Будовская Мара - Выкуп первенца
На Лёньку же в эти минуты было страшно смотреть. Абсолютно того не желая, накануне защиты диплома он со всем безумным семейством, от мала до велика. Вваливается прямо в квартиру к научному руководителю. Напоминает тому о его национальности, да еще и о принадлежности к какой-то древней избранной касте. Напускает на несчастного своего родственника — религиозного фанатика. Родственник склоняет уважаемого профессора и доктора наук к совершению какого-то явно не марксистско-ленинского обряда и даже предлагает за этот самый обряд какую-то смехотворную взятку в виде серебряной ложки. Да еще бормочет про какие-то там пять сиклей. Причём всё это — с бутылкой водки под мышкой. Вдобавок профессору предъявляют старушку, с которой у него когда-то были какие-то компрометирующие шашни! Немудрено, что несчастный Лёнька сидел в полной уверенности в том, что его научная карьера накрылась окончательно и бесповоротно, накрылась серебряной ложкой, и ничем иным. От сих мрачных мыслей Лёньку отвлёк Марик, подсовывающий бумажку, на которой большими печатными буквами было написано:
БАРУХ АТА АДО-НАЙ ЭЛО-ЭЙНУ МЕЛЕХ АОЛАМ, АШЕР КИДШАНУ БЕМИЦВОТАВ ВЕЦИВАНУ АЛЬ ПИДЬОН АБЕН
БАРУХ АТА АДО-НАЙ ЭЛО-ЭЙНУ МЕЛЕХ АОЛАМ ШЕЭХЕЯНУ ВЕКИЕМАНУ ВЕИГИАНУ ЛАЗМАН АЗЭ
И дан перевод: "Благословен Ты, Господь, наш Бог, Царь вселенной, Который освятил нас Своими заповедями и заповедал нам выкуп первенца".
"Благословен Ты, Господь, наш Бог, Царь вселенной, поддерживающий нашу жизнь и наше существование и давший нам дожить до этого времени".
Лёнька послушно произнёс и текст на иврите, и перевод, после чего вручил Зиновию Константиновичу полученную из рук Марика злосчастную ложку. На что Зиновий Константинович ответил без всякой бумажки:
— Йевархеха адонай веишмереха яэр адонай панав элеха вихунека йиса адонай панав элеха веясем леха шалом.
А потом тоже перевёл:
— Да благословит тебя Господь и сохранит, обратит Господь лицо на тебя и помилует, поднимет Господь к тебе свое лицо и дарует тебе мир. — и поднёс счастливому отцу стопку согретой мариковым телом водки.
Лёнька осознал, что Зяма, Зиновий Константинович, профессор, первосвященник, бонвиван и научный руководитель, — с нами, а не против нас, и, успокоившись, спросил его:
— Скажите, а это с вами часто случается? Ну, часто вам несут ложки?
Тот достал из буфета потёртую шкатулку для столовых приборов. Ложек в ней было чуть больше десятка.
— У моего покойного батюшки коллекция была побогаче. Но пропала в годы войны. Точнее, тоже пошла на выкуп первенца, меня.
— Как? — вскинулся Марик, — коэнов же этот обычай не касается…
— Очень просто, — ответствовал Зяма, — когда всех каменец-подольских евреев погнали на смерть, отец отдал связку «выкупных» ложек соседке-украинке, за спасение троих детей — меня, шестилетнего, трехлетней сестры и крошечного, полугодовалого брата. Она, принявши мзду, увела только меня, первенца. Я уже мог работать. И пригодился ей в хозяйстве. Вот вам и пидьон абен…
Уходя, я прижимала к себе свежевыкупленного Пашку, и повторяла:
…Да благословит тебя Господь. И сохранит.
Обратит Господь лицо на тебя. И помилует.
Поднимет Господь к тебе свое лицо. И дарует тебе мир…
