Джеймс Болдуин - Комната Джованни

– Не понимаю, чего ты выходишь из себя. Адрес-то ты знал.

Но Джованни посмотрел на меня так, что мне захотелось плакать, и вся злость мигом улетучилась.

– Какой ты недобрый, – сказал он. – Tu n'est pas chic du tout.[133]

Больше он не проронил ни слова, и до бульваров мы шли молча, лишь сзади до меня доносилось слащавое воркование Жака. На углу мы остановились и подождали, пока Хелла с Жаком присоединятся к нам.

– Милый, – сказала она, – ты оставайся и выпей с друзьями, если тебе хочется, а я просто не в состоянии, к тому же чувствую себя неважно. Пожалуйста, извините меня, – обратилась она к Джованни, – но я только позавчера приехала из Испании и даже не присела с поезда. Давайте в другой раз, серьезно! Сегодня мне надо выспаться.

Она улыбнулась и протянула руку Джованни, но тот будто ее не заметил.

– Я провожу Хеллу домой, – сказал я, – и вернусь к вам. Только скажите, где вас найти.

Джованни неожиданно расхохотался и сказал:

– Мы будем дома. Не так трудно найти.

– Я ужасно огорчен, – сказал Хелле Жак, – что вы неважно себя чувствуете. Может быть, выпьем в другой раз?

Он снова склонился к ее руке и опять поцеловал ее. Потом выпрямился и посмотрел на меня.

– Заходите как-нибудь вечерком ко мне, вместе поужинаем. – И, подмигнув, он добавил: – Зачем же прятать от нас свою невесту?

– И в самом деле, ни к чему, – сказал Джованни. – Она нам страшно понравилась, – и, улыбнувшись Хелле, добавил, – постараемся и мы ей понравиться.

– Ладно, – сказал я и взял Хеллу под руку, – я попозже к тебе зайду.

– Если меня не будет дома, – сказал Джованни, и в его голосе прозвучали мстительные и в то же время плачущие нотки, – ты не поленись зайти еще раз. Я наверняка уже приду. Адреса еще не забыл? Это рядом с зоопарком.

– Помню, – сказал я и попятился так поспешно, точно выбирался из клетки с тигром, – попозже я загляну. A tout à l'heure.[134]

– A la prochaine,[135] – сказал Джованни.

Мы расстались, но я еще долго чувствовал спиной их взгляды. Мы шли, Хелла молчала. Как и я, она молчала потому, что боялась начать разговор. Наконец сказала:

– Я просто не переношу этого Жака. От одного его вида у меня мурашки бегут по телу. Ты с ним часто виделся, пока я была в отъезде? – спросила Хелла, помолчав немного.

Я не знал, куда девать дрожащие руки и, чтобы как-то оттянуть ответ, остановился и закурил. Глаза ее прощупывали меня. Но Хелла, конечно же, ни о чем не подозревала, она просто была взволнована.

– А кто этот Джованни? – спросила она, когда мы снова пошли. И вдруг неожиданно прыснула.

– Я только сейчас поняла, что даже не поинтересовалась, где ты все это время жил. Ты жил с ним?

– Да, мы снимали захудалую комнатенку на окраине Парижа, – ответил я.

– Ты поступил нехорошо, – сказала Хелла, – сбежал от него на три дня и даже не предупредил.

– Господи! – возмутился я. – Да он же только мой сосед по комнате. Откуда мне знать, что он вздумает искать меня в Сене из-за каких-то двух дней, которые я не ночевал дома?

– Но Жак сказал, что ты его оставил без денег и курева, без ничего и даже не сказал, что перебираешься ко мне.

– Я ему много чего не рассказывал. Но раньше он таких сцен не закатывал. Наверное, выпил лишку. Я с ним потом поговорю.

– Ты думаешь к нему зайти?

– Если не к нему, – ответил я, – то в нашу комнату надо же заглянуть. Я все равно собирался это сделать хотя бы для того, чтобы побриться. И я усмехнулся.

– Я вовсе не хочу, чтобы твои друзья обижались на тебя, – со вздохом сказала она. – Надо пойти и выпить с ними, тем более, что ты обещал.

– Хочу – пойду, хочу – нет. Что я, женат на них?

– Хорошо, но если ты женишься на мне, это еще не значит, что надо порвать отношения с друзьями. И это, разумеется, не значит, – сразу же добавила она, – что они должны мне нравиться.

– Хелла, – сказал я, – я все отлично понимаю.

Мы свернули с бульвара и подошли к гостинице.

– Он очень ревнивый, да? – спросила она.

Я смотрел на темную громаду Сорбонны, в которую упиралась наша темная, чуть бредущая в гору улица.

– Кто он?

– Джованни. Он, видно, очень к тебе привязан.

– Он итальянец, – сказал я, – а все итальянцы очень эмоциональные.

– Да, но этот даже для итальянца чересчур экзальтирован. Ты с ним долго прожил вместе?

– Месяца два. – Я бросил сигарету. – У меня кончились деньги, когда ты уехала. Я ждал денег от отца и на время перебрался к нему, так было дешевле. Джованни тогда работал и почти все время жил у своей любовницы.

– Да? – спросила она. – У него есть любовница?

– Вернее, была, – сказал я, – так же, как и работа. Теперь нет ни того, ни другого.

– Бедный мальчик! – воскликнула она. – Неудивительно, что у него такой потерянный вид.

– Ничего, приободрится! – бросил я.

Мы стояли у дверей гостиницы. Она нажала кнопку звонка.

– Он близкий друг Жака? – спросила она.

– Не настолько близкий, чтобы это вполне удовлетворяло Жака, – ответил я.

Она рассмеялась.

– Я просто коченею, – сказала она, – рядом с мужчиной, который так ненавидит женщин, как ненавидит их Жак.

– Ладно, – сказал я, – в дальнейшем постараюсь оградить тебя от его общества. Еще, чего доброго, моя девочка простудится!

И я поцеловал ее в кончик носа. В ту же секунду из глубины гостиницы до нас донесся какой-то грохот, и дверь со странным лязгом распахнулась сама собой. Хелла заглянула в темный проем.

– Каждый раз думаю, осмелюсь ли я войти в эту дверь, – сказала она и посмотрела на меня. – Может, ты немного выпьешь со мной в номере, а потом пойдешь к своим друзьям?

– Идет! – сказал я.

Мы зашли в гостиницу на цыпочках, тихонько прикрыв за собой дверь. Мои пальцы, наконец, нащупали выключатель, и тусклый желтый свет окутал нас. Чей-то голос выкрикнул нам что-то совершенно нечленораздельное. Хелла в ответ выкрикнула свое имя, пытаясь произнести его на французский лад. Когда мы поднимались по лестнице, свет погас, и мы с Хеллой захихикали, как дети. Мы никак не могли найти выключатели на лестничных площадках. Не знаю, почему мы так веселились, но нам действительно было весело. Так, хихикая и поддерживая друг друга, мы добрались до номера Хеллы на последнем этаже.

– Расскажи мне о Джованни, – попросила она, когда мы, улегшись в постель, смотрели, как ночь поддразнивает чернотой белые накрахмаленные занавески. – Мне интересно, какой он.

– Чертовски бестактно просить меня об этом сейчас, – сказал я. – И почему тебя это так интересует?

– В этом нет ничего предосудительного. Просто я хочу знать, кто он, чем живет и дышит?

– Я смотрю, он поразил твое воображение.

– Ничуть. Просто он очень красив, вот и все. Но в этой красоте есть что-то старомодное.

– Давай-ка лучше спи, – сказал я, – ты уже заговариваешься.

– Где ты с ним познакомился?

– В баре, во время ночной попойки.

– А Жак там тоже был?

– Не помню. Кажется, был. Да, конечно, он вроде бы познакомился с Джованни той же ночью.

– А почему ты перебрался жить к нему?

– Я тебе уже говорил. Сидел на мели, а у него была комната…

– Не может быть, чтобы только из-за комнаты…

– Ну, хорошо. Он мне понравился.

– А теперь он больше тебе не нравится?

– Я очень привязан к Джованни. Ты его не видела, когда он в ударе, но, поверь, он очень славный парень.

Я засмеялся. Защищенный темнотой, чувствуя телом тело любимой женщины, успокоенный уверенным звучанием собственного голоса, я приободрился и с облегчением добавил:

– Я по-своему его люблю, действительно люблю.

– Мне кажется, он чувствует, что ты проявляешь свою любовь к нему довольно странным образом.

– Ну и что, – сказал я, – эти люди ведут себя иначе, чем мы. У них все чувства на виду. Ничего не поделаешь. Я не могу так, как они.

– Да, – задумчиво протянула она, – я это заметила.

– Что ты заметила?

– Здешние парни и не думают проявлять большую привязанность друг к другу. Поначалу это шокирует и только потом понимаешь, что под их грубостью скрывается настоящая нежность.

– Да, – сказал я, – нежность.

– Хватит об этом, – сказала она. – Надо нам на днях пообедать вместе с Джованни. В конце концов, он в некотором роде твой спаситель.

– Неплохая мысль, – сказал я, – не знаю, чем он занят в ближайшие дни, но думаю, что один свободный вечерок выберет для нас.

– А он, что, всюду таскает за собой Жака?

– Нет. Скорее всего, случайно забежал к нему сегодня вечером.

Я помолчал.

– Я начинаю понимать, – продолжал я, подбирая слова, – что такому парню, как Джованни, довольно трудно жить. Париж, сама понимаешь, не пристанище удачников, и манна небесная на всех не сыпется. Джованни – бедный, в том смысле, что он из бедной, простой семьи. И в самом деле, здесь он мало на что может рассчитывать. Здесь огромная конкуренция. А при ничтожных деньгах трудно думать об устройстве хоть какого-нибудь будущего. Поэтому многие такие, как Джованни, шатаются по улицам без дела и рано или поздно становятся гангстерами, сутенерами и бог знает кем еще.