Александр Щёголев - Любовь зверя

— Сам ты «сила зла»! — сказала Милита. — Говорят тебе, обыкновенная баба, только очень сильная. Да еще психованная к тому же. Просто с ума сошла, и теперь мужичков к ногтю.

Студент отмахнулся. Он был начитан: все знал, очкарик.

— Я на эту тему, Милита, часто думаю. Проблема лавинообразного пробуждения сил зла в людях занимает особое место в теоретической мистике. Есть такая наука, к твоему сведению… Причем пробуждение не традиционного зла, рвущегося на волю косвенно, через человеческие страсти и пороки, а прямого, потустороннего. И, видимо, закономерно, если этот процесс пойдет именно с женщин. Так и должно быть. Женщина ведь вторична по отношению к мужчине, это прямо следует из Библии. Она несет человечеству вечное греховное начало, необходимое, как ни странно, для вечного и безуспешного утверждения добродетели. Поэтому…

— Смешной, — Милита вдруг снова обняла его. Притянула к себе. Тот обмер, поперхнулся очередной умной фразой. — Смешной ты… Тоненький, стройненький. Везет мне на таких, — нежность была в ее голосе. И в руках. Боже. Боже… — Слушай, малыш, ты что, серьезно интересуешься этой мурой? Всякими там привидениями, духами?

Возвратился пульс — гулкими, тугими толчками.

— А что? — проклятый кляп, наконец, отпустил горло. — Конец века, очередной всплеск мистицизма. Стараюсь не отстать…

— Ну-ну. Лучше послушай, как женщина-монстр убивала мужиков. Просто ломала, прямо руками. Никакой мистики. Элементарно — хрясь, и готов мешок костей. Вот так, вот так, чувствуешь?

Студента передернуло:

— Фу-у!

И паралич отпустил его. Одновременно упал душевный настрой, как-то сразу, глупо. Впрочем, не совсем настрой, если уж честно. То, что упало, было чуть ниже души. Жаль только, собеседницу чужие эмоции мало беспокоили:

— Отсюда жуткие слухи, понял? Особенно достается голове жертвы. Эта подруга ведь еще и целоваться может полезть, если вдруг мужик ей понравится. А головенка после ее ласки…

— Да кончай ты, Милита! — у него оказалось хорошее воображение.

— Нервишки шалят! Пардон, забыла, что вы у нас слабаки.

Опять все кончилось. Девочка мило улыбалась. Она в самом деле была хороша: распираемая здоровьем футболка притягивала руки, как магнит, плоть источала неотразимый в своей естественности запах. Запах полноценной женщины. Девятиклассница. Кровь с молоком.

Он спросил, сражаясь с возвращающейся тоской:

— А ты уверена, что поймаешь ее? И вообще, ты уверена, что справишься с ней?

— Да, — буднично сказала она, продолжая улыбаться. — Ты ведь мне поможешь. Кстати, не забыл, что надо будет делать?

— Не забыл… — Он собрал стремительно растущее недоумение в кулак и все-таки решился: — Милита, ну скажи ты, зачем тебе ее ловить?

Улыбка сползла. Бедро отодвинулось.

— Ты мне не нравишься, — ответила девочка. Встала. Долго молчала, пристально оглядывая местность, затем неожиданно предложила. — Кроме шуток, сбегай в парадную! Мало ли сколько еще ждать придется?

— Бред, — покачал головой студент. — Детство какое-то… — Он тоже встал и потянулся.

9. ПОДВАЛ

Ему здесь не нравилось. Ему не нравился этот дурацкий кабинет, больше похожий на бункер. Не нравились результаты проделанной им короткой прогулки. Ему вообще резко не нравилась здешняя атмосфера. Товарищ майор прошелся по коридорам, осмотрелся, побывал в спортзале, поговорил с людьми, и не встретил ни одного ученика мужского пола. Сплошь женское общество. Что за паршивый спортклуб! Впрочем, культуристочки были самыми обыкновенными, точно такими же, как в десятках других клубов, и точно такие же обыкновенно пошлые мысли пробуждали их убийственные фигурки. И оборудование в спортзале было обыкновенно пошлым. Но товарищу майору все равно здесь не нравилось. Ученицы оказались поразительно юны, как на подбор. Каждая — возраста его дочери. Старшеклассницы, просто девочки. Подозрительно?.. Ерунда, конечно: будь он сам тренер, набирал бы себе в клуб только эдаких, помоложе да повкуснее… Кроме того, отвечая ему, они не улыбались — глухо, непрошибаемо — взгляд их оставался взрослым, сильным, тренированным. Разве не подозрительно? Хотя, тоже ерунда: как бы мужское начало в нем ни пыжилось и ни острило, они-то, самочки, бабье переразвитое, не могли не чувствовать, кто с ними имеет честь беседовать. Не обманывал их гражданский костюм гостя — сразу поджимались, сразу вели себя правильно. Жаль, жаль. Видно же, что хамки, как на подбор — хамки, хамки, хамки, — и будь круг чуть теснее да знакомство чуть ближе, они ржали бы не переставая, вились бы рядом, сами бы подставляли ягодицы под его хозяйские руки, они же любят таких — настоящих, полновесных, только таких, как он, и любят они в своих дерьмовых жизнях — хамки, детки, мужики толстопопые, м-м-м, мечта!.. А вот меж собой они общались попроще. Товарищ майор, разумеется, прислушивался к чужим разговорам, профессионально хватал ушами словесный мусор вокруг себя в надежде отфильтровать что-то важное. Какую-нибудь сплетню про свою дочь — бабье ведь без сплетен не бабье. Не удалось, увы. Были в достатке трепетные девичьи откровения:

«Мать мне говорит: ну чего ты нянчишься с этим головастиком, он же тебя вместо ЗАГСа в библиотеку поведет записаться. А я ей, дуре, вежливо, чтобы в обморок не грохнулась: во-первых, говорю, до ЗАГСа я с ним не дойду, что бы он мне ни плел, а во-вторых, голова для мужика куда важнее тех частей тела, от которых ты балдеешь…»

Детство, глупость — через пару годиков пройдет. В достатке были и другие, совершенно непонятные реплики, например:

«Слушай, у меня „гад“ никак не получается. Уже два месяца, и чего делать, не знаю».

Или:

«Значит, так. Когда вдыхаешь, „гад“ проходит через позвоночник, накапливается в нижней части живота, а при выдохе нужно надувать им плечи и руки, сечешь?..»

Короче — пустое, пустое. И все-таки товарищу майору здесь не нравилось, не нравилось, и не нравилось. Профессиональная мнительность, ничего больше… А вот Милита действительно отсутствовала. Одна из ее местных подpужек подтвердила, что та еще не приходила. Буркнула этак равнодушно. Глядя взрослыми глазами. Даже не подумала хотя бы на секунду оторваться от своих гантелей, зараза. И на пошлые вопросы: «Что? Где? Когда?» — резонно ответила, удивившись: «Спросите у учителя, может он ее послал?» Паршивое, паршивое, паршивое место! И чего Милку сюда занесло? Хотя, все закономерно: тоже хамка, каких поискать… Что же делать? Ждать ее, не ждать? Гуляет, детка, развлекается. Только бы не влюбилась. Вдруг действительно какой-нибудь головастик очкастый упросил ее вытащить из стола искомую штуковину? Тогда — кол им всем в зад!

«Спросите у учителя…» Уважают они его, этого невидимого Старшего тренера, не только хором, но и каждая в отдельности — видно невооруженным глазом. Учитель хренов. Гуру из подвала…

При мысли «невооруженным глазом» товарищ майор привычно поправил под пиджаком слева, затем громко вздохнул:

— Сволочи.

Никто его не услышал. Помещение, принадлежащее «Старшему тренеру», было по прежнему пусто. Собственно, нет ничего странного, что начальство за истекший отрезок времени в кабинете не объявилось: гость недолго бродил по спортклубу. Что же делать? — в тысяча первый раз подумал он. До поезда — всего полтора часа. Но очень уж хочется побеседовать с этим гуру. На всякий случай. И вообще.

Товарищ майор огляделся.

Да, пусто. И тихо. Впрочем, не совсем тихо: по бункеру вдруг поползли еле слышные глухие голоса — поползли, исчезли. И снова… Он замер, напружинив слух. Потом мягко переместил себя через кабинет — к амбразуре в бетонной стене, к той самой, что удивила его двадцать минут назад. Осторожно освободив задвижку и потянул железную дверцу. Ничего не скрипнуло, не звякнуло. Все работало, как надо.

Там был точно такой же бункер, обставленный, правда, чуть более щедро. Две девочки школьного возраста имели в нем место. Одна сидела, другая стояла. Одеты вполне, намазаны согласно времени суток — хоть сейчас в «Асторию». Лениво бросали реплики:

— А мне он сказал, что я сегодня заниматься не буду, намечается очень важный разговор.

— А мне, что хочет заодно показать меня какому-то человеку, и чтобы я обязательно ему понравилась.

— А нулевая группа по каким дням занимается, не знаешь?

— По-моему, каждый день.

— Точно? Это хорошо, мне два раза в неделю не хватает.

На амбразуру они не обращали внимания. Скользили взглядом, попросту не замечали. Дырка, очевидно, замаскирована, подумал товарищ майор, подняв брови. Как в лучших учреждениях. Забавно.

Ему не нравилось здесь до тошноты.