Тимофей Круглов - Август
Но, как отвыкает от чистого воздуха и ключевой воды горожанин со стажем, и не замечает уже, чем он дышит, что ест, что пьет, так и русские Эстонии (не все, но многие, очень многие) уже не в силах сегодня дать себе отчет в том, насколько они отравлены жизнью в государстве, постоянно считающем их врагами. И в душе накапливалась ненависть. В ответ на провокацию нарыв прорвался недавно. Теперь, приняв острую форму, вряд ли ненависть останется подсознательной. Петров в событиях на Тынисмяэ участия не принимал. Раньше гвоздички иногда относил к «Алеше», когда случалось бывать в Таллине на День победы. «Бронзовая» ночь его не слишком, казалось, и задела — он мотался тогда между Ираком, Афганистаном, Кувейтом, Соломоновыми островами и Австралией — не до того было. А потом умерли родители. Развод, переезд в Россию, который воспринимался сначала не как акт протеста против русофобского режима в Эстонии, а просто как выход из сложившихся жизненных обстоятельств. Надо было менять жизнь, он и поменял. А то, что не на Запад уехал, а в Питер, так это просто как-то само собой получилось.
Отец Петрова был капитаном первого ранга. С Северного флота отца перевели на Балтику, — там он уволился в запас, там и остался, и семья вместе с ним, конечно. Мать была из поморов, а папа родился на Урале, в Кунгуре. С детства бредил морем. Училище окончил в Ленинграде, невесту нашел в Мурманске, сын родился в Кувшинке. Палдиски, потом Таллин. Так жизнь и прошла. Петров вспомнил отца, сгоревшую за месяц после его смерти маму и загоревал.
За воспоминаниями очередь неожиданно быстро рассосалась. Андрей купил два блока «Кэмел», отошел было от кассы, но тут снова всплыла шальная мысль, подспудно не дававшая покоя; он на ходу обернулся к продавщице и, осекшись вдруг, спросил почти шепотом:
— Девушка, а презервативы у вас есть?
Хрупкая, бледная продавщица неожиданно застенчиво улыбнулась в ответ, впервые проявила к знакомому уже покупателю не дежурный интерес, оценивающе окинув Андрея Николаевича взглядом:
— Закончились. Я закажу сегодня, привезут.
— Да я уезжаю вечером, в круиз ухожу по Волге, — неожиданно поделился радостным событием Петров, не сообразив впопыхах, что он, собственно, ляпнул девчушке.
— Да уж, в круизе без этого никак, наверное, — мечтательно (о круизе) протянула продавщица и деловито, как своему, посоветовала, — в аптеку зайдите, в «Горные вершины» на Космонавтов! Там-то уж точно есть. А то как же вы, в путешествие и без презервати-и-и-вов!
Девушка округлила насмешливо голубые — на пол-лица — глаза, заметила, что за нечаянным их с Петровым диалогом с интересом следит вновь образовавшаяся очередь, отмахнулась от Андрея кокетливо рукой и сердито-безлично обратилась к покупателям:
— Говорите!
Петров крякнул, подхватил пакет с сигаретами и двинулся к выходу. «Нет, значит и не надо, — подумал он, — не пользовался никогда и тут не пригодятся!». Глянул машинально на часы — уже четырнадцать тридцать — скоро подъедет заказанное такси до Речного порта. «Слот объявлен на пятнадцать ноль-ноль» — всплыла в памяти вместе с голосом командира картинка из прошлой жизни. Бортинженер включил ВСУ, загудел и ожил тяжелый родной самолет, защелкали дружно под пальцами экипажа переключатели. Снизу в кабину пилотов поднялся оператор — бывший напарник, принес кипящий кофе в толстых термостаканчиках. Из штурманской сквознячком затянуло наверх, к пилотам, ароматный дымок «кэпстена». Петров натянул на уши гарнитуру и стал связываться с диспетчером. Споткнулся о корень, проросший сквозь городской асфальт, легонько подпрыгнул, чтобы не упасть, пришел в себя, усмехнулся жизни новой и побежал домой за чемоданом.
Глава вторая
Четырехпалубный теплоход «Петербург» отходил от Речного вокзала в 19.00. Посадка начиналась в семнадцать часов, но Андрей Николаевич в этом районе города никогда не был, да и к вечеру пробок будет, как всегда — немеряно. Хотя по карте от квартиры до речвокзала было всего ничего, он решил подстраховаться — вызвал такси с запасом свободного времени. И правильно сделал, как оказалось. Перед тем, как ехать на пароход, надо было еще заскочить в банк — пришлось сделать небольшой крюк в сторону.
На углу Московского проспекта, аккурат напротив фонтанного комплекса, машина сломалась. Водитель озадаченно и чуть сконфуженно пообещал Петрову разобраться с поломкой минут за десять — пятнадцать. Андрей Николаевич ругаться не стал, помогать, правда, тоже. Вышел из машины, встал на обочине и закурил, коротая время, рассеянно поглядывая на густой дорожный поток, любуясь пронизанными солнцем высокими струями фонтанов на той стороне проспекта. Тут и притормозила рядом с ним солидная черная «Вольво». С заднего сиденья вынырнул из темной прохлады автомобиля в городской шум и потную жару крепкий, чуть полноватый мужик в таком же, как у Петрова, летнем французском костюме. Загорелый, рыжебородый, громогласный он хлопнул Андрея по плечу:
— Не ожидал, не ожидал свидеться! Курат вытакс! Биедрс Петровс но Игауниас, — частил незнакомец, нарочито смешивая эстонский с латышским, предоставляя Петрову возможность не позориться и самому опознать старого знакомца.
— Валерий Алексеевич! — не оплошал Андрей. — Какими судьбами в нашем городе?
— Нашем? Так ты что, тоже в Питер перебрался? Ну, молодец! Давно пора было!
— Тоже? Так вы что, тоже уже россиянин?
— Не россиянин, русский я! — сморщился Валерий Алексеевич и потянул из пачки сигарету, отмахнувшись от вежливо бибикнувшего про «время» своего водителя. — Три года уже в России! И не жалею!
— А я вот только весной переехал. Завязал с полетами, развелся с женой и уехал.
— Вот значит как. — задумался собеседник на мгновение, но тут же снова улыбнулся, — все равно, дома и стены лечат!
— Именно, что дома, — удивился Петров такому совпадению мыслей. — Я, признаться, и не думал сперва, что именно это главное. Потом стало доходить.
Валерий Алексеевич Иванов был тележурналистом из Риги, владельцем собственной небольшой студии, подрабатывавшей, помимо производства эфирных передач, рекламой, представительским видео и «датским» кино к юбилеям. С авиакомпанией, в которой служил еще недавно Андрей, Иванов (и режиссер, и журналист в кадре, и продюсер, и сценарист, и оператор, если потребуется) дружил давно, — снимал большие фильмы ко всем круглым датам: пятилетие, десятилетие, пятнадцатилетие компании. Каждый раз подолгу и с удовольствием летал вместе с экипажами грузовых бортов по всему свету, набирая рабочий материал. И каждый раз встречался в этих командировках с Петровым.
Вместе ели, вместе водку пили, в одном номере ночевали порой. Не гнушался режиссер и руками поработать, помочь экипажу, если что, — не отсиживался в сторонке с камерой. Летчики платили душевному человеку той же монетой. Вот и сейчас Петров искренне обрадовался встрече.
— Телефончик-то оставь, Валера, — перешел он тоже на «ты» по старой памяти. — Я, правда, в круиз собрался по Волге, давно хотел Россию посмотреть, а то все по заграницам, уж забыл, как родина выглядит. Да и изменилось все сильно!
— Не так уж и сильно! — махнул рукой Иванов. — Это, Андрей, на поверхности — то глянец, то ржавчина, а внутри все пока еще цело, сам увидишь. Не без проблем, конечно, но русский народ переделать — это только на первый взгляд просто, — он коротко хохотнул, затягиваясь на ветру сигаретой и поперхнувшись крепким дымком. — Круиз — это здорово! Я тоже хочу! Вот вернемся с Катей из командировки и тоже махнем, если только навигация к тому времени не кончится.
Из окна «Вольво», подвинувшись к правой стороне на заднем сидении, выглядывала любопытно и весело рыжеволосая молодая дама в скромном деловом костюме.
— Катя моя! Жена! — гордо как-то провозгласил Валерий Алексеевич и помахал рукой, — сейчас-сейчас, успеем! — Он снова обернулся к Петрову, — Как вернемся, встретимся, приедешь к нам в гости, познакомитесь с Катей, как следует. А сейчас, извини, спешим в аэропорт.
— Далеко собрались? — вежливо поинтересовался Андрей Николаевич.
— Война же у нас, Андрюша! Война. Ты что, не в курсе?
— Неужто ввязались? — недоверчиво и все же с надеждой посмотрел на журналиста Петров.
— Слава Богу! По полной программе! 58-я армия скоро погонит «грызунов» из Цхинвала. Уже два часа как наши танки прошли перевал. Конечно, не то, что война — слава Богу, а то, что не отмолчались, не отступили в очередной раз. Это самое значимое событие со времен перестройки Андрюша! Сейчас судьба мира решается — вот вспомнишь мои слова! Легче не будет, будет труднее, но сейчас даже от этого легче! Конечно, будут еще попытки откатиться назад, снова с Западом задружиться, но только этих слов из истории, как из песни, уже не выкинешь!
