наблюдая за течением вечера, она неожиданно для себя самой снова и снова возвращалась мыслями к изумившей ее маленькой Катиной тайне и размышляла о том, как неисповедимы пути господни, какими причудливыми путями движутся человеческие эмоции и сколь разными создала нас судьба, если человек, кажущийся ей, Даше, почти отвратительным, смог вызвать интерес и восхищение у такой юной, прелестной девочки, как Катя.
