Империя света - Енха Ким
Как ни странно, искусственный Сеул не казался им таким уж чужим. Хотя это и была имитация Юга, по сути своей это место было точь-в-точь похоже на Север. Киен шел по Чонро-5 и оглядывался по сторонам. Как ни смотри, красивым этот проспект не назовешь. Если под красотой подразумевать упорядоченность, опрятный и ухоженный вид, то можно было бы сказать, что Пхеньян намного красивее Сеула. На Чонро грязное, грубое и безобразное существовало вперемежку с блеском и утонченностью. Но по крайней мере в этом не было ощущения искусственности. В отличие от своего двойника, созданного художниками кино, настоящий Чонро был в чем-то ближе к природе, подобно старой заросшей черепичной крыше, на которой распускаются желтые цветы тыквы, а рядом с ними прорастают занесенные ветром семена одуванчика. Но эта улица в тоннеле глубоко под Пхеньяном, залитая искусственным светом мощных прожекторов, заменяющих солнце, была слишком далека от оригинала. Хотя, если взглянуть на нее глазами автора замысла, критерии прекрасного, вероятно, будут иными. Для Ким Ченира это место было чем-то вроде его личного тематического парка. Здесь можно было за пять минут добраться от Чонро до площади Пикадилли. Поговаривали, что за пределами подземного Сеула, где будущие разведчики готовились к внедрению на Юг, существовал еще целый мир в миниатюре, населенный голландцами, англичанами и французами, — мир, в котором дезертировавший в годы Корейской войны пожилой американский солдат, женившись на похищенной в Макао тайке, попивал цейлонский чай с француженкой, которую обманом затащили в Пхеньян под предлогом трудоустройства. В каком-то плане они мало отличались от носителей английского языка, работающих в частных школах в Токио и Сеуле. Днем они преподавали свой язык северокорейским агентам, которым предстояло под чужими именами пересечь границу с Югом, а после работы сидели дома перед телевизором. Единственная разница заключалась в том, что они до конца жизни не могли покинуть эту страну, а телевидение вещало не более шести часов в сутки.
В своем монументальном трактате об искусстве кино Ким Ченир писал: «Литература и кино, являясь подлинным человековедением, основанным на идеях чучхе, появились в ответ на запросы эпохи самостоятельности, и их призвание заключается в том, чтобы, освещая истинную природу человека, для которого самостоятельность есть жизнь, и происходящие из этого проблемы человечества, утвердить человека в качестве хозяина мира и творца собственной судьбы и побудить его к ответственному исполнению этой роли».
Киен все еще помнил эти слова наизусть. Но, вопреки им, никто из людей, встреченных им посреди тех причудливых декораций, не был похож на «творца собственной судьбы». Если то, что в христианстве называется чистилищем, действительно существует, то этот искусственный город вполне мог быть его воплощением на земле: и не тот свет и не этот, а какая-то промежуточная зона, где они день за днем вели жизнь, лишенную каких-либо насущных дел. Здесь время стояло на месте, и не было ни массовой безработицы, ни эпидемий, ни мирового экономического кризиса.
Ли Санхек показал на трехэтажный «Хилтон»:
— Вы войдете в гостиницу и расположитесь в номерах. В комнатах для каждого приготовлены карточки с заданиями. Вы должны действовать в соответствии с тем, что написано в вашей карточке. Прохожие на улице и переодетые инструкторы в магазинах будут следить за вами. Если вы скажете что-либо с нашим акцентом или совершите ошибку из-за незнания чего-то о положении дел на Юге, то вас арестуют. Южнокорейцы очень бдительны в этом отношении и сразу заявляют куда положено. Как вам известно, если вы попадетесь в руки полиции и служб госбезопасности, вас подвергнут зверским пыткам. Эти пытки вам тоже необходимо будет выстоять.
Закончив, Ли Санхек снова улыбнулся. Скорее всего, эти тренировочные пытки были куда более жестокими, чем настоящие, которые они якобы имитировали. Киен получил пачку банкнот, выпущенных Банком Кореи, в которой было около трех миллионов вон, и вошел в гостиницу. На стойке администратор с безразличным выражением лица выдал ему листок бумаги. Киен написал свое имя, адрес и номер телефона. Администратор взял листок и задал ему несколько вопросов вроде того, курит он или нет и какую комнату предпочитает. Хотя Киен много раз отрабатывал все это, тогда ему все еще было непривычно отвечать на подобные вопросы капиталистического толка. Но он постарался говорить как можно спокойнее и успешно заполучил ключи. Войдя в комнату, Киен поставил свой небольшой чемодан возле шкафа и первым делом взял в руки карточку с заданием. Он должен был купить в магазине кое-что из предметов первой необходимости, открыть счет в банке и положить на него деньги, а затем пойти в универмаг и купить нижнее белье для жены.
Чонхун, оказавшийся его соседом по комнате, получил задание выпить пива в ночном клубе и купить роман в книжном магазине.
— Думаешь, они действительно будут нас пытать? — поинтересовался Киен.
— Будут. Тогда в горах ведь тоже пытали.
Чонхун напомнил ему о том, что произошло во время учений по переброске через границу. Тогда агенты, переодетые в южнокорейских спецназовцев, поймали их и, подвесив на дереве вниз головой, стали заливать им в ноздри воду с красным перцем. Киен не хотел снова испытать что-либо подобное. Он снова и снова зубрил вслух реплики, словно готовился к уроку по иностранному языку: «Я не знаю точно, какой у жены размер, вы мне не поможете? Я не знаю точно, какой у жены размер, вы мне не поможете? Я не знаю точно, какой у жены размер, вы мне не поможете?»
«А у тебя хорошее произношение! Недаром иняз окончил», — восторгался Чонхун, когда слышал его естественную южнокорейскую речь. В чем он чувствовал себя действительно уверенно, так это в произношении. Даже инструктор, преподававший им сеульский диалект, всегда хвалил его. Они с Киеном сблизились и часто по-приятельски болтали. Как-то раз у него вырвалось: «Если ты вдруг попадешь на юг, не привози оттуда какого-нибудь маленького несмышленыша, беспечно играющего на берегу моря». Он был родом из приморского уезда Пуан в южнокорейской провинции Северная Чолла. Когда он говорил это, Киен на мгновение увидел в его лице мальчика, который появился, как голограмма, и тут же исчез.
Киен вышел из отеля. Казалось, все прохожие на улице незаметно поглядывали на него, и отчасти так оно и было. Некоторые из них, переодетые инструкторы, следили за каждым его движением, чтобы позже на разборе учений выставить ему оценку. Киен вошел в магазин. Он выбрал несколько яблок и положил в полиэтиленовый пакет. Продавец, со скучающим лицом подпиравший стену у прилавка, взвесил пакет и наклеил ценник. Киен добавил в корзину банку консервированного тунца «Донвон» и четыре упаковки лапши «Самъян-Рамен» и пошел расплачиваться. Девушка за кассой смотрела прямо на него. Он достал из кармана деньги и протянул ей. Та взглядом указала на его корзину. А! Только тогда он вспомнил и спешно поставил корзину перед ней. На Севере принято сначала расплачиваться, после чего продавец достает с витрины товар, поэтому брать все самому и нести на кассу дня него все еще было непривычно. Чуть было не угодив в комнату пыток, он был благодарен кассирше за подсказку, но не мог ничего ей сказать, потому что сзади уже кто-то стоял в очереди. Девушка сложила его покупки в огромный полиэтиленовый пакет. Киен взял его и вышел из магазина. Вслед ему кто-то сказал: «Спасибо!» Киен на миг остановился в дверях. В Пхеньяне он никогда не слышал, чтобы продавцы в магазинах благодарили покупателей. За что спасибо? Это же я получил товар.
Пройдя метров двадцать, Киен зашел в банк. Внутри работало только одно окно.
— Чем я моху вам помочь?
— Я бы хотел открыть счет.
— Заполните, пожалуйста, вот это.
Операционисгка протянула ему бланк. Это оказался бланк южнокорейского банка «Чохын». Он вписал выученные наизусть адрес, номер телефона и данные удостоверения личности.
— Вашу печать, пожалуйста.
