Вирджиния Эндрюс - Лепестки на ветру
Осень пролетела быстро в отличие от других сезонов, когда время тянулось так однообразно, и мы просто становились старше, а юность была у нас украдена. У меня много времени уходило на то, чтобы следить за действиями и передвижениями матери, а когда я сунула нос в историю семьи Барта, то не пожалела своего драгоценного времени и на это.
Я проводила долгие часы над старыми книгами, читая о семьях, которые основали Грингленн. Его предки появились здесь приблизительно в то время, что и мои — в восемнадцатом веке, они тоже были из Англии и обосновались в той части Виргинии, которая называется сейчас Северной Каролиной. Я подняла голову и уставилась в пространство. Было ли простым совпадением, что и его, и мои предки принадлежали к этой «Потерянной колонии»? Некоторые из мужчин поплыли обратно в Англию, чтобы пополнить запасы, а когда вернулись, то застали колонию заброшенной. Там никто не выжил. И поэтому никто не мог рассказать, что произошло. После революции семейство Уинслоу переехало в Южную Каролину. Как странно. К этому времени Фоксворты тоже были там.
Не проходило ни дня, чтобы я не ожидала встретить свою мать на улицах Грингленна или в магазинах. Я смотрела на каждую встречную блондинку. Ища ее, я заходила в дорогие магазины. Высокомерные продавцы подходили ко мне и спрашивали, чем они могут мне помочь. Конечно, они не могли мне помочь. Я искала свою мать, а на вешалке она не висела. Но она была в городе! Я узнала об этом из светской колонки. Я могла встретиться с ней в любой день!
Одним солнечным воскресным днем я бежала исполнить поручение мадам Мариши, когда вдруг заметила впереди мужчину и женщину, таких знакомых, что у меня чуть сердце не остановилось. Это были они! То, что я увидела ее, так небрежно идущую рядом с ним, наслаждающуюся жизнью, повергло меня в панику! Ком подкатил к горлу. Я осмелилась приблизиться, так что я шла почти рядом. Если она обернется и увидит меня, что я буду делать? Плюну ей в лицо? Да, я мечтала об этом. Я могла бы поставить ей подножку и посмотреть, как она грохнется, потеряв все свое достоинство. Это было бы прелестно. Но я не делала ничего, только дрожала, прислушиваясь к их разговору.
Ее голос был таким нежным и мягким, таким воспитанным и благородным. Я поразилась, какая она до сих пор стройная, какие у нее прекрасные волосы, мягкой волной спадающие с лица. Когда она опять повернулась, чтобы что-то сказать своему спутнику, я увидела ее профиль. Я вздохнула. О, Господи, моя мать в дорогом розовом костюме. Красавица-мать, которую я так любила. Мать-убийца, которая по-прежнему может взять мое сердце и выжать его досуха, потому что я когда-то так ее любила и так ей доверяла; и где-то в глубине меня жила еще маленькая, как Кэрри, девочка, все еще мечтавшая о матери, которую можно любить. Почему, мама? Почему ты любишь деньги больше собственных детей?
Я подавила рыдание, так как она могла бы услышать меня. Чувства мои вышли из-под моего контроля. Я хотела подойти к ней и бросить ей в лицо обвинения прямо перед ее мужем, поразить его и заставить ужаснуться ее. А еще мне хотелось броситься к ней на шею, назвать ее по имени и умолять, чтобы она снова меня полюбила. Но все эти чувства захлестнуло волной презрения и жажды мести. Я не заговорила с ней, ведь я еще не была ни богатой, ни знаменитой. Во мне не было ничего особенного, а она все еще была знаменитой красавицей. Она была одной из самых богатых женщин в округе и одной из самых удачливых.
В тот день я осмелилась на многое, но они не обернулись и меня не увидели. Моя мать была не из тех, кто оборачивается на улице или рассматривает прохожих. Она привыкла к тому, что это на нее все бросают восторженные взгляды. Королевой среди простолюдинов шла она по улице, как будто вокруг не было никого, кроме нее и ее молодого мужа. Насмотревшись вдоволь на нее, я перевела взгляд на ее мужа и стала упиваться его особой, хищной мужской красотой. У него уже не было его пышных усов. Его темные волосы были гладко зачесаны назад и модно подстрижены. Он был немного похож на Джулиана.
Слова, которыми перебрасывались моя мать и ее муж, о многом мне не сказали. Они обсуждали, в какой ресторан пойдут ужинать, и не считает ли он, что мебель, которую они купили сегодня днем, лучше было покупать в Нью-Йорке.
— Я в восторге от дивана, что мы купили, — сказала она голосом, который вернул меня назад в детство. — Он напоминает тот, который я купила как раз перед тем, как убили Криса.
О, да. Тот стоил две с половиной тысячи долларов и был совершенно необходим в одном из углов гостиной. Потом на шоссе погиб папа, и все, что было неоплачено, пришлось возвращать, и его тоже.
Я шла за ними следом, решив, что судьбе решать, заметят они меня или нет. Все равно они здесь и живут в доме Барта Уинслоу. Я тащилась за ними, и меня переполняли мысли о мести, я презирала ее, восхищалась им и думала, как бы ее побольнее ударить. Неужели я трусила! Я не делала ничего, абсолютно ничего! Злясь сама на себя, я помчалась домой и уставилась на себя в зеркало. Я ненавидела собственную внешность, я так была на нее похожа! Провались она пропадом! Я схватила тяжелое пресс-папье с маленького столика, купленного мне Полом, и запустила им в зеркало. «Вот, мамочка! Теперь ты разбилась на куски! Тебя нет, нет, нет!» Потом я долго плакала, а через несколько дней пришел рабочий и заменил зеркало. Дура, вот кто я была, жалкая дура. На это пришлось потратить деньги, которые я отложила на подарок Полу ко дню рождения. Ему исполнялось сорок два.
Но настанет день, и я ей отплачу. Причем так, что меня это не заденет. Это будет больше, чем разбитое зеркало, гораздо, гораздо больше.
ПОДАРОК КО ДНЮ РОЖДЕНИЯ
Обязанности врача и сами пациенты порушили множество моих планов. В тот знаменательный день я пропустила балетный класс и сразу после школы помчалась домой. Хенни я застала на кухне, она трудилась над ужином, меню которого было составлено мной и состояло из любимых блюд Пола. Мясо по креольски с креветками, крабами, рисом, зеленым перцем, луком и грибами — столько всего, что я замаялась отмеривать чайные ложки того и этого. Потом грибы и овощи надо было тушить. Вряд ли я еще раз согласилась бы готовить такое затейливое блюдо.
Едва поставив все в духовку, я принялась печь второй торт из того, что было под рукой, первый не поднялся в середине и не пропекся. Я прикрыла провал толстым слоем глазури и отдала его соседским ребятишкам.
Хенни суетилась вокруг и бросала на меня неодобрительные взгляды.
Когда я уже выкладывала кремом последнюю розочку, прибежал с черного хода Крис с подарком в руках.
— Я не опоздал? — спросил он, переводя дыхание. — Я могу пробыть только до десяти, мне надо успеть на вечернюю перекличку.
— Ты как раз вовремя, — сказала я торопливо, мне уже было пора мчаться наверх, принимать душ и переодеваться. — Накрывай на стол, а Хенни доделает салат.
Конечно, накрывать на стол было ниже его достоинства, но тут он безропотно согласился.
Я вымыла голову и уложила волосы крупными локонами, накрасила серебристо-розовым лаком ногти на руках и на ногах. Сделала макияж, используя весь опыт, который я приобрела из долгих бесед с мадам Маришей и разговоров с продавщицами парфюмерных отделов. Теперь, глядя на меня, никто бы не подумал, что мне только семнадцать. Я спустилась с лестницы, купаясь в восхищенных взглядах Криса, завистливых Кэрри и радостных Хенни.
Я быстро переставила все на столе, переложила хлопушки, дудки и смешные разноцветные клоунские шапочки. Крис надул несколько шариков и подвесил их к люстре. Затем мы сели и стали ждать, когда придет Пол и насладится устроенным для него праздником.
Шли часы, а он не приходил, и тогда я стала шагать взад и вперед по комнате, как шагала мама в тридцать Шестой день рождения папы, а он так и не пришел домой — никогда.
Наконец Крису пора было ехать. Кэрри стала зевать и капризничать. Мы покормили ее и отправили спать. Теперь она спала в собственной комнате, обставленной в бордово-красных тонах. Остались только я и Хенни, мы сидели, смотрели телевизор, а жаркое по-креольски остывало и высыхало, салат таял, потом Хенни стала зевать и отправилась спать. Праздник погиб, я осталась одна, ходила по комнате и волновалась.
В десять часов я услышала, как подъехала машина Пола, и он вошел через заднюю дверь с двумя чемоданами, которые брал с собой в Чикаго. Он кинул мне обычное «Привет!» и только потом заметил, как нарядно я одета.
— Эй, — сказал он, осматривая празднично украшенную столовую, — я что, как-то нарушил ваши планы?
Он был настолько необеспокоен своим опозданием на три часа, что я бы его убила, если бы так не любила. Я бросилась на него, так всегда поступают те, кто хочет скрыть правду.
— Что ты забыл на этом медицинском конгрессе? Мог бы и догадаться, что мы что-то готовим к твоему дню рождения. Но ты туда все-таки отправился. Что же ты позвонил и сказал, когда возвращаешься, а сам на три часа опоздал?
