Збинек Кованда - Палец на спуске
Вилем, по всей видимости, так никогда и не узнал, что Ярослав трудится в этой же «голубятне» этажом выше, так как через месяц расстался с радио. Во время второго или третьего репортажа (к счастью, ему было поручено краткое вступительное слово) он наговорил такой чепухи, что даже случайные слушатели, не знакомые со спортом, от удивления ахнули. Карьера Вилема на этом закончилась.
И вот теперь Ярослав совершенно неожиданно столкнулся с ним, когда, проводив своего отца к автобусу, спешил на работу. В горле у него пересохло, и он завернул в небольшое, но солидное кафе близ здания радио. Сюда он иногда ходил пообедать. Здесь были хороший стол, доброе крепкое пиво и ко всему этому — обходительный хозяин, который мило улыбался даже в том случае, если посетитель заказывал просто стакан газированной воды. Именно это и заказал Ярослав.
Часы показывали начало десятого; в зале было пусто. Ярослав сел у дверей, рассчитывая сразу уйти. Но, прежде чем принесли воду, вошел Вилем.
— Будь здоров, дружище, я тебя издали увидел. Я здесь на контроле. — С этими словами Вилем уселся рядом с ним. По всему было видно, что ему тяжело не только носить свой собственный вес, но и шевелить языком.
Хозяин принес стакан газированной воды, снисходительно улыбнулся и, кивнув Ярославу, произнес:
— Пан Штембера работает в тресте ресторанов кладовщиком. Ему надо знать, сколько где числится подносов, салфеток… Ответственная работа! — Повернувшись, он быстро скрылся.
Вилем потянулся было за ним тяжелой рукой, но того и след простыл. Тогда Вилем разразился монологом:
— Эта жизнь, дружище, скоро кончится, потому что… — Тут он огляделся, повращал глазами и, нагнувшись к Ярославу, схватил его за плечо: — Потому что мне хочется пожить! Жить, а не существовать! Хочу жить! Разве я не человек? Человек! Имею право на жизнь? Имею! Могу жить? Не могу! Хотел с женой поехать в Югославию. Можно было бы и в Болгарию. Могу я в Югославию? За эти две идиотские тысячи в месяц? Не могу! — Какая-то посторонняя мысль сбила его с толку: он тупо уставился на скатерть в надежде, что вновь ухватит нить разговора, и вскоре продолжал: — Вот пройдет этот проклятый август, и я стану человеком. В сентябре еду в Прагу, дружище. Но не думай, я тебе не скажу, куда. Это тебе не удастся из меня вытянуть! В Прагу не каждому дано попасть. Единственное место в этой дряни, где еще можно пожить… Пан Совачек! Два грога!
Ярослав дал знать появившемуся хозяину, что на его долю выпивки приносить не надо. Тот кивнул и елейным голосом проговорил:
— Мне все равно, пан кладовщик, но у вас с собой автомашина…
Вилем сердито махнул рукой, и хозяин удалился.
— Это называется автомашиной! — показал Вилем на видневшийся за окном старый черный «тудор» с красным верхом.
Ярослав молча встал, заплатил в кассу и вышел. Ему стало еще хуже, чем до прихода в кафе, несмотря на выпитую воду. Он почувствовал еще большую жажду и опустошенность, а от этого и еще большее отвращение к самому себе… «Разве я не человек? Человек! Имею право на жизнь! Могу жить?..» — звучали в ушах слова Вилема. Разве можно, чтобы все это было настолько глупо, примитивно, ничтожно? Ярослав презирал себя, ибо чувствовал, что жизнь идет мимо него, а он бездействует. Хуже того! Он не знает, что нужно делать. А всего хуже то, что он не знает, предпринял бы он что-либо, если бы знал, что делать, или нет.
Ему пришла в голову мысль, что люди, подобные Вилему Штембере, способны на все. Они, конечно, имеют право на жизнь. А сколько таких людей? Сколько? Это ему неизвестно. Он знает, что подобные люди были, есть и будут. Но неужели они всегда так кричат о себе?
Ярослав, который жил до сего времени спокойно, умеренно, был доволен самим собой и не допускал мысли, что могут наступить изменения, вдруг почувствовал опасение, как бы не произошло что-нибудь такое, от чего перехватит дух. А теперь, мучимый неизвестностью и страхом, он не знал, что делать.
ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ
В помещениях одного из небольших клубов было уютно и спокойно. На стенах все еще красовались лозунги, плакаты и проекты оформления майского праздника студентов. Вскоре после этого события студенты разъехались в разные стороны, а люди, обосновавшиеся в клубе, не имели никаких оснований что-либо менять в его оформлении. За три прошедших месяца на стенах ничего не устарело: ни призыв к отмене изучения марксизма в качестве обязательного предмета, ни некоторые высказывания Масарика. Все еще сохранял силу майский лозунг: «Дубчек — это наш Яношик»[6]. Пожалуй, устарел только один транспарант, надпись на котором сделалась сейчас загадочной: «Поставьте точку, уберите Клечку!» Дело в том, что этот Клечка, работавший в отделе вузов обкома КПЧ, теперь уже снят с поста за консерватизм.
В такой обстановке собрался на заседание областной комитет. Присутствовали все члены комитета — 21 человек. Заседание было объявлено секретным. На повестке дня стоял всего один вопрос, не считая дискуссии.
Председательствующий — старый политикан из числа бывших социал-демократов — открыл заседание следующими словами:
— Время сорвало все покровы, мир будет преображен…
Решив утром начать сегодняшнее заседание этой видоизмененной цитатой, он пожалел, что не является ее автором. А мог бы стать им! Он уже написал три книги, причем одна из них оказалась с автографом Бенеша. Это был курьезный случай! 1 мая 1946 года Бенеш должен был выступать в городе от имени социал-демократов. Теперешний председательствующий, желая похвалиться тогда выпуском в свет своей новой книжки, протянул ее Бенешу. Всегда остроумный и притворно радушный, Бенеш расписался на книге, полагая, что у него просят личный автограф.
Председательствующий сделал небольшую паузу.
— Я признателен членам нашей комиссии за проделанную ими работу, результаты которой мы все вместе сегодня обсуждаем. Речь идет о тщательно выверенном списке лиц, которые своими действиями, поведением и навязыванием азиатских методов загубили наши лучшие годы. Это список лиц, которые в грядущие дни и недели не могут уже быть ни чем иным, кроме как препятствием для выполнения нашей миссии. Поэтому мы будем не только брать их на учет, но и следовать за ними и… — Здесь он ухмыльнулся и стукнул всеми десятью пальцами по столу, добавив лишь словечко «Ну!». (Он ведь тоже гуманист!)
Каждый член комитета получил по несколько страниц списка. Вместе со своей группой он был обязан позаботиться об этих людях. Группы во главе с членами комитета были созданы практически на нелегальной основе. Забота о занесенных в список лицах должна была заключаться в том, чтобы непосредственно перед съездом КПЧ и во время его работы не выпускать ни одного из этих лиц из своего поля зрения, а если вдруг кто-то из них выскажет по поводу съезда и его решений отрицательное мнение, тогда разрешается делать все. О том, что подразумевается под словом «все», не говорилось. Но всем уже давно прекрасно известно, что битье стекол — самая безобидная детская шалость. (Ведь в печати как бы мимоходом уже появились несколько сообщений о таинственных ящиках, в которых якобы было найдено неизвестно кому принадлежащее оружие!)
Разговор поначалу развивался медленно, его приходилось подстегивать, словно юлу, чтобы она не перестала вращаться.
— Можно узнать, сколько всего человек в этом списке?
— Можно. Пока пятьсот двенадцать.
— Говоришь «пока», значит, список неполный.
— Вопрос: все ли там коммунисты?
— С ума ты сошел! Если некоторые коммунисты могут идти вместе с нами, то логика подсказывает, что в списке есть и так называемые беспартийные.
И так далее.
Потом попросил слова пан бывший учитель Зденек Беранек:
— Меня интересует, есть ли у кого в списке Якуб Пешек из Бржезан. У меня его нет.
Вначале показалось, что собравшиеся рассердятся на пана Беранека, поскольку у каждого из сидящих здесь есть на примете свой собственный «избранник», но не все они пока попали в список. Однако все дисциплинированно молчали, чтобы не обременять заботами весь комитет.
А пан Беранек держал пока главный козырь в кармане.
— Если вы не знаете, кого я имею в виду, то я скажу: это тот самый деятель, который вчера в обед выступал по радио.
Несколько голов с любопытством повернулись к выступающему.
— Я лично, — продолжал Беранек, — находился на радио уже с утра, меня пригласил один добрый знакомый. Там с этим Пешеком в порядке подготовки пришлось побеседовать. Слышал ли кто-нибудь, что он потом говорил по радио?..
Добрая половина присутствующих помнила выступление и поэтому проявляла интерес к этому делу.
— Вот видите! И если вы думаете, что это просто болтливый придурковатый старик, то вы ошибаетесь. Сегодня утром один честный гражданин из этого села сообщил мне, что товарищ Якуб Пешек, дававший нам добрые советы, как жить, является обычным антигосударственным элементом! — Любопытство аудитории пан Беранек тут же удовлетворил: — Дело в том, что этот старикашка до сих пор необоснованно и противозаконно хранит винтовку, которую использует в браконьерских целях.
