Пётр Самотарж - Одиночество зверя
— Огласка чего? Пока вообще нет оснований говорить о виновности Светки хоть в чём-нибудь, кроме оставления места происшествия.
— Проблема не в оставлении места, а в другом. Она уехала, не зная, жив пострадавший или нет, не нужна ли ему медицинская помощь. Это вопрос морали, а не юридического крючкотворства, и здесь нам крыть нечем.
— И всё-таки, если она не виновна в его смерти, а сейчас есть все основания полагать именно так, и в её отношении будет запущена юридическая процедура, нет ли здесь возможности набрать очки? Если по всем каналам в вечерних новостях будут освещать очередную явку дочери президента на допрос, разве не возникнет повод к разговорам о непредвзятости расследования и приверженности главы государства соблюдению закона?
— Только в том случае, если венцом всех процедур станет обвинительный приговор с реальным лишением свободы.
— Непременно?
— Обязательно. В любом другом случае будет взрыв, и тем больший, чем больше внимания будет уделено предварительному процессу.
— Почему? Сколько у нас было громких арестов, не приведших к обвинительным приговорам?
— Вот именно. Аресты уже давно набили публике оскомину, есть общественный запрос на приговоры. И дочь президента — удачный повод к развёртыванию широкой кампании, для которой у Покровского достаточно сил и средств.
Саранцев в очередной раз задумался. Последние несколько часов он слишком часто думал о себе, а не о своих должностных обязанностях. Он и на рабочем месте продолжает решать свои личные проблемы, а не пора ли заняться делом? Вчера вечером фельдъегерская служба доставила из Совета Федерации два законопроекта на подпись, а он до сих пор к ним не прикоснулся. Мелькнула предательская мысль: раз они прошли все чтения в Думе и поддержаны сенаторами, Покровский в них заинтересован. Опять Покровский, и опять личные проблемы президента заслоняют нужды государства! Игорь Петрович мысленно чертыхнулся, а в действительности закрыл лицо руками. Кажется, пальцы немного дрожат. Или ему мерещится? Какой-то бред наяву. Всесильный вездесущий Покровский обступал его со всех сторон разом, проявлялся в каждом жесте, выдавал себя в каждом шаге, оказывался при деле в любой момент. Решает ли президент собственные проблемы или государственные, не имеет значения — все они решаются при участии или под косвенным воздействием премьер-министра. Косвенным, но существенным, если не решающим. Может ли президент Саранцев наложить вето на представленные ему законопроекты? Юридически — да. Но делать важный политический и правовой шаг ради пустого и глупого принципа, чтобы показать свою власть, — глупо. По-детски, если не вовсе безумно.
Инициатором этих законопроектов была администрация президента, а не правительство. Теперь Игорь Петрович вспоминал, с чего они начинались.
Глава 12
Около года назад, поздним октябрьским вечером, за чёрными окнами шёл дождь, гостиная в Горках-9 гудела голосами, звенела хрусталём и утопала в звуках ансамбля струнных инструментов. В резиденции собрались гости президента, имеющие большой вес и возможность жить, не оглядываясь. Формальным предметом сбора считался маленький приём для своих по случаю дня рождения супруги президента, при полном отсутствии официальных мероприятий, но в присутствии жён. В числе участников действа состояли и Покровский с Корчёным.
Премьер пребывал в отличном настроении и часто шутил, слушатели регулярно награждали его смехом — по мнению Саранцева, не всегда искренним. Генерал умел рассказать к месту более или менее солёный анекдот, мог поддеть кого-нибудь из подчинённых. С некоторых пор в любой компании его окружали преимущественно, а иногда исключительно, подчинённые. Некоторые из них отбояривались ответными остротами, не боясь мести — Покровский никогда не отличался мелочностью, зато любил при случае выказать демократизм, если такая демонстрация не влекла за собой ущерба или уступки в его разветвлённой системе отношений с людьми разного сорта и положения. Тем вечером вокруг премьерской супружеской четы постоянно толпились люди, желавшие продемонстрировать окружающим свою близость к сильному человеку. Друзей у Покровского было мало, все знали их по именам, и вокруг небожителя они не тёрлись, ввиду отсутствия необходимости что-либо кому-нибудь доказывать.
Ирина, как всегда, переживала, хотя штат официантов и поваров освобождал её от непосредственных обязанностей хозяйки и делал королевой бала, обязанной очаровывать и демонстрировать гостеприимство. Время от времени она менялась в лице, хватала за рукав распорядителя и свистящим шёпотом требовала увеличить количество разносимых по залу подносов с выпивкой и закуской, чем явно раздражала опытного профессионала.
— Успокойся, Ира, всё в порядке, — увещевал супругу Саранцев без всякой надежды на успех. — Дай людям спокойно работать, а сама просто приятно проводи время.
— Тебе легко говорить, — отвечала та, нервно поводя плечами. — За угощение всегда отвечает хозяйка, смеяться будут не над тобой.
— Не стоит слишком заботиться о мнении других людей по таким пустяковым поводам. Отравишь себе жизнь без веской причины. Всем угодить невозможно, вкусы у людей разные — одни камамбер обожают, другие терпеть не могут. Будет он безупречен, или не будет его вообще, в любом случае останутся недовольные. Жизнь устроена несправедливо, ты разве не знала?
— Камамбер? У нас нет камамбера? — не на шутку взволновалась Ирина.
— Понятия не имею, — равнодушно пожал плечами Игорь Петрович, — я для примера его упомянул, фигурально.
— Иди ты со своим юмором куда подальше!
— Говорю тебе, не переживай. Лучше Светку найди, пока она не наговорила кому-нибудь гадостей или глупостей.
На светских раутах Саранцева в первую очередь волновало поведение несносной дочери, обладавшей редкой способностью несколькими словами привести слушателя в шоковое состояние. Ей ничего не стоило сочинить историю о страшной государственной тайне, связанной с ядерным оружием или внешней разведкой, и с абсолютно невинным видом по беспечности как бы выболтать её соответственно супруге министра обороны или директора СВР, которые затем требовали от мужей подтвердить их и не верили ответному смеху.
Другая типичная проделка вертихвостки заключалась в обращении к малознакомой почтенной матроне на кремлёвском приёме за советом по щекотливой проблеме, иногда из области секса, иногда — из сферы женского здоровья, а порой — и вовсе невообразимой. Однажды изобразила тихо помешанную перед женой секретаря Совета безопасности и на следующий день сама описала сцену с живописнейшими подробностями и артистическими интонациями.
— Нельзя высмеивать людей, — говаривал дочери Игорь Петрович, в очередной раз узнав о новой её выходке. — Ты унижаешь себя. О тебе уже ходят разнообразные слухи, и будет только хуже. Ты ведь причиняешь вред и мне, и маме.
— Ничего я не причиняю! — радостно возмущалась безответственная юная особа. — Просто скуку развеиваю. Ведь это невозможно, какая тоска — все эти ваши мероприятия. Представить страшно, как вы работаете, если вы так развлекаетесь.
— Светлана, не лезь, куда тебя не просят. К сожалению, мы не можем позволить себе развлечений, доступных большинству людей. И приёмы, даже неофициальные, проводятся для соблюдения этикета, а не с целью оторваться на всю катушку.
Беседы не помогали, дочь упорствовала в своих неординарных развлечениях, и Саранцев особенно боялся её участия раутах с участием Покровских. Боялся не гнева или обиды со стороны генерала, а предстать перед ним отцом, не способным влиять даже на собственную дочь. Игорь Петрович всегда искал в лице своего политического партнёра, его словах и жестах признаки того или иного отношения к себе. Ему досаждало желание постоянно заслуживать положительную оценку когда-то губернатора, потом президента, теперь премьера. Природу загадочного желания он не мог объяснить самому себе и тем больше им сокрушался. «Он давным-давно сделал меня своим протеже, — думалось Саранцеву в такие минуты, — вывел на политическую авансцену и продолжает активное сотрудничество по сей день. Какое ещё одобрение с его стороны мне нужно?» Но самовнушение не помогало — сомнения продолжали глодать душу неуверенного в себе президента.
Время от времени Саранцев заговаривал с гостями, периодически люди подходили к нему ради пары незначащих замечаний относительно вечера и погоды, но затем подошёл Антонов и недовольно заметил:
— Они не с пустыми руками пришли.
— Ты о ком?
— О Покровском с Корчёным, разумеется. Подходит ко мне и, между делом, с шутками-прибаутками начинает подсовывать свои бумажки.
— Кто подошёл? Какие бумажки?
