Александр Щёголев - Любовь зверя

Александр Щёголев

ЛЮБОВЬ ЗВЕРЯ

7. ПОДВАЛ

Некоторая странность в нумерации глав получит объяснение в финале повести.

Он остановился, потому что распахнувшаяся на мгновение дверь преградила ему путь. Возникли два существа — поплыли, поплыли по коридору, удаляясь. Голые спины, слепленные из бугров мышц, торсы, раскачиваемые мощными ягодицами.

— Атлетки, — нежно сказал он. Проводил их профессиональным взглядом и вдруг крикнул. — Девочки, как настроение?

Гулкий звук. Настоящее подземелье.

Те обернулись, сделали неопределенные жесты, улыбаясь. Они шли босиком. В закрытых спортивных купальниках. И были очень, очень молоды.

— Можно вас на секунду? — снова крикнул он.

Было можно. Только пришлось подойти лично — они ждали.

— Виноват, у меня пара вопросов….

Ждали, уже не улыбаясь. Тогда заулыбался он:

— Для начала, как вас зовут, красавицы?

— Ты что, из милиции?

Не грубость, нет, просто эмансипированным красавицам хотелось знать. Что ж, их право. Впрочем, к чему скрываться? Он привычно прекратил быть штатским — стал подтянутым, цепким, сжатым — обычно это действовало на юных созданий женского пола неотразимо. Крепко усмехнулся:

— Называйте меня «товарищ майор», не ошибетесь.

— Ха! — сказала одна.

— Ну! — сказала другая.

— То-то, — сказал товарищ майор.

— Сейчас позовем учителя, подождите.

Такие сосредоточенные, что просто противно. Требовалось пошутить. Товарищ майор принял казенный вид:

— Спокойно, зачем кого-то звать, дело ведь пустяковое. Я ловлю женщину-монстра, поняли? Думается мне, любая из вас отлично подойдет в качестве трофея. Красота, как говорится, страшная сила…

Он с удовольствием погладил рельефную поверхность девичьего плеча — того, что ближе. Знак восхищения, ничего особенного. Плечо брезгливо дернулось:

— Трогать не надо.

— Какую женщину? — удивилась вторая из красавиц.

Товарищ майор вздохнул:

— Ну ту, которая… Телевизор не смотрите, что ли?

— А-а…

— Вот тебе и «а-а».

Перестали моргать, молча работали лбами.

— Так вечная же история, — дружно поджали они губки, — то маньяк бродит, то пришельцы, то еще кто-нибудь.

— Что, не верите?.. — усмехнулся товарищ майор и обратил внимание на часы. Сразу вернулось рабочее настроение. — Ну и правильно, старухи все врут от безделья. Ладно, девочки, шутки в сторону. На самом деле я по делу…

Он посмотрел вбок. Сначала мельком. Потом… Навстречу шло еще одно молодое создание, на этот раз в спортивном костюме.

— Ничего себе! — сказал он. — Серьезный товарищ, глаз радуется.

— Наша староста, — сообщили ему. Он кивнул.

— Первая группа уже заканчивает, — не сдерживая голоса, бросила староста. — А мы начнем на полчасика позже, учитель сейчас занят. Зайчики мои, вода в душе гуляет, имейте в виду.

Неудержимо повеяло теплым — она проследовала мимо. На гостя не среагировала, просто не заметила. Ударная волна, вызванная ее репликой, плавно улеглась, секунду-две пометавшись между хмурыми бетонными стенами.

— Как вы тут занимаетесь? — посочувствовал товарищ майор. — Не клуб, а катакомбы, жуть.

Ему возразили невпопад, зато щедро:

— Кстати, вы зря, спортзал у нас шикарный! Учителю отдали бывшее бомбоубежище, а мы сами клуб делали, спортзал оснащали.

— Хорошо, хорошо, — он нетерпеливо кивнул. — Вот что… Объясните, пожалуйста, где мне тут найти одну барышню? Милита, знаете ее? Это девочка вроде вас, тоже культуристкой мечтает стать.

— Милита? Так она еще не приходила.

Глазели настороженно, но честно. Товарищ майор дернул щекой, нервничал.

— Да не бойтесь вы, не арестую! Я ее папа. Позовите-ка ее сами, а то я случайно забреду куда-нибудь в душ, к вашей старосте.

Они хором развеселились. Наконец-то. Только не из-за остроты про душ, как оказалось.

— Вас бояться, что ли? — засмеялись, задвигались. — Не было еще вашей Милиты, ни на линейке, ни на общих… Сходите сами в спортзал и спросите. Вон, в конце коридора.

— Как это не было! — возмутился он. — Девять вечера! Где она шляется? — задергал щекой не на шутку. Впрочем, сдержался. — Есть тут у вас кто-нибудь из взрослых?

— Вон та дверь, постучите. — Они вдруг слаженно развернулись и пошли прочь, унося с собой ненавистные бабские смешки. Закончили беседу, красавицы. Товарищ майор кратко глянул им вслед. Фиксировать взглядом колдовской танец стянутых купальником ягодиц уже не было настроения, и он отвернулся.

Четким движением снял с рукава пылинку. Сунул пальцы под пиджак: что-то поправил, что-то слева. Сделал необходимое число шагов, рассеяно поигрывая плечищами.

Подвал чертов! Сколько осталось до поезда? Час пятьдесят. Ладно, времени хватит, на машине до вокзала — пятнадцать минут.

Но если ее здесь действительно нет, то плохо. Где она может шляться! Зверь-баба растет. Вот уж кто женщина-монстр, вся в папашу… Она или не она взяла? На фига ей могла понадобиться такая игрушка! Хахалей своих пугать, что ли? Так хахали у нее вечно хлипкие, кулак покажи — трусы испачкают. Есть, правда, другой вариант: просто кто-нибудь из Милкиных доходяг-ухажеров в чужой стол случайно залез. Какой-нибудь очередной очкарик, понимаешь, перепутал, решил, что он у себя дома. Вытащил, значит, из школьного ранца связку отмычек, подобрал к замочку ключик… Нет, без мужского разговора с ней уезжать невозможно. Иначе не командировка получится, а тихое помешательство. Но если Милка ничего не знает, то непонятно, на кого и думать. Не на супругу же, в самом деле! Заявлять придется, писать бумажки, мямлить в кабинетах…

Вот, значит, где она занимается, культуристочка юная. За целый год любящий папаша не удосужился заглянуть сюда, поглазеть, как ребенок качается. Ведь можно было устроиться ей в настоящее место, при Управлении хотя бы — нет, уперлась, что твой генерал. Нашла себе подземелье! «Молодежный атлетический клуб», тьфу, нищета, позорище… А подросточки здесь ничего, судя по первой встрече. Имеется в виду, конечно, женский пол. Прямо руки чешутся — не бабы, а настоящие мужики, мечта простого майора. И не надо, не надо про мораль! Жена у нас тоже в любимых, успокойтесь. Как конура для пса. Попробуй, перестань любить эту дуру, так она сразу генералу бумагу накатает. Падла… Впрочем, к этим деткам прежде чем подойти, разминку требуется сделать, пробежечку километров на десять. Тоже, понимаешь, цветы жизни. Шутишь с ними, тратишься, с хамками переразвитыми. Думают, накачали себе ножищи, и можно пинать каждого встречного. Молодежный стиль. Погонять бы их часок-другой в настоящем режиме, живо бы спесь сошла.

Ребята из статистического отдела говорят, что в этом году бабье совсем озверело, компьютеры трещат от сводок. Все закономерно: сегодня для мелкого самоутверждения ты нахамила шикарному мужчине, а завтра ты убьешь человека. Что происходит? Ну, жизнь поганая, это понятно, так ведь всегда была поганая. Раньше — вообще домострой. Бунтует слабый пол, бунтует. Одна Милита и осталась из нормальных — без вывертов детка.

Имела место приклеенная бумажка: «СТАРШИЙ ТРЕНЕР». «Старший, очевидно, и единственный», — ухмыльнулся гость. Детей жалко (продолжил он несвоевременные мысли). Денег нет, специалистов нет. Бедность, вечная наша бедность. Между прочим, вот вам главная причина остервенения российского бабья — это коммунистическая бедность лучших мужиков… Культурно тюкнул в дверь могучим кулаком и, не теряя времени, разрешил себе войти. Было темно. Он пошарил по стене, налево, направо, и включил свет. Никого. Помещение без окон — тот же сплошной бетон, что в коридоре. Шкаф, стол, стул, телефонный аппарат на столе. В стене вместо окна — амбразура, закрытая стальной створкой. Гость огляделся, неодобрительно морщась: откровенно говоря, было странно.

— Прямо камера, — сказал он. — А?

И отступил назад, прибавив нечто сквозь зубы. Взмахнул рукой: дверь оглушительно вернулась в исходное положение. Затем пошел, собранно раздвигая грудью пространство коридора — туда, где чуть слышно звенели юные голоса и лязгало страдающее железо.

— Ненавижу таких. У него прямо на роже нарисовано, что он всех сильнее. Надо было «старуху» остановить, пусть бы сама с ним разбиралась. Плохо быть дурами, ха!

— «Старуха», кажется, в релаксационную пошла.

— Блин! Ладно, скажем ей, когда выйдет. По-моему, он не наврал, что майор. Явный мент, на роже нарисовано.

— А учитель, кстати, в тестовой комнате должен сидеть. Сегодня он кого-то из общей к нам переводит.

— Ха, повеселятся школята! Я помню тоже, когда тест проходила, психанула, как дура. Родичи потом прицепились: что с тобой да что с тобой, так я им, сволочам, исписала матюгами обои в прохожей, фломастер угробила. На всю жизнь запомнят, идиоты, что со мной.