Анна Гавальда - Просто вместе
— Попробуй.
Он скрутил косячок и сходил к себе за диском.
— Что это?
— Ловушка для девушек…
— Ричард Кочанте?
— Да нет…
— Хулио Иглесиас? Луис Мариано? Фредерик Франсуа?
— Нет.
— Герберт Леонард?
— Гм…
— А, я знаю! Рош Вуазен!
I guess I’ll have to say… This album is dedicated to you…[25]
— Нееееет…
— Дааааа…
— Марвин?[26]
— Ну! — Он развел руки. — Ловушка для девушек… Я же говорил…
— Обожаю.
— Я знаю…
— Мы настолько предсказуемы?
— Нет, к несчастью, вы совершенно непредсказуемы, но номер с Марвином проходит всякий раз. Не было в моей жизни ни одной девушки, которая не «поплыла» бы…
— Так уж и не было?
— Не было, не было, не было… Конечно, были! Но я их не помню. Они не в счет… А может, у нас до этого просто не доходило…
— Ты знал много девушек?
— Что значит знал?
— Эй! Зачем выключил музыку?
— Затем, что ошибся — поставить я хотел совсем другое…
— Да нет, оставь! Это мой любимый певец! А ты хотел поставить Sexual Healing?[27] Если так, то вы предсказуемы… Ты хоть знаешь историю этого альбома?
— Которого?
— «Here my dear».
— Нет, я редко его слушаю…
— Хочешь расскажу?
— Погоди… Сейчас я устроюсь… Передай подушку…
Он раскурил свой косячок и прилег а lа «древний римлянин», подперев голову рукой.
— Валяй, рассказывай…
— Ну так вот… Но учти, я не Филибер, так что опишу в общих чертах. Here my dear означает примерно следующее: вот моя дорогая…
— Дорогая — в смысле недешевая?
— Нет, в смысле драгоценная… — пояснила она. — Первой большой любовью Марвина была девушка по имени Анна Горди. Говорят, первая любовь — всегда последняя, не знаю, так это или нет, но Марвин точно не стал бы тем, кем он стал, если бы не встретил ее… Анна была сестрой большой шишки из Motown, основателя компании Берри Горди. Она была своей в этой среде, а из него талант так и пер. ему было всего двадцать, ей — почти вдвое больше, когда они встретились, Страсть, любовь, морковь и все такое прочее… Именно она запустила его на орбиту, поставила на рельсы, помогла, направила по верному пути, поддерживала и ободряла. Пигмалион в юбке, если угодно…
— Кто-кто?
— Гуру, тренер, ядерное топливо… Им так и не удалось родить своего ребенка, и они в конце концов усыновили мальчика, но уже в 77-м их брак начинает разваливаться. Он — звезда, почти бог… Их развод — впрочем, как и все разводы на свете — превратился в настоящий кошмар… Еще бы, ставки-то в игре были запредельные… Битва была кровавая, и адвокат Марвина предложил выход, который мог успокоить страсти: все деньги, вырученные за будущий альбом Марвина, должны были достаться его бывшей жене. Судья утвердил решение, и наш идол радостно потирал руки: он собирался втюхать ей слепленное на скорую руку дерьмецо… Вот только сделать этого он не мог… Невозможно просто так сбыть с рук великую любовь. Ну в общем, кое-кому, может, и удается, но не Марвину… Чем больше он размышлял, тем яснее понимал, что повод слишком уж хорош… А может, наоборот, совершенно ничтожен… Ну так вот, он уединился и создал это маленькое чудо, в котором описал всю их историю: встречу, страсть, первые столкновения, ребенка, ревность, ненависть, гнев… Вот, слышишь? Anger, когда все разлаживается? А потом успокоение и начало новой любви… Это сверхщедрый подарок, ты так не думаешь? Он выложился до конца, показал то лучшее, на что был способен, — и все это ради альбома, который не должен был принести ему ни гроша…
— Понравилось?
— Кому, ей?
— Да.
— Нет, она возненавидела альбом. С ума сходила от ярости и очень долго попрекала его тем, что он выставил их частную жизнь на всеобщее обозрение… Ага, вот она: This is Anna’s Song.[28] Послушай, как красиво… Ну признай, что это не имеет ничего общего с местью бывшей жене! Это песня о любви.
— Угу…
— А ты задумался…
— Слушай, а ты в это веришь?
— Во что в это?
— Что первая любовь — всегда последняя?
— Не знаю… Надеюсь, что нет…
Они дослушали диск до конца в полном молчании.
— Ну ладно… Черт, скоро четыре… Завтра опять будет тот еще видок…
Он встал.
— Будешь праздновать с семьей?
— С тем, что от нее осталось…
— А осталось-то много?
— Вот столечко… — он почти соединил большой и указательный пальцы…
— А у тебя?
— Вот столько… — взмахнула рукой над своей макушкой.
— Ага… Значит, целый выводок… Ну пока… Спокойной ночи…
— Останешься спать здесь?
— Помешаю?
— Нет-нет, конечно нет, это я так, для справки…
Он обернулся.
— Будешь спать со мной?
— Что-о?
— Нет-нет, это я так, для справки.
Он просто пошутил.
13На следующее утро Камилла встала около одиннадцати. Франка уже не было. Она заварила себе чаю и вернулась под одеяло.
Если бы меня попросили свести мою жизнь к одному-единственному событию, я назвал бы следующее: в семь лет почтальон переехал мне голову…
Около трех она оторвалась от чтения и вышла за табаком. В праздничный день почти все магазины были закрыты, но покупка табака была скорее предлогом — ей хотелось дать истории отстояться, предвкушая следующую встречу с новым другом.
Широкие авеню 7-го округа были пустынны. Она долго искала открытое кафе и заодно позвонила дяде. Жалобы матери («Я слишком много съела…») растворились в долетавших до нее по проводам смехе и радостных возгласах родственников.
На тротуарах уже появились елки.
Она постояла на террасе Трокадеро, любуясь акробатами на роликах и жалея, что не захватила с собой блокнот. Их сложные кульбиты не слишком ее занимали, куда интереснее были всякие хитрые устройства — качающиеся трамплины, маленькие сверкающие пирамидки, выстроенные в ряд бутылки, стоящие на ребре доски, на которых можно было с большим успехом свернуть шею и потерять штаны…
Она думала о Филибере… Что он делает в это самое мгновение?
Вскоре солнце скрылось и холод обрушился ей на плечи. Камилла зашла в одну из роскошных пивных на площади, заказала клубный сэндвич и принялась рисовать на бумажной скатерти пресыщенные лица местной золотой молодежи. Юнцы обнимали за талии прелестных, напоминающих кукол Барби подружек, похваляясь друг перед другом мамочкиными чеками.
Она прочла еще строчку Эдгара Минта и перебралась на другой берег Сены, стуча зубами от холода. Она подыхала от одиночества.
Я подыхаю от одиночества, вполголоса повторяла она себе под нос, подыхаю от одиночества…
Может, пойти в кино? А с кем потом обсуждать фильм? Зачем человеку эмоции, если не с кем ими поделиться? Она толкнула плечом дверь, поднялась в квартиру и почувствовала разочарование, найдя комнаты пустыми.
Она немножко прибралась для разнообразия и вернулась к чтению. Нет такой печали, которую не могла бы утолить книга, говорил Монтень, а Монтень никогда не ошибался.
Когда щелкнул замок, она села по-турецки на диванчик и изобразила полное безразличие.
Он был с девушкой. Не с давешней, с другой. Но тоже весьма колоритной.
Они быстро прошли по коридору и закрылись в его комнате.
Камилла включила музыку, чтобы заглушить их любовные восторги.
Н-да…
Неловкая ситуация. Хуже не придумаешь.
В конце концов она подхватила свою книгу и переместилась в кухню, в самый дальний конец квартиры.
Через какое-то время она услышала, как они разговаривают у входной двери.
— Ты что, не идешь со мной? — удивлялась девица.
— Нет, я еле на ногах стою, не хочу выходить…
— Вот это мило… Я бросила своих, чтобы быть с тобой… Ты обещал повести меня поужинать…
— Я же сказал, что подыхаю от усталости…
— Ну давай хоть выпьем…
— Хочешь пива?
— Не здесь…
— Да сегодня же все закрыто… К тому же я завтра работаю!
— Поверить не могу… Так что, мне убираться?
— Да ладно тебе… — Его голос смягчился. — Не устраивай сцен… Приходи завтра вечером в ресторан…
— Когда?
— К полуночи…
— К полуночи… Черт знает что такое… Ладно, пока…
— Обиделась?
— Привет.
Он не ожидал увидеть ее на кухне — Камилла сидела, завернувшись в одеяло.
— Ты была здесь?
Она молча подняла на него глаза.
— Чего ты так на меня смотришь?
— Как так?
— Как на кусок дерьма.
— Вовсе нет!
— Не нет, а да! — он занервничал. — Какие-то проблемы? Тебе что-то не нравится?
— Перестань… Отстань от меня… Я ведь ничего не сказала. Мне дела нет до твоей жизни. Делай что хочешь! Я не твоя мамочка!
