Алексей Швецов - Лохless. Повесть о настоящей жизни
Наш милый, уютный склад находится практически за городом. Чтобы доехать на работу надо реально потратить полтора часа времени. Я топчусь на автобусной остановке в общей толпе спешащих на свои рабочие места. Люди нехотя переругиваются, зевают, курят, плюют, вяло втягиваясь в эти бредовые будни, размазывая свои мозги по морозной утренней суете. Я медленно обшариваю глазами остановку и натыкаюсь на довольно интересного чувака. Мятая, как туалетная бумага, кожаная куртка, грязная и пропахшая сигаретным дымом, такое же мятое лицо, с красными похмельными глазами и пересохшими губами, под нелепой фуражкой. Он стоит в общей массе, органично в нее вписываясь в своей фуражке, как памятник Ленину в толпе митингующих коммунистов. По трясущимся рукам и дрожащим губам чувака видно, как ему несладко после вчерашнего. Среди серой массы траурной процессии, ожидающей транспорт, таких — большинство. Нажраться до чертиков, упиться в говно с тем, чтобы завтра умирать с похмелья. В чем смысл? В чем кайф? И я, наверное, выгляжу точно так же. Бред! Вы понимаете, что это полный бредофальшак? Самое глупое и ужасное заключается в том, что все мы делаем это по своей собственной воле, совершенно четко осознавая, что это полный фальшак, тупизм и все такое.
С этими глубокими мыслями я поднимаюсь в подошедший автобус, протягиваю кондуктору последний червонец и тупо сажусь у окна, уставившись в пасмурное небо напряженными глазами. Мелкие и редкие снежинки разбиваются о стекло. Чувак, которого я разглядывал на остановке, тяжело опускается рядом. Смрад перегара и нечищеных зубов окутывает меня волной. Я физически ощущаю, как неровно бьется его сердце и как нервно стучат его нечищеные зубы.
– Слышь, землячок, — обращается он ко мне, — который час?
– Семь сорок.
Мужик успокаивается и тяжело вздыхает.
– А день какой? — вновь обращается он ко мне.
– Понедельник.
– Значит, на работу все-таки надо, — он не то спрашивает, не то утверждает.
– Надо, — соглашаюсь я с ним.
Вижу, что чувака что-то реально беспокоит. Он смотрит по сторонам и, не находя ответа на судьбоносные вопросы, пожирающие его изнутри, говорит мне:
– Друг, ты только не думай, что я свихнулся. В натуре. Я, мать ее, еще в пятницу с утра забухал.
Я понимающе киваю.
– Так ты мне скажи, — продолжает он, — щас вечер или утро? А то мне в ночь выходить.
– Утро, — отвечаю я.
Чувак недоверчиво вглядывается в серое ненастное небо.
– Утро туманное, — добавляю я.
– Ясно, — скорбно произносит мужик и с чувством меня благодарит.
На следующей остановке он встает и выходит. Меня разбирает приступ утробного смеха, но я сдерживаюсь. По сути-то, нет ничего смешного! Мы все такие. Вся страна живет так, не зная, день сейчас или ночь. Мы все так живем, не осознавая, в каком бесперспективном дерьме копошимся.
Автобус доехал до конечной остановки. И вот я, бывший учитель русского языка и литературы, бреду навстречу новому дню. Прохожу через проходную и шагаю к долбаному складу № 8, где буду до вечера тупо грузить эти гребаные глобусы.
Итак, на проходной я показываю пропуск и с усилием подталкиваю заедающий турникет. За четыре года я уже привык к нему, как муж привыкает к сварливой жене или как неряха — к вечно расстегнутой ширинке.
Я здороваюсь со всеми встречными. С похмелья я всегда подчеркнуто вежлив, хотя в эти минуты никого не хочется видеть.
– Серег, ты че? Ты уж два раза со мной поздоровался. — Я поднимаю голову и смотрю в глаза своему коллеге Владу. Потом оглядываюсь вокруг и понимаю, что я просто ходил вокруг склада и здоровался со всеми подряд.
– Не обращай внимания, — говорю я ему, — напряженная работа мысли.
Мы закуриваем. Да, кстати, курить непосредственно на складах строго запрещено. Это, конечно, не от избытка заботы о здоровье своих служащих. Просто собственность корпорации — глобусы — производятся из легковоспламеняющихся веществ. Как следствие — многочисленные пожары. Долго-долго проводились расследования на предмет частых возгораний. Комиссия уже строчила в Москву отчет о том, что пожары на складах — дело рук конкурентов, когда было замечено, что курящие служащие филиала тушат окурки непосредственно о готовую продукцию.
Итак, курить непосредственно на складе запрещено, и мы с Владом курим неподалеку. Мимо нас проходит начальница цеха из женской породы «не фонтан», гордо виляя своим престарелым могучим задом.
– Здравствуйте, мальчики! — приветствует она нас, и омерзительная улыбка толстых криво накрашенных губ, адресованная мне, вызывает приступ тошноты.
Я сдерживаюсь и дарю ей глупый/банальный комплимент:
– Прекрасно выглядите сегодня, впрочем, как и всегда. Как вам это удается? Ярко-зеленый ватник, порванный в нескольких местах, вам так к лицу!..
Влад бросает окурок на землю, тушит его ногой и деликатно уходит на склад.
– Правда? — спрашивает начальница цеха, похотливо краснея от удовольствия.
– Шучу, конечно, — обаятельно улыбаюсь я в ответ.
– Вам бы только насмехаться над бедной девушкой. — Она еще больше краснеет и глупо хлопает ресницами.
При этом начальница испускает томный вздох, похожий на рев взлетающего самолета. Я представляю нас вместе, и такой меня разбирает смех, что я, не в силах более сдерживаться, ржу ей прямо в лицо.
– Что вы смеетесь? — любопытствует она с беспокойными нотками в голосе.
– Я не смеюсь, — беззастенчиво вру я и с трудом подавляю в себе новую волну утробного хохота. — Просто рад вас видеть.
– Давайте с вами куда-нибудь сходим? — предлагает она.
Я немного пячусь назад, незаметно увеличивая, таким образом, дистанцию между нами.
– Может быть, в Дом офицеров? После Нового года? Там в следующем году будет проходить биеннале.
– А туда можно пойти приличной девушке? — делано сомневается она.
Откуда ей знать о биеннале, если я сам с трудом могу предположить, что это такое.
– Несомненно. Там бывает вполне приличная публика. А ваше появление в этом гламурном ватничке воспримется не иначе как перформанс.
Она морщит веснушчатый нос, в попытке вникнуть в смысл красивых, но непонятных слов:
– Почему в ватнике? У меня есть и другие приличные вещи, в которых не стыдно выйти в свет.
Наш бесперспективный и лажовый диалог прерывается подъехавшей к складу фурой. Спустя пять минут после просмотра и подписи накладных мы начинаем тупо загружать машину коробками с глобусами.
Вы знаете, что такое грузчик? На самом деле? Это такая разновидность шлюхи, которую все хотят отъебать по нескольку раз в день. А шлюха/грузчик, с переменным успехом лавирует между всеми начальствующими элементами, чтобы уберечь свою драгоценную жопу от анального надругательства. Никто не хочет понять, что грузчики — это атланты и кариатиды, которые на своих плечах поддерживают верхушку любого бизнеса.
– Мужики, можно побыстрее? — умоляюще спрашивает водила фуры с ростовскими номерами. — Мне еще шестьсот верст пилить.
– Погоди, друг. Не колготись, — осаживает его Влад. — Нам за время платят, а не за скорость и расстояние. Усек?
– Понял, — говорит водила и достает из кабины пузырь водки. — Это не ускорит загрузку?
Бутылка на Влада действует, как виагра. Он встает со скамейки и подходит к предмету своих вожделений.
– Бальзак на мои раны! Ускорит! — обещает он. — Сейчас, брателло, мы тебя вмиг под завязку забьем.
Мы с Владом похмеляемся, и все идет по плану. Погрузка, перекур, по пять капель, перекур и снова погрузка. День проходит в погрузках/разгрузках и бесконечных перекурах. Утро туманное плавно переходит в рабочий полдень, который сменяется вечером трудового дня.
– Влад, — спрашиваю я у напарника вечером, когда мы, переодевшись, неспешно попиваем бонусы, полученные от благодарных водил, — а что тебя интересует в этой жизни, от чего тебя прет?
– В смысле? — не понимает он, занюхивая очередной опрокинутый стакан рукавом.
– Ну, какой тайный смысл может быть заложен в моих словах? Все просто, Влад. От чего тебя плющит? Чем ты живешь? Ведь, кроме водяры, тебя что-нибудь интересовало?
– Я телевизор люблю, — с обидой в голосе отвечает он.
– «Дом-2» смотришь?
– Зачем? — Растерянная улыбка царит на его неврубном лице.
– Это, понимаешь, своего рода тест. Самый короткий тест на IQ: «Смотрите ли вы „Дом-2"?»
Борьба полного тупизма с неповоротливостью мысли отражается на его лбу.
– А чё это — IQ? — спрашивает Влад, потирая образованные вышеописанным процессом морщины.
– IQ — это своеобразная визитная карточка интеллекта.
В глазах Влада полное непонимание.
– Клуб по интересам, куда пускают не по одежке, а по количеству работоспособных извилин.
