Александр Этман - На седьмой день: рассказы
Ну, мы тоже подивились наглости хозяев и подошли к стойке, где стояло вино и сыры всякие. Я стал с сомелье разговаривать. Оказалось, он предлагал словацкое вино. Очень неплохое, между прочим. Красное и белое. Довольно приятное на вкус.
Вообще-то я больше – по водочке или текиле, но, думаю, попробую-ка я словацкого вина.
И попробовал. Один бокал попробовал, второй. Подружился с сомелье. Он мне и третий налил. И тут я думаю, а где это мои жена и сын? Смотрю, сын слоняется без дела с одноклассником, а жена стоит и разговаривает с пожилой дамой и ее, по-видимому, мужем. Дай, думаю, подойду, поразговариваю. Не все же время с сомелье разговаривать...
Подошел. Разговор, конечно, идет светский. То есть американцы расспрашивают жену про Путина. И жена им бойко отвечает и для пущей убедительности жестикулирует.
Я говорю:
– Если вы не прекратите говорить о Путине, я начну говорить о Буше, а это может плохо кончиться.
Американцы говорят:
– Мы и сами не можем понять, как так получилось, что нами восемь почти что лет руководил идиот...
Я говорю:
– Тогда лучше давайте о Путине. Потому что я за этого, как вы выражаетесь, «идиота» – голосовал...
Они говорят:
– Да мы тоже.
Тут хозяйка бутика подходит и говорит:
– Ну как, вам нравится мой магазин?
– О, – говорим, – конечно! Замечательный просто магазин. Прямо глаза разбегаются.
Жена спрашивает:
– А как вообще бизнес?
Хозяйка отвечает:
– Ой, постучите по дереву! Очень неплохо, знаете ли, идет наш бизнес.
И видя, что жена ни по какому дереву не стучит, говорит:
– Вы все-таки по дереву постучите!
Жена говорит:
– Вы не волнуйтесь, у меня глаз добрый.
– Ну, тогда хорошо, – говорит. И отходит.
Я стою с бокалом красного вина, и американцы говорят:
– Если вы не хотите говорить о Путине, то хотя бы скажите, как вам нравится вино?
Я уже раскрываю рот, чтобы похвалить словацкое вино и заодно хозяев бутика за предоставленную возможность пощупать сыр и дорогие вещи, как моя жена, у которой действительно обычно добрый глаз, производит какое-то импульсивное движение, которое завершается контактом с моей рукой, держащей бокал со словацким красным вином, и этот бокал взмывает ввысь!
И, согласно физическим законам, его содержимое выплескивается, и фонтан багровых брызг притягивается к земле. Я заливаю рубашку, сорок пар джинсов по шестьсот, несколько курток по две тысячи, немеряное количество свитеров по триста-четыреста, кожаное пальто (боюсь сказать за сколько) и другой ассортимент.
Кроме того, я заливаю пожилую американку, одетую в Дольче Габбана, ее мужа-мебельщика, свои практически новые туфли и белоснежную шаль своей жены, чего особенно жаль.
– Ёлы-палы, – с неподдельным удивлением говорю я. – Вроде бы небольшой бокал, а я, кажется, облил тут все.
– Саша, – говорит моя жена, – мы им испортили «мерчандайза» тысяч на десять!
– А также вот бабушкино модное достояние, – говорю. – Извините, бабушка...
– Какой кошмар! – говорит жена. – Нам придется все это купить!
– Это, – говорю, – вряд ли, – а вот майку какую ты мне тут найди, поскольку моя рубашка непригодна для похода даже в «Макдональдс», а не то что в кубинский ресторан.
Но жена меня не слушает, а очень переживает и пытается спрятать испорченный товар под еще неиспорченный.
Залитая мною бабушка говорит:
– Вот вы еще свитерок не заметили – надо тоже спрятать. Хотите, я вам помогу?
– А разве хозяйка магазина вам не родственница? – спрашиваю.
– Родственница, – отвечает, – но я ее не люблю. Тут и хозяйка подскакивает и видит все в багровых тонах. Потому что спрятать мало что удалось.
– О, – говорит, – майн гот! – Что это? Вино? Какой ужас! Вы же говорили, что у вас добрый глаз...
– У нее глаз действительно добрый, – говорю. – Посмотрите, сколько незадетого товару у вас осталось!
– Извините нас, пожалуйста, – говорит моя жена, чуть не плача.
Хозяйка что-то буркает и уходит. Прибегают два мужичка, начинают убирать. Я говорю:
– Что-то с рубашкой надо делать. Пойду куплю из того, что не залил.
И купил. Одну из самых дешевых. За двести. За что меня потом отругал миллионер, который ничего про все это не знал.
А потом мне подарили словацкое вино на память. И мы пошли в кубинский ресторан. А хозяева бутика не пошли, потому что сильно расстроились. И в ресторане я сидел рядом с женой и осторожно пил сангрию.
И больше ничего такого не случилось, если не считать, что вечером перед отлетом в Бал-Харборе – трезвым – я поцарапал чей-то «мазерати». Но тут уж жена ни при чем. Я просто не рассчитал угол. Хорошо, что хозяина «мазерати» не было поблизости, потому что он бы наверняка расстроился. И моя страховка тоже расстроилась бы. А так его не было.
А потом мы, как я уже говорил, ужинали с миллионером и его русской женой. И миллионер выговаривал мне за расточительность. А потом я заплатил за ужин, и он меня похвалил за это и поблагодарил. А я сказал:
– Ну, нам пора, а то завтра рано вставать, лететь домой и вести радиопрограмму «Оса».
А миллионер спросил:
– А где стоит ваша машина?
– На паркинге D, – сказал я.
– И моя тоже, – сказал он. – А какая у вас машина?
– Рентованная, – честно сказал. – «Тойота Хайландер». А у вас?
– «Мазерати», – с достоинством ответил он.
– Дорогая машина, – сказал я.
– Ну, нам пора! – сказала жена.
И мы ушли, опрокинув на прощание капучино на соседнем столике...
ПРИ СВЕЧАХ
Первым о том, что я планирую уезжать, догадался Валентин Витальевич Лебедев, летчик-космонавт СССР.
– В Америку собрался? – спросил он насмешливо.
– С чего вы взяли? – запальчиво отреагировал я.
– Ты все время ходишь с таблицей неправильных глаголов английского языка, – сказал он. – Зачем нормальному советскому человеку неправильные глаголы? Нормальному советскому человеку неправильные глаголы не нужны! А поскольку ты еще и еврей, то я делаю вывод, что ты собрался уезжать.
– Валентин Витальевич, наливайте, – сказал я.
Мы сидели в предбаннике финской бани высокогорного катка «Медео». Летчик-космонавт проходил там курс реабилитации после очередного полета, а я приехал в отпуск с женой и маленьким сыном. В баню мы пришли погреться после забегов на «кузнице рекордов», как называли стадион «Медео» в советской прессе. Космонавт налил и спросил:
– Так что же?
– Вот вы, Валентин Витальевич, носите с собой книгу Бориса Чертока «Ракеты и люди». Я же не утверждаю на этом основании, что вы собираетесь улететь в космос! – ответил я.
– Собираюсь, – радостно ответил летчик-космонавт.
– А я собираюсь навестить герцога Бэкингемского, – сказал я. – И он очень трепетно относится к употреблению неправильных глаголов...
– Понятно, – сказал космонавт. – И правильно делаешь! Америка – отличная страна...
* * *«Учи язык, – писали мне друзья. – Не думай о деньгах, будет язык – быстро заработаешь». Я записался на курсы, но на занятия не ходил. Потом к нам приходила симпатичная девулька-студентка. От нее сильно пахло духами «Красная Москва».
– Вы какой-то не талантливый, – кокетничая, говорила она. – Вот ваша жена сразу же схватила Present Indefinite Tense, а вы не можете.
– Могу, – говорил я. – Хотите, схвачу?
– Я серьезно, – говорила она, отодвигаясь. – Вы совершенно не воспринимаете английский язык.
– Воспринимаю, – говорил я. – Хотите, докажу?
В итоге жена выдала мне таблицу неправильных глаголов и обязала выучить их до отъезда. Но в день отъезда я по-прежнему знал три языка: русский, латышский и старославянский. На Аппенинах я довольно быстро научился сносно тараторить по-итальянски. Это прибавило мне уверенности. «Приеду в Америку – там английский и выучу», – думал я.
Но в Америке без английского делать было нечего. На второй же день после приезда на это обстоятельство мне указала чья-то бабушка. Я пытался перейти улицу Диван, не обращая внимания на светофор.
– Ты шо? – сказала мне чья-то бабушка. – По-английски читать не умеешь? Шо, не видишь: красный волк горит!
– Какой красный волк? – спросил я, удивившись, что первая же встреченная мною в Америке бабушка свободно говорит по-русски, путь даже слегка «шокая».
– Вон, – бабушка махнула палочкой, – красный волк.
– Красный волк, – тупо повторил я.
– Красный.
Я стоял на тротуаре и думал: «Надо будет узнать, к чему это – встретить в новой стране сумасшедшую русскоязычную старушку? Может, к деньгам? Или – к легкой жизни?» Потому что я знаю: если с тобой происходит что-то странное, то это не всегда – к плохому...
– Шо стоишь? – прервала мои размышления бабушка. – Иди. Не видишь, зеленый волк горит.
– Зеленый волк, – изумился я. – А где красный?
– Ты, хлопчик, откуда приехал? – искренне удивилась бабушка. – У вас там, шо, светофоров не было? Видишь, вот сейчас – красный волк.
На прикрепленном к светофору табло зажглось: «Don’t walk».
