Эрик Бутаков - Одиннадцать
Вова пробирался через кусты, звякая котлом.
На предполагаемом месте костра Володя накидал мелко порванной бересты, желтых прошлогодних травинок, тоненьких-тоненьких сухих веточек сосны, сухой клочок лишайника, взял из мешочка шепотку трута, положил его на свою заготовку и для пробы легонько ударил ножом по кремню. Искры пролетели мимо трута. Он попробовал ещё раз, изменив угол удара. Искры засыпали трут. Трут затлел. Вова наклонился и принялся раздувать, сначала, тихо и осторожно, потом все более настойчиво и сильнее. Маленький, тонкий дымок, извиваясь, полез вверх. Володя подложил тончайшую пленку бересты, и та вспыхнула. Тут же Вова подбросил ещё бересты, огонек разгорелся, береста затрещала, запахло костром, стало веселей на душе. Владимир добыл огонь!
– Технично! – похвалил Ефим.
– Как учили, – улыбался Вова. – Кремень хороший.
– Ставим котел?
– Ставим.
Пока закипала вода, Володя смастерил из бересты два короба с невысокими бортами вместо тарелок и пару конусовидных стаканчиков, похожих на вафельные стаканчики для мороженого. Получилась неплохая посуда.
Решили сварить четырех ленков, а оставшихся двух подсолить и оставить на завтра. Тушку бедного бурундука тоже решили оставить на потом.
Ефим прогулялся к реке и нашел куст дикой смородины. Нарвав охапку листьев для «таёжного чая», он посмотрел в сторону костра. Володя ворожил у котла, огонь волшебно горел, подбрасывая искры к небу, которое уже порядком потемнело, и готово было высыпать звезды. «Надо будет ещё раз определиться по Югу, – решил Ефим. – Посмотрим, точно ли мы его нашли».
Стоит немного подождать, и на небе появятся ковши.
А пока он не спеша шёл к шалашу, к костру, к напарнику, к первой, скорее всего, холодной ночевке.
«Эх, жаль! Сигаретку бы сейчас! – размечтался Ефим. – И водочки бутылку!» Улыбнувшись самому себе, он ещё для комплекта добавил: «И пару грудастых девчонок!»
А спина его ощущала прохладу реки.
Парни ели уху. Почти пустую уху, если не считать горсть разварившегося пшена на дне котелка. Но бульон получился хороший, и рыба вкусная. Всё было нормально. Парни почти наелись. Ефим, разделавшись с последним рыбьим хвостом, попивал из «туеска» как из пиалы.
– Ты родом-то откуда будешь, Вова? – первым задал вопрос Ефим, посматривая на напарника глазами, прищуренными от дыма и любопытных мыслишек.
– Что – наелся? Пришла пора поговорить? – Вова поднял глаза на Ефима и улыбнулся.
– Ты почему-то всегда улыбаешься, – заметил Ефим.
– Из Москвы, – ответил Вова.
– О как! Из самого, что ни на есть, центра? С Красной Площади?
– С Ленинградского шоссе, точнее сказать.
– Понятно. Для меня Москва всегда была темным лесом. Никогда не мог понять, как вы в ней ориентируетесь Я лично – по метро: вышел – на тебе чего хотел. А по улицам начнешь ходить – всё, труба – заблудился. Ты-то как в Москве – ориентируешься?
– Конечно.
– Конечно… я от Кремля (от гостиницы Россия) до Арбата дойду легко. От Красной площади до памятника Пушкина запросто, даже через Кузнецкий мост. А вот от памятника Пушкина до Красной Площади по прямой если пойду, то обязательно в противоположную сторону уроюсь почему-то. Выйду из метро, увижу памятник и – пошел в другую сторону… Тянет меня в другую сторону и всё тут! Почему? – не знаю! Тысячу раз – и всё мимо кассы. Смешно самому! Кажется, точно же знаешь куда идти, но выйдешь из этого чертового метро опять не с той стороны, и снова всё перепутал – там этих выходов из метро… И нормальных, и с переходами, и из каких-то домов… Чуть ли не из квартир выходишь!.. Однажды из какого-то книжного магазина выполз… Издеваетесь, москвичи?! Накопали нор, первопроходцы!.. Как нормальному человеку в них не заблудиться?! – рассмеялся Ефим.
– Смешно, – улыбался Володя. – А как ты по лесу собираешься бродить, если в городе ориентацию теряешь?
– Но-но, мамаша! – Ефим погрозил пальцем. – Поаккуратней со словами! Что значит: «ориентацию теряешь»? За такие поговорки…
– Извини, – перебил Вова, опять улыбаясь, – Я не то имел в виду, разумеется. Я в смысле ориентирования на местности.
– Да я понял, – улыбнулся в ответ Ефим, довольный тем, что немного, так ненавязчиво напугал напарника. Ну, не напугал, но тормознул, на место, так сказать, поставил. Короче, что-то ему было приятно, и он добродетельно завершил: – Шучу я, братишка. Шучу. В лесу не потеряюсь, я думаю. Посмотрим…
– Веселый и находчивый, – хмыкнул себе под нос Володя, продолжая поедать улов.
– Вот именно – услышал его Ефим.
Минуту примерно они помолчали, но пауза неприлично затягивалась.
– Что с костями делать будем? Пригодятся? – нарушил молчание Володя, аппетитно обсасывая рыбу.
Ефим сам себе задавал уже этот вопрос. Но пока ответа для себя не находил. Поэтому, наверное, в слух рассуждать он начал издалека.
– Вот так нас учат быть прагматичными…
– Жадными, – перебил Володя.
Ефим посмотрел на него, хмыкнул и продолжил:
– Да – жадными. Запасливыми скрягами. Теперь мы Плюшкины – будем всё копить и собирать. А потому что у нас нет ничего! Точнее, всего не хватает! Где пиво? Где холодильник? Где мои трусы, черт возьми – я уже конец натер об эти жесткие штаны… у них такой шов – того и гляди, отпилит мне конец к вечеру, если весь день шагать будем. А где взять трусы?! Короче, если мы постоянно будем испытывать недостаток чего-либо, то, неровен час, скоро выйдем на тропу войны, стоит нам встретить кого-нибудь в лесу из людей, у которых есть сумки за плечами… и трусы! Начнем обозы грабить! Потом, где-нибудь в поселке я ларек подломлю… Даже сегодня, за один день в отсутствие цивилизации, можно вполне понять первобытных людишек, которые только и делали, что занимались грабежом. Странный промысел, правда? Но достаточно легкий… и прибыльный. «Славный парень – Робин Гуд!» Что же будет через неделю-другую? Мясо нужно! Иначе…
И Ефим откинулся на спину, вонзив взгляд в небеса.
– Так что с костями-то делать? – спокойно спросил Володя, не разделяя тревогу Ефима.
– Хрен его знает! Решай сам.
– Оставлю до утра в «тарелке». На всякий случай. Хули паниковать?
Ефим аж поднялся на локте. Посмотрел на приятеля, почесал затылок, наморщился, потеребил нос, чего-то там прикинул в мозгах и согласился, пытаясь быть превосходным:
– Правильно. Я тоже оставил. Может, это единственный биологический продукт, который нам завтра придется зажевать.
– Да, ладно – всё будет нормально! Чего ты расклеился? Будет день – будет и всё остальное. В том числе, и пища – сам же знаешь. Ты вон, какие сегодня переметы наставил – обязательно будет мясо – я уверен!
– Спасибо, брат! – искренне за поддержку поблагодарил Ефим. – Не расклеился я – устал от перелета, наверное. Не люблю я летать на вертолетах… Не обращай внимания. В первую ночь у меня всегда так. Завтра уже все смешным казаться будет. А в первую ночь всегда налетают тягучие думы. Не обращай внимания. Это просто смена обстановки. Я быстро адаптируюсь – потом ещё надоест, какой я, как ты говоришь, веселый и находчивый. Вот! Так что пока…
– Давай бульон допьем, – перебил Володя. – Я за водой схожу – «чаю» вскипятим. А то выливать жалко. Надо что-то делать, если прибило. А там тоска-старуха сама отвалит…
– Ты прав! Давай допьем, – согласился Ефим, не обращая внимания на то, что его перебили – он не слишком хорошо понимал, что он должен добавить после слов «так что пока», так что пока не огорчился, и посоветовал: – Котелок золой потри, чтобы жиру поменьше было.
– Я в курсе.
– Ну и отлично.
Допив бульон, мужики пошли каждый по своим делам, разгонять тоску-старуху: Вова за водой к реке, Ефим в «Стоунхендж», сориентироваться по звездам.
Выяснилось и подтвердилось ещё раз и ночью: Юг они определили точно – скала на горе была тютелька в тютельку на Юге и торчала, протыкая лунное небо как… (Ефим опять не смог подобрать культурные слова для сравнения фаллосообразной скалы на фоне ночного неба, обвинив во всём хандру первого неадаптированного вечера и мандраж перед предстоящей ночевкой в непривычной обстановке).
У костра в темноте под миллиардом рассыпанных звезд.
Потихоньку всё пришло в норму. Валяясь на циновке, глядя в небо и пожевывая травинку, Ефим размышлял о вечном.
– У тебя нет такого ощущения, что они над нами издеваются? – Он хворостиной поправлял угли в костре.
– В каком смысле? – не понял Володя.
– Что значит: триста тридцать три и три десятых километра на Юг, да ещё и по карте? Что значит, по карте три десятых? Зачем они вообще нужны эти три десятых?
– Это три градуса.
– Что? – Ефим поднял глаза на Вову.
– Ровно три градуса по меридиану с севера на юг, если никуда не сворачивать и именно по карте.
– То есть?
– Да это так – задачка за пятый класс: диаметр Земли примерно сорок тысяч километров, раздели на триста шестьдесят градусов, получишь сто одиннадцать и одну десятую километра. Триста тридцать три и три – это три градуса, – Вова, как бы нехотя правил нож камнем, найденным на берегу. – Мне это ещё в вертолете стало ясно.
