Джоди Пиколт - Обещание
— Ей бы понравилось, — пробормотал он и опрометью бросился в коридор, где на него со всех сторон смотрели сотни пар любопытных глаз.
От Криса не укрылось то, что, как ни смешно, он испытал невероятное облегчение, переступив порог кабинета доктора Фейнштейна. Раньше кабинет психиатра был последним местом на земле, где бы он хотел находиться, сейчас это «почетное звание» принадлежало старшей школе Бейнбриджа. Он сидел, уперев локти в колени и беспокойно притопывая ногами.
Дверь в приемную открыл доктор Фейнштейн собственной персоной.
— Крис! — приветствовал он. — Рад тебя видеть.
Когда Крис начал прохаживаться перед книжными полками, психиатр, пожав плечами, остановился у него за спиной.
— Сегодня ты выглядишь немного встревоженным, — заметил доктор Фейнштейн.
— Я снова стал ходить в школу, — признался Крис. — Полный отстой!
— Почему?
— Потому что я — изгой. Ко мне никто не приближается и, упаси Господи, чтобы кто-нибудь прикоснулся… — с отвращением произнес он как на духу. — Как будто у меня СПИД. Нет, еще хуже. Если бы я был болен СПИДом, с этим бы смирились.
— Почему, по-твоему, они тебя сторонятся?
— Не знаю. Понятия не имею, что именно им известно о случившемся. А подойти поближе, чтобы послушать, о чем они шепчутся, я не могу. — Он потер виски. — Все знают, что Эм умерла. Все знают, что я был там. Легко сложить два и два. — Он откинулся на спинку вращающегося кресла и провел большим пальцем по ряду книг в кожаных переплетах, до которых смог дотянуться. — Половина школы, вероятно, думает, что я вскрою себе вены прямо в столовой.
— А что думает вторая половина?
Крис медленно повернулся. Он отлично знал, что думали остальные: все, что угодно, что могло перерасти в скабрезную историю, в кривотолки и сплетни.
— Не знаю, — отрезал он. — Скорее всего, что я ее убил.
— Почему они так решили?
— Потому что я был там! — выпалил он. — Потому что я остался жив. Черт возьми, я не знаю! Спросите у копов, они подозревают меня с первого дня.
Крис, пока не произнес эти слова вслух, не понимал, насколько мучительны для него подобные подозрения, даже если обвинение еще официально не предъявили.
— И это тебя тревожит?
— Разумеется! — выкрикнул Крис. — А вас бы не тревожило?
Доктор Фейнштейн пожал плечами.
— Сложно сказать. По-моему, если я знаю, что честен сам с собой, то мне хотелось бы верить в то, что и остальные рано или поздно мне поверят.
Крис фыркнул.
— Держу пари, что ведьмы из Салема тоже так думали, когда почувствовали, что запахло жареным.
— И это тревожит тебя больше всего?
Крис молчал. И не потому, что врач хотел поймать его на слове, — на месте Фейнштейна у Криса тоже имелись бы сомнения. И не потому, что все в этой чертовой школе относились к нему так, будто у него за ночь выросло еще пять голов. Слишком легко, зная их с Эмили отношения, все поверили, что он мог намеренно причинить ей вред.
— Я любил ее, — признался он дрогнувшим голосом. — Не могу забыть свою любовь. И не понимаю, почему об этом забыли остальные.
Доктор Фейнштейн жестом пригласил Криса снова сесть в кресло. Крис так и сделал. Он следил, как в магнитофоне медленно вращаются крошечные бобины.
— Расскажи мне об Эмили, — попросил психиатр.
Крис закрыл глаза. Как он мог объяснить человеку, который даже не был знаком с Эмили, что от нее всегда пахло дождем? Что в животе у него холодело каждый раз, когда она встряхивала головой, распуская волосы? Как он мог описать, каково это, когда он начинал мысль, а она заканчивала? Поворачивала кружку, из которой они оба пили, чтобы прикоснуться губами именно к тому месту, где раньше были его губы? Как объяснить, что, где бы он ни находился — в запертой комнате, под водой, в сосновых лесах штата Мэн, пока Эм с ним, он чувствовал себя в безопасности?
— Она принадлежала мне, — просто ответил Крис.
Доктор Фейнштейн удивленно приподнял бровь.
— Что ты имеешь в виду?
— Она была тем, кем не являлся я. А я был тем, кем не являлась она. В живописи Эм могла заткнуть за пояс любого, я же не мог провести даже ровную линию. Она никогда не увлекалась спортом, я всегда был спортсменом. — Крис поднял раскрытую ладонь и согнул пальцы. — Ее рука четко ложилась в мою ладонь.
— Продолжай, — подбодрил его доктор Фейнштейн.
— Я хочу сказать, что мы не всегда встречались. Стали встречаться относительно недавно, всего пару лет назад. Но я знал Эм всю жизнь. — Крис внезапно засмеялся. — Первым ее словом было мое имя. Раньше она звала меня «Кис». А потом, когда узнала значение слова «кис», стала постоянно путать эти слова, и когда смотрела на меня, то чмокала губами. — Он поднял глаза. — Я сам этого не помню. Мне мама рассказывала.
— Сколько тебе было лет, когда ты познакомился с Эмили?
— Полгода, — ответил Крис. — В день ее рождения. — Он подался вперед. — Мы играли с ней каждый день. Я имею в виду, что она жила в соседнем доме, наши мамы постоянно ходили друг к другу в гости, это было естественно.
— Когда вы начали встречаться?
Крис нахмурился.
— Не могу назвать точную дату. Эм бы назвала. Что-то вроде нового витка в отношениях. Все ожидали, что такое произойдет, поэтому ни для кого это не стало сюрпризом. Однажды я посмотрел на нее и увидел не просто Эм, а красивую девушку. И… ну… вы понимаете…
— У вас была близость?
Крис почувствовал, как краска заливает шею и поднимается вверх к щекам. Эту тему он не желал обсуждать.
— Я обязан отвечать? — спросил он.
— Ты вообще не обязан отвечать на мои вопросы, — признался доктор Фейнштейн.
— В таком случае, — сказал Крис, — я не буду отвечать.
— Но ты любил ее?
— Да.
— Она была твоей первой девушкой?
— Можно сказать и так.
— Тогда откуда ты знаешь? — спросил доктор Фейнштейн. — Почему ты решил, что это любовь?
В его вопросе не было ни вульгарности, ни вызова. Он просто спрашивал. Если бы Фейнштейн повел себя резко, прямолинейно, как эта сука-детектив, Крис тут же бы замолчал. Но в устах врача вопрос звучал просто и правомерно.
— Возникло влечение, — осторожно начал Крис, — но не только в нем дело. — Он покусал верхнюю губу. — Однажды мы на время порвали. Я начал встречаться с другой девочкой, которую считал по-настоящему «горячей штучкой», с капитаном группы поддержки, Донной. Казалось, Донна сводила меня с ума, еще когда я был с Эм. Как бы там ни было, мы стали всюду бывать вместе, немножко покувыркались, но каждый раз, находясь рядом с Донной, я понимал, что она мне чужая. Я ее выдумал, а на самом деле она совершенно не такая, как я возомнил. — Крис глубоко вздохнул. — Когда мы с Эм помирились, я понял, что она всегда оправдывала мои ожидания. Пожалуй, она была даже лучше, чем я себе представлял. Именно это я и называю любовью, — тихо признался он, — когда оглядываешься назад и ничего не хочешь менять.
Когда он замолчал, психиатр поднял глаза.
— Крис, — спросил он, — какое твое самое раннее воспоминание?
Вопрос Криса удивил, он громко рассмеялся.
— Воспоминание? Не знаю. Нет, постойте… Помню игрушку, маленький паровозик с кнопкой — нажимаешь, и паровозик издает гудок. Помню, как вцепился в него, а Эмили хотела у меня его отобрать.
— Что-нибудь еще?
Крис подпер руками подбородок и задумался.
— Рождество, — сказал он. — Мы сидели внизу, а вокруг елки ездил электрический паровозик.
— Мы?
— Да, — ответил Крис. — Эмили еврейка, поэтому она пришла отмечать Рождество к нам. Когда мы были совсем маленькими, она в канун Рождества уже спала.
Доктор Фейнштейн задумчиво кивнул.
— Скажи, а у тебя есть детские воспоминания, в которых нет Эмили?
Крис попытался порыться в памяти, прокручивая свою жизнь, как кинопленку. Увидел себя: он стоит в ванной, где купается Эмили, и писает в воду. Эмили хохочет, а его мать орет на чем свет стоит. Увидел, как делает снежного ангела: широко размахивает руками и ногами, задевает Эмили, которая рядом проделывает то же самое. Мельком замечает лица своих родителей, но Эмили уже повалилась на бок.
Крис покачал головой.
— Честно признаться, нет, — ответил он.
Вечером, пока Крис принимал душ, Гас решилась убрать в его спальне. К ее удивлению, там было не так уж грязно — в основном гора посуды с нетронутой едой. Она поправила одеяло на кровати, опустилась на колени, инстинктивно проверяя, не завалялись ли под кроватью грязные носки, не остались ли там какие-нибудь объедки.
Уколов большой палец об угол обувной коробки, Гас не сразу поняла, на что наткнулась. Она заглянула внутрь коробки, провела пальцами по листочкам с секретным шифром, очкам для просмотра фильмов в формате 3D, запискам, написанным невидимыми лимонными чернилами, которые можно прочесть только над электрической лампочкой. Господи, сколько им было? Девять? Десять.
