Джон Бэнвилл - Затмение
Моя жена вообще разносторонне одаренная личность. Она служила надежным щитом от тех пращей, стрел, и даже ядер, которые большой мир под напором яростной судьбы метал в наш маленький совместный мирок. Видели бы вы, как в вечер премьеры модные критики съеживались на глазах, увидев стремительно надвигающуюся на них Лидию, вооруженную сигаретой и бокалом вина. Однако она не самым лучшим образом справляется с эмоциональными трудностями. Думаю, в свое время папа проявлял излишнюю снисходительность к дочери, и в результате она на всю жизнь сохранила убеждение, что рядом всегда будет эдакий «глава семьи», чтобы вместо нее возиться с нежданными проблемами супружества и неотвратимыми неприятностями, которые они несут. Дело вовсе не в том, что она боится не справиться; как я уже говорил, она гораздо более дееспособна, чем ваш покорный слуга, когда речь заходит о бытовых, и любых «земных» вопросах. Просто моя жена отличается поистине королевским убеждением, что не пристало ей расходовать по пустякам драгоценный запас энергии, который она заботливо сохраняет ради общего блага на тот гипотетический черный день, когда придет настоящая беда, ее призовут, и тут она явится, наш семейный паладин, под развевающимся вымпелом, в кольчуге и шлеме с пышным плюмажем. Когда, отгороженный от остального мира зеленой дверью, я услышал ее голос, то на мгновение запаниковал, словно стал вдруг беглецом, скрывающимся за прозрачной стеной, а она — главой вездесущей тайной полиции. Я отважился выбраться из своей норы и обнаружил Лидию в холле. Она вышагивала по полу в гневном возбуждении. Лидия облачилась в черные гетры и ярко-красную блузу, доходящую до бедер, в таком наряде казалась неуклюжей и неприятно располневшей. Когда она сердится, в голосе прорезаются высокие истерично-плаксивые нотки.
— О Господи, ну где ты пропадал? — воскликнула она, как только меня увидела. — Кто эта девочка? И что здесь происходит?
За ее спиной в коридоре, босая, сутулилась Лили в своем неправильном платьице, и с образцово-угрюмым видом жевала огромный кусок жвачки. На смену паники пришло ледяное спокойствие. Я обладаю даром, если, конечно, можно так назвать мой особый талант, разом заглушать в себе даже самое сильное волнение, лихорадящее кровь или мозги. Бывают, — то есть, разумеется, бывали, — вечера, когда я, готовясь выйти на сцену, дрожа, прижимался к кулисам, весь взмокнув от дикого страха, а через мгновение появлялся перед публикой, безупречно владея собой, без малейшей ошибки или дрожи в голосе бросая в зрительный зал громыхающие фразы. В такие моменты кажется, будто я плыву, удерживаемый на поверхности каким-то плотным текучим веществом, Мертвым морем чувств. Окутанный почти приятным ощущением эмоциональной отстраненности от происходящего, я смотрел теперь на Лидию снисходительно-спокойным, любопытствующим взглядом. Заметил, что до сих пор сжимаю авторучку, нацелив ее словно пистолет, и едва не рассмеялся. Лидия замерла с задранной и склоненной набок головой, как встревоженный дрозд, не отрывая от меня глаз, на лице ее застыла ошеломленно-недоуменная гримаса.
— Это Лили, — сказал я бодрым тоном. — Наша домоправительница.
Такое объяснение даже мне показалось нелепым.
— Наша кто? — пронзительно, по-птичьи вскрикнула Лидия. — Ты что, совсем сошел с ума?
— Лили, это миссис Клив.
Девочка ничего не сказала и не двинулась с места, только переменила ногу, выпятив другое бедро, продолжая ритмично жевать. Лидия все так же сверлила меня удивленно-сердитым взглядом, откинувшись слегка, словно страхуясь на случай, если я кинусь на нее с кулаками.
— Посмотри на себя; на кого ты стал похож, — сказала она изумленно-брезгливо. — Это что, борода?
— Лили обо мне заботится, — отозвался я. — То есть, о доме. Она явилась весьма кстати. Я уже собирался попросить монахинь из монастыря напротив одолжить нам пару сироток. — На сей раз я позволил себе испустить легкий смешок, звук, успевший стать для меня непривычным. — Одел бы моих Жюстину и Жюльетту в штанишки до колен и напудренные парики.
Когда-то я сыграл дьявольски божественного Маркиза в головной повязке и в рубахе с оборками, распахнутой до пупка; я нравился себе в этой роли.
В глазах Лидии блеснуло что-то беспомощно-обиженное, на мгновение показалось, что она сейчас заплачет. Но она лишь фыркнула, угрюмо сжала губы, развернулась и прошествовала в гостиную. Мы встретились глазами с Лили, и она не смогла сдержать ухмылки, так что во рту блеснул зуб.
— Приготовь чай, Лили, — произнес я тихо. — Для миссис Клив и меня.
Когда и я вошел в гостиную, Лидия стояла у окна спиной ко мне, как в тот день, когда мы в первый раз приехали сюда; рука плотно охватила грудь, в губах зажата сигарета. Она быстро, яростно затянулась.
— Что ты творишь, Алекс? — ее голос подрагивал. Она стояла ко мне спиной. Не выношу, когда Лидия пытается разыгрывать что-то из себя, это ужасно раздражает. Моя жена называет меня по имени, только когда воображает себя актрисой на сцене. Я выдержал паузу.
— Тебе наверняка будет приятно услышать, — произнес я бодро, — что в доме действительно наблюдались сверхъестественные явления. Так что, видишь, я пока еще не спятил. Квирк говорит, что тот ребенок…
— Стоп, — она подняла руку. — Не хочу слышать.
Я пожал плечами. Она повернулась ко мне и, хмурясь, обежала взглядом комнату.
— Тут все просто заросло грязью, — сказала она вполголоса. — Что делает эта девочка?
— Я плачу ей совсем немного, — отозвался я. — А в последнее время вообще перестал платить.
Я надеялся, что Лидия спросит, почему так получилось, и я смогу перейти к деликатной проблеме наших непрошеных гостей, но она, все еще озабоченно хмурясь, лишь снова вздохнула и покачала головой.
— Твоя хозяйственная деятельность в этом доме меня совершенно не волнует, — подчеркнуто безразличный, пренебрежительно-равнодушный тон только выдавал неискренность ее слов. Она опустила взгляд на сигарету, словно впервые ее заметила. Внезапно изменившийся, охрипший от внутренней боли голос стал невнятным.
— Ты меня бросил, так я поняла; ты больше не вернешься, — скороговоркой сказала она, не отрывая заблестевших слезами глаз от сигареты.
Я разыграл немую сценку, изобразив тяжкие раздумья.
— Как думаешь, это был анапест или более редкий и незатейливый амфибрахий? Профессиональное любопытство. Тебе все-таки следовало заняться поэзией.
Я все еще таскаю с собой чертову ручку. Придется положить ее на каминную полку, старательно отметив про себя место, где ее оставил, чтобы потом не запамятовать; когда дело касается маленьких неодушевленных предметов, я становлюсь непозволительно рассеянным. Я видел Лидию в зеркале над камином: она вперила негодующий взгляд в мой затылок.
— Здесь мне сейчас хорошо и спокойно, — сказал я рассудительным тоном, повернувшись к ней. — Видишь ли, такой способ существования позволяет мне ощущать себя живым, не вынуждая жить.
— Ну конечно. Ты всегда любил смерть.
— Спиноза говорит…
— Пошел он к черту, твой Спиноза, — она произнесла эту фразу без должной экспрессии, почти устало.
Огляделась в поисках пепельницы, не нашла ее, пожала плечами и стряхнула пепел на ковер; горка серой пыли мягко приземлилась на ткань и даже не рассыпалась. Я спросил, звонила ли снова Касс. Лидия молча покачала головой, но было ясно, что она лжет.
— Где она сейчас? — спросил я. Снова это упрямое молчаливое отрицание, словно она — ребенок, не желающий выдавать подружку, нашалившую в детской. Я попробовал другой подход.
— Ты сказала, она приготовила мне сюрприз. Какой?
— Касс просила ничего тебе не говорить.
— Вот как…
Одна из особенностей моей натуры, которые я успел выявить, точнее, распознать в себе с тех пор, как поселился здесь, — а узнал я мало, удручающе мало, — постоянное стремление найти материальный или физический объект, с помощью которого можно утолить неутихающую жажду мести. Не спрашивайте, откуда она взялась и в какой именно форме должна выразится. Я уподобился собственной матушке, всю жизнь ожидавшей извинений от целого мира за бесчисленные притеснения, которым ее подвергали. Как и она, не могу отделаться от навязчивой мысли о чьей-то виновности в каком-то грехе, за который я еще предъявлю кому-то счет. Я не собираюсь спешить, торопить события, жду подходящего момента, но все равно непоколебимо уверен, что когда-нибудь, каким-то образом сведу свои счеты с обидчиками. Возможно, к тому времени я уже буду знать, какое оскорбление или несправедливость породила эту жажду мщения. Как все смешалось в моей душе! Воистину, я сам не ведаю, что там творится…
На кухне вдруг оглушительно взревело радио Лили и тут же умолкло.
Лидия уже украдкой наблюдала за мной. Время от времени, например, вот в такие моменты, я разрешаю себе смелое предположение: при всей своей видимой мощи, моя жена чуточку боится меня. Признаюсь, мне нравится держать ее в напряжении. Я непредсказуем. Возможно, она действительно считает меня сумасшедшим, способным неожиданно наброситься на нее. В окне за ее спиной распростерся сквер, щеголяя невообразимой пестротой райского сада, со своим невозможным сочетанием веселенькой зелени и переливающейся как лужа бензина.
