Чабуа Амирэджиби - Гора Мборгали
Такова была доктрина Серго Герсамии. Поначалу цензура сочла, что статьи эти направлены против коммунизма, но на другой день губернатор спохватился, ухватив подлинную суть, газету закрыли, а Серго Герсамию арестовали.
Он приоткрыл самое существо принципа империи! За что, естественно, подлежал аресту!
Приключения Ираклия и Шалвы также остались в моей памяти из калейдоскопа событий девятьсот пятого года. Мир перевернулся с ног на голову: разбои, грабежи, вымогательства - кто во что горазд, тбилисские миллионеры усилили вооруженные охраны. В быту этих охранников называли "джамфиданами". Не знаю, откуда взялось это слово. Военную организацию одной из националистически ориентированных партий возглавлял Георгий Хуцишвили. Ему поручили раздобыть деньги для партийной кассы. Взять их было неоткуда, оставалось отобрать силой. Хуцишвили узнал из достоверных источников, что один из миллионеров хранит в своем доме крупную сумму денег. Однако проникнуть к нему на квартиру оказалось совсем не просто - в подъезде неотлучно находился джамфидан, вооруженный маузером и прочими пугачами. Хуцишвили придумал и осуществил план экспроприации, взяв себе в помощь из молодежной организации мальчика лет четырнадцати. Ираклий, проворный, отважный парень, был младшим из двух братьев Картвелишвили. Подошли Георгий с мальчиком средь бела дня к подъезду. Георгий прижался к стене, Ираклий дернул ручку звонка. Джамфидан приоткрыл дверь, не снимая цепочки, и, увидев в образовавшуюся щель юного гимназиста, спросил, что ему надо. Ираклий ответил, что пришел к тете Маше - она служила экономкой в семье миллионера. Охранник открыл дверь. Скинув с плеч набитый книгами ранец, Ираклий сунул в него руку и, выхватив огромный нож, приставил к животу джамфидана. Пока тот опамятовался, Хуцишвили скользнул в дверь и, разоружив охранника, связал его... Деньги взяли и передали ожидавшему неподалеку лицу. Георгий с Ираклием возвращались по договоренному пути обратно, но случилось нечто непредвиденное. Дело в том, что в городе из-за постоянных выступлений и митингов было объявлено чрезвычайное положение, солдаты и казаки останавливали подозрительных и обыскивали. Находили оружие - арестовывали, Сибирь была обеспечена. В случае сопротивления дело пахло виселицей, полевые суды лютовали. Георгий с Ираклием, перейдя Воронцовский мост, столкнулись с патрулем на улице Великого князя. Солдаты вознамерились их обыскать. Надо было уносить ноги, и Георгий с Ираклием не стали мешкать. Солдаты открыли огонь, беглецы, свернув направо, припустили по подъему. Патрульные, не прекращая стрельбы, добежали до поворота. Велев Ираклию удирать, Хуцишвили открыл ответный огонь. Солдат было трое, Георгий ранил одного, двое спаслись бегством. На следующий день пресса разразилась статьями по поводу имевшего место происшествия, присовокупив описания внешности преступников: один - в черной куртке такой-то и такой-то, другой - гимназист лет шестнадцати-семнадцати. Полиция арестовала почти всех гимназистов, которые подходили под это описание, и среди них члена той же молодежной организации, брата Ираклия - Шалву. Сам Ираклий избежал ареста, а Шалва месяца два проваландался в тюрьме. Выпустили, и он вернулся домой. Вернулся и всыпал брату по первое число за то, что пришлось за него отсиживаться.
Двадцать шестого мая тысяча девятьсот восемнадцатого года Георгий и Ираклий водрузили над зданием правительства флаг независимой Грузии.
Дед, бывало, говорил, революция не что иное, как хаос, в котором авантюристы руками фанатиков вылавливают в мутной воде акул и скармливают им интеллектуалов. Не знаю, как насчет акул, отнесем эту метафору к художественному мышлению старого Иагора Каргаретели, но то, что для интеллигенции настали черные дни, это истина, и бесспорная. Мне помнится, что в детстве часто упоминали о тех ста семнадцати грузинах, которые, спасаясь от хаоса, вознамерились вернуться из России на родину. В Армавире их сняли с поезда некие "революционеры" и всех до единого, сто семнадцать человек, расстреляли. Никто не вел статистики, сколько интеллигентов было расстреляно, равно как и никому не ведомо, сколько революционеров было казнено именем революции. Армавирская история чаще других всплывала в разговорах оттого, что из ста семнадцати десять-пятнадцать были нашими родственниками или близкими друзьями. Одним из них был Баук Церетели. Среди палачей, вершивших расстрел, замешался грузин. Узнав Баука или, может, завороженный его мужественной осанкой и благородством, он отвел его в сторону, велел уходить. Баук отказался идти без товарищей, предпочитая расстрел бегству, и вернулся в ряды приговоренных. Расстреляли, ясное дело. Об этом рассказали грузины-армавирцы, бывшие очевидцами этой расправы...
Оставь-ка эти трагедии, отложим их на потом. Рассказывай о чем угодно, только не о смерти. Мало ли историй у тебя в памяти?.. Ты прав, не время говорить о смерти, не будем портить себе настроение... Вспомни рассказ Резо Гошхотели... Резо? Пусть Резо...
Э-э-э, это что за след?! Просто след, любезный! Человеческий след. Причем старый, ему уже несколько дней... Какое это имеет значение?.. Очень большое. Это значит, что человека, оставившего его, поблизости нет и тебе ничего не угрожает... Сядем, обмозгуем... Снега на днях не было, а след все равно нечеткий. Может, ветер стер... И сколько дней ему, окаянному, неделя, больше или меньше?.. Так или иначе, человек побывал здесь не вчера и даже не третьего дня, намного раньше... Но след есть, стало быть, где-то есть и хижина... Какая хижина? Та, в которой, по словам Миши, я могу взять ружье, или другая?.. От последнего логовища до хижины с ружьем я должен пройти сто двадцать, сто тридцать километров. Быстро шел? Почему бы и нет, дорога пролегала равниной. Ладно, теперь о том, кто оставил след... Как он оказался в хижине Филипповых?.. Просто шел мимо, зачем ему эта хижина, развалюха без кровли?.. Так или иначе, пойдем по следу... Пойдем, но осторожно. Откуда нам знать, может, это и есть тот охотник, кому поручена наша поимка?.."
Гора прошел пару километров, приметил возвращающиеся следы. Они направлялись к югу, принадлежали тому же человеку и, судя по четкости, были оставлены в то же время. Задумавшись, Гора снова двинулся по следу и вскоре увидел избушку, ютившуюся у подножия холма. Спустя немного Гора уже сидел, прислонясь к стене, на прогнившем, с провалами, полузаброшенной избенки Филипповых. За дремучими лесами, на краю небосвода застыло огромное солнце. Лучи еле пробивались сквозь толщу деревьев. Гора не сводил глаз с солнца, пока туча не перекрыла его. Повернув голову, увидел на полу, в провале, тряпку. Перегнувшись, достал. Это был перепачканный тавотом лоскут исподнего из грубого полотна, называемого "америкой"...
"Миша говорил, что ружье в тавоте, ржа его не тронет, вероятно, незнакомец счищал его... Конечно, счистил бы, не уносить же со смазкой!.. Ладно, унес так унес, пропади оно пропадом, все равно не вернуть. Давай-ка порассуждаем, каков ущерб: ружье без патронов! Пока я дойду до хижины, где хранятся, со слов Миши, патроны, или до любой другой, указанной на карте, пригодится ли мне это ружье?.. Легко, что ли, таскать такую тяжесть?.. Хижину с патронами ты непременно отыщешь... Полно, будет! Что прикажете, бить себя по голове, голосить, объявить национальный траур?.. Что ты пристал? Уж очень ты язык распустил!.. Прошу прощения, уважаемый! Помиримся. Помнишь, в горах Тушети пастух попросил у Резо Тархан-Моурави: "Сказывают, в Тбилиси можно купить хороший карабин, я дам тебе денег, купи". Резо согласился: "Из-под полы не только карабин, но и пушку купить можно, надо только покрутиться, найду - тут же сообщу". На другой день мы двинулись в Фарсму. Шли, покуда не спустилась ночь. Пришлось ночевать в заброшенном доме. Утром, уже не помню, кто из нас обнаружил за дверным наличником припрятанный карабин, весь в тавоте! Судя по всему, дом был заброшен давно, когда же ружье припрятали? Сначала мы до изнеможения строили догадки. Потом один из нас предложил отдать карабин пастуху, который просил Резо о покупке ружья. Предложение "не прошло", карабин вернули на прежнее место. По возвращении мы снова остановились с ночевкой у Резо Цадзикадзе в Омало, послали за пастухом с приглашением поужинать. Когда он пришел, мы сообщили, что видели в одном местечке новехонький карабин, он может пойти и взять его. Пастух уточнил, не в Фарсме ли видели? Мы подтвердили. Улыбнувшись, он объявил, что карабин чужой! Оказалось, отец с двумя сыновьями ушли на фронт и перед уходом припрятали карабин. Все трое погибли. Семья разрушилась, опустел дом, погас очаг. А пастух: не берем, говорит, - чужое...
Да, все это хорошо, однако без ружья не обойтись, как быть с провизией?.. С твоим везением Господь непременно пошлет тебе хорошее ружьишко, не сомневайся... Уважаемый, вы оптимист до идиотизма... Погоди, погоди, а кто мог взять это ружье? Охотник чужого ружья не возьмет, разве что в крайней нужде. Какой ему резон, махнув рукой на промысел, проморгать сезон и ни с чем возвратиться домой? Кончит охотиться, вернет, положит на место. Э, что-то эта ткань мне кажется знакомой! Похоже на лагерное исподнее!.. Какое там кажется?! Не будь этой ткани, ГУЛАГ давно бы по миру пошел. Вся молодость прошла в таком исподнем!.. Почти вся жизнь, но чтобы у охотника такое белье... Полно!.. Будем держаться версии, что взявший ружье в ближайшую пару дней не вернется, и потому расположимся передохнуть, а может, лучше уйти отсюда и укрыться где-нибудь в другом месте?.. Ха-а, Митиленич, раскусил ты меня и послал по следу человека, чтобы он у меня из-под носа ружье увел, или это во мне говорит подозрительность?.. Возможно и то, и другое. Если ты, уважаемый Митиленич, точно определил мое нынешнее местонахождение, тогда, надо полагать, поблизости сидят оперативники в засаде. Разве не так? Если твои люди здесь и к тому же видят меня, то не имеет значения, уйду я или останусь. Как же быть, уходить отсюда или с чувством, с толком обустроить укрытие и отдохнуть как положено? Ни то, ни другое - возиться с укрытием ни к чему, прокантоваться бы здесь пару дней, а потом идти, но уже не к югу, а по этим следам, куда поведут. Правда, тут есть опасность столкнуться с людьми, но, учитывая сложившуюся ситуацию, близость к жилью, возможно, будет на руку, удастся перехватить что-нибудь из еды. Так или нет?.. Так, уважаемый!"
