Дженни Даунхэм - Пока я жива
Желание нарастает, усиливается, переполняет нам. Я хочу Адама. Хочу прижаться к нему еще теснее. Мне все кажется, что я далеко. Я обвиваю ноги Адама своими, поглаживаю его по спине, вжимаюсь в него всем телом, чтобы он глубже вошел в меня.
Когда внутри меня происходит взрыв, сердце словно выпрыгивает из груди и соединяется с душой. Наслаждение растекается по телу, словно круги по воде от брошенного в пруд камня.
Адам издает восторженный вопль.
Я обнимаю его крепче. Я восхищаюсь им. Нами. Этим даром небес.
Адам гладит меня по голове, по лицу, слизывает мои слезы.
Я полна жизни и счастлива, что сейчас, здесь, на этой земле, мы вместе.
Двадцать девять
У меня из носа льется кровь. Замерев в прихожей перед зеркалом, я смотрю, как она заливает мне подбородок, течет на пальцы, пачкая ладони. Кровь капает на пол, размазывается по узору ковра. -Пожалуйста, -шепчу я. -Только не сейчас. Не сегодня.
Но кровь не останавливается.
Я слышу, как мама наверху желает Кэлу спокойной ночи, закрывает за собой дверь спальни, идет в туалет. Я слышу, как она писает, потом спускает воду. Представляю, как мама моет руки над раковиной, вытирает их полотенцем. Может быть, разглядывает себя в зеркале, как я здесь. Интересно, ее мысли так же далеко отсюда, как мои?Удивляется ли она своему отражению в зеркале?
Мама закрывает дверь туалета и спускается по лестнице. Едва она ступает на нижнюю ступеньку, как я преграждаю ей дорогу. -О боже! -У меня кровь течет из носа. -Да она бьет фонтаном! -Мама жестом подзывает меня к себе. -Скорее, сюда!
Она вталкивает меня в гостиную. Тяжелые тусклые капли падают на ковер. У меня под ногами расцветают маки. -Садись, -командует мама. -Откинься назад и зажми нос.
На самом деле нужно делать как раз наоборот, и я игнорирую мамины слова. Через десять минут за мной зайдет Адам, и мы поедем на танцы. Минуту мама таращится на меня, потом выбегает из комнаты. Я решаю было, что ее тошнит, но она возвращается с кухонным полотенцем и сует его мне: -Откинься. Прижми полотенце к носу.
Мой способ не сработал, и я послушно делаю, что велят. Кровь течет мне в горло. Я глотаю, сколько могу, но кровь наполняет рот, и я не могу дышать. Я выпрямляюсь и сплевываю в полотенце. Влажно блестит темный сгусток крови. Вне тела кровь смотрится странно. -Давай сюда, -говорит мама.
Я протягиваю ей полотенце; прежде чем его свернуть, мама внимательно рассматривает пятно. Теперь ее руки тоже перепачканы в крови, как и мои. -Мам, что мне делать? Он вот-вот придет. -Сейчас остановится. -Посмотри на мою одежду!
Мама удрученно качает головой: -Лучше ляг.
Этого тоже делать нельзя, но кровь останавливается, так что хуже уже не будет. Мама присаживается на краешек дивана. Я откидываюсь на спину и гляжу на яркие, исчезающие во тьме фигуры, представляя, что нахожусь на тонущем корабле. Тень хлопает крыльями. -Тебе лучше? -беспокоится мама. -Намного.
Кажется, мама мне не поверила, потому что она выходит на кухню и возвращается с формой, полной кубиков льда. Мама садится на корточки у дивана и высыпает лед себе на колени. Лед соскальзывает с ее джинсов на ковер. Она подбирает один кубик, вытирает пыль и протягивает мне: -Приложи к носу. -Лучше пачку замороженного гороха.
Задумавшись на секунду, мама выбегает из комнаты и возвращается с пакетом кукурузы: -Пойдет? Гороха не было.
Я смеюсь. Значит, все не так уж плохо. -Что? -спрашивает мама. -Что смешного?
Ее тушь размазалась, волосы растрепались. Я тянусь к ней, и мама помогает мне сесть. Я чувствую себя дряхлой развалиной. Опускаю ноги на пол и зажимаю переносицу двумя пальцами, как меня учили в больнице. Кровь стучит в висках. -Никак не останавливается? Я звоню папе. -Он подумает, что ты не смогла справиться сама. -Ну и пусть.
Мама быстро набирает номер. Ошибается и набирает еще раз. -Ну же, давай, -еле слышно шепчет она.
В комнате стоит полумрак. Орнамент на камине выцвел добела, словно кости. -Не отвечает. Почему он не берет трубку? Неужели на дорожке в боулинге так шумно? -Мам, он в кои-то веки выбрался из дому. Оставь его в покое. Мы сами справимся.
Мама меняется в лице. Она ни разу не присутствовала при переливании крови или ломбальной пункции. Ее не было рядом, когда мне делали трансплантацию костного мозга. Она могла очутиться в больнице с любым из множества диагнозов, но ей повезло. Даже обещания чаще меня навещать стирались с наступлением Рождества. Пришел ее черед столкнуться с действительностью. -Мама, тебе придется отвезти меня в больницу.
Она пугается: -Папа забрал машину. -Вызови такси. -А как же Кэл? -Он спит.
Мама растерянно кивает: вся эта процедура ей неведома. -Напиши ему записку. -Мы не можем оставить его одного! -Мам, ему одиннадцать лет, он почти взрослый.
Секунду мама колеблется, а потом ищет в записной книжке телефон такси. Я рассматриваю ее лицо, но мне трудно сосредоточиться. Помню только выражение страха и смущения. Я закрываю глаза и представляю себе мать, которую видела в каком-то фильме. Она жила на горе; у нее было ружье и куча ребятишек. Она вела себя спокойно и уверенно. Я примериваю ее образ к собственной маме, точно заклеиваю пластырем ранку.
Когда я снова открываю глаза, мама, зажав в руке полотенце, тянет меня за рукав куртки. -Тебе, наверно, нельзя спать, -предполагает она. -Давай поднимайся. Ой, звонной.
Жар застилает глаза, я иду как во сне. Мама поддерживает меня. Мы вместе ковыляем в прихожую. Я слышу, как стена мне что-то шепчет.
Но это не такси. Это Адам. Он оделся для свидания. Я пытаюсь спрятаться, улизнуть в гостиную, но он меня видит. -Боже, Тесс! -выдыхает он. -Что случилось? -Кровь течет из носа, -поясняет мама. -Мы думали, приехало такси, а это ты. -Вам надо в больницу? Я отвезу вас на папиной машине.
Адам входит в дом и хочет меня обнять, как будто мы сейчас пойдем и сядем в его машину. Как будто он повезет меня в больницу. Я закапаю кровью всю обивку, но ему все равно. Я похожа на жертву автокатастрофы. Неужели он не понимает, что ему нельзя видеть меня такое?
Я отталкиваю Адама: -Иди домой. -Я отвезу вас в больницу, -настаивает он, будто я не расслышала с первого раза или, может, поглупела от крови.
Мама берет его за руку и мягко подводит к двери. -Мы справимся, -уверяет она. -Все будет хорошо. Ой, смотрите, подъехало такси. -Я хочу быть рядом с ней. -Я понимаю, -кивает мама. -Но ничего не могу поделать. Извините.
Когда я прохожу мимо него по дорожке, Адам ловит мою руку. -Тесс, -окликает он.
Я не отвечаю. Даже не оборачиваюсь. Голос его так звонок, что если я обернусь, то могу передумать. Найти перед смертью любовь, чтобы тут же от нее отказаться, -на редкость злая шутка. Но я должна это сделать. Так лучше для нас обоих. Иначе будет еще больнее, чем сейчас.
Мама стелет полотенце на заднее сиденье такси, проверяет, пристегнуты ли ремни, и уговаривает водителя круто развернуться у нашей калитки. -Хорошо, -хвалит его мама. -а теперь жмите на газ.
Кажется, будто она заимствовала эту фразу из какого-то фильма.
Стоя у калитки, Адам провожает нас взглядом и машет рукой. Мы отъезжаем, и его фигурка становится все меньше. -Какой добрый мальчик, -замечает мама.
Я закрываю глаза. Кажется, будто я куда-то проваливаюсь.
Мама толкает меня локтем: -Не спи.
В окне прыгает луна. В свете фар-туман.
Мы думали пойти потанцевать. Я собиралась снова попробовать спиртное. Хотела забраться на стол и распевать веселые песни. Потом мы бы перелезли в парке через забор, стянули лодку и катались по озеру. Я мечтала вернуться к Адаму домой, тайком пробраться в его комнату и заняться с ним любовью. -Адам, - шепчу я еле слышно. Но его имя, как и все остальное, заливает кровь.
В больнице меня сажают в кресло-каталку, говорят, что у меня экстренный случай и увозят из приемной. Мы минуем заурядных жертв пьяных драк, наркотиков и полуночных семейных скандалов и мчимся по коридору в отделение для более тяжелых пациентов.
Как ни странно, больничная иерархия действует на меня успокаивающе. Это точный слепок с общества- мир, который существует по своим законам, где каждый занимает определенное место. В травматологии лежат юные владельцы быстрых машин с паршивыми тормозами. Мотоциклисты, не вписавшиеся в поворот.
В операционных -жертвы неосторожного обращения с духовым ружьем, а также те, на кого по дороге домой напал маньяк. И еще пострадавшие от несчастных случаев- ребенок, чьи волосы затянуло в эскалатор, женщина, попавшая в грозу в лифчике на косточках.
На койках в дальнем конце больницы-пациенты с головной болью, которая никак не проходит. С отказавшими почками, сыпью, шероховатыми родимыми пятнами, опухолью груди, жутким кашлем. В отделении Марии Кюри на пятом этаже лежат дети, больные раком. Их тела медленно и тихо пожирает болезнь.
А выше-морг, где в ящиках- холодильниках лежат мертвецы, к чьим ногам привязаны бирки с именами.
