Валерий Зеленогорский - ULTRAмарин
Сергеев с ним не общался, Милявский презирал его за должность и близость к власти – как художник, он считал, что ее надо сторониться. Он мыл пол в штабе и даже в кабинете писаря Сергеева, так природа захотела.
Однажды к Милявскому приехала жена, он пришел к Сергееву за увольнительной. Сергеев не отказал земляку, даже денег не взял, но в конце по-солдатски грубо пошутил про то, что Милявский сделает с супругой после долгой разлуки. Милявский не разговаривал с ним до дембеля, и Сергееву долгие годы было перед ним неудобно.
В Москве они не виделись, но Сергеев слышал, что тот поднялся по линии культуры и даже чем-то руководит.
Они встретились на дне рождения уважаемого человека, и Сергеев решил снять с души грех, томивший его двадцать пять лет. Он подошел, напомнил ратную службу и извинился за прошлую обиду.
Этот мудак сделал вид, что ничего не помнит, хотя следов амнезии на его жирной морде не было. Сергеев очень огорчился из-за своей сверхчувствительности. Он нес крест вины четверть века, а эта свинья даже не вспомнила его в роковые 70-е.
Тогда он понял, что винить себя за прошлое не надо, если никого не убил. Ты мучишься невольным грехом молодости или брошенным невпопад словом, жалишь себя во все места, а людям твои страдания совершенно параллельны.
Дело со списком пошло веселее, когда он перешел к приятным людям, которыми обрастаешь, как старый баркас ракушками. Ходу они не мешают, с ними, слава Богу, не пришлось ничего делить – ни женщин, ни деньги, ни работу. Объединяли их только встречи на многочисленных праздниках. За последние двадцать лет никто из них еще не умер, не пригласить их было бы неудобно – искренние, симпатичные люди, разного ума и достатка, но, как говорят в таких случаях, он наш, близкий и не важно, что он глуп и врет чаще, чем надо. За плечами десятки лет, прожитых рядом, это называется дружбой, свои люди.
Вынырнул из прошлого человек, потерявшийся на просторах среды обитания богоизбранного народа. Девушка, которой он первый раз расстегнул лифчик в шестнадцать лет, изменила его жизнь. После этого драматического события он уже не мог ходить в школу и изучать геометрию, его манила практическая анатомия, а ее тогда в школе не проходили, так в России было всегда: чего очень надо, с огнем не сыщешь. Сергеев ушел из школы на завод и сосредоточился на первой любви, понимая, что этот опыт в жизни ему понадобится больше, чем алгебра и география.
Ему было шестнадцать лет, девочке тоже. В те стародавние времена нравственность цвела буйным цветом, отдельные случаи беременности встречались в старших классах и больницах закрытого типа для болеющих туберкулезом и полиомиелитом. Эти дети по полгода лежали в своих санаториях и без присмотра родителей и медперсонала могли совершать биологические опыты на местности, но в благородных семействах, где детям внушали, что женщину нельзя ударить даже цветком, честь хранили, как партбилет на поле боя. Нет партбилета, потерял – значит, обесчещен.
Так вот, у девушки был брат, щекастый пятиклассник, смышленый до безобразия. В ее семье установили двухсменный пост наблюдения за Сергеевым: до обеда честь внучки блюла бабушка, древняя старушка, ветеран Осоавиахима – военизированной организации молодежи, где в 30-е годы она преподавала стрельбу, – а после обеда – брат невинной жертвы сергеевского обожания, шахматист и отличник.
Все блицкриги Сергеева по взятию в клещи чести девушки разбивались о бабушкино скрытое наблюдение и хитрые глаза смышленого пятиклассника.
Сергеев пытался усыпить бабушку кагором, который она любила с царских времен, но внучку старушка любила больше. Пятикласснику он перетаскал всего Майн Рида и Фенимора Купера, но мальчик, как Цезарь, читал, разбирал партии Таль – Петросян, однако бдительности при этом не терял.
Так они подружились. Любовь к девочке прошла, улетела, как осенние листья, сброшенные в мусорный ящик перед зимней стужей. Любовь прошла, а мальчик остался на долгие годы.
Когда вам шестнадцать, пятиклассник кажется вам муравьем, но лет через десять все меняется, разница в пять лет становится ничтожной. Смышленый пятиклассник вырос на книжках Сергеева и поступил на первый курс института, где Сергеев завершал свое образование. Они стали плотно общаться, и оказалось, что их многое связывает. Так редко бывает в жизни – ты живешь, мучишься собственной немотой, вопросами, на которые не дают ответа книжки и учителя, и думаешь, что ты один такой во всей Вселенной, одинокий, непризнанный. А рядом в такой же жопе непонимания живет другой человек, но его нужно найти, он не носит на груди доску, где написано: «Я один».
Такое редкое счастье случалось у Сергеева несколько раз в жизни. Такие мужчины дороже женщин – женщины могут многое, как говорили раньше, не требуйте от девушки больше чем она имеет (или умеет. – Автор.).
Это совсем не дружба, это звучание в одном диапазоне. У таких людей не занимают деньги, не звонят с дороги, что сломалась машина, не требуют от них обязательно прийти на юбилей – для всех этих дел есть другие люди, они хорошие и добрые, и они тоже нужны. Но если тебе хорошо или даже очень плохо, получасовой разговор, вне зависимости от того, сколько лет прошло с прежней встречи, дает ощущение устойчивости бытия, убеждает, что ты не один и покупать путевку на МКС для перелета в другое измерение рано.
Потеряв товарища на двадцать лет в кущах Израилевых, Сергеев заметил, что часто вспоминает их совместные прогулки с работы домой. Они не говорили о своих домашних делах, женах и любовницах – вели разговоры ни о чем: о состоянии атмосферы вокруг, об ощущениях проходящего времени. Это напоминало Сергееву совместные медитации какой-то секты, где существуют только посвященные, никакой исключительности не проповедующие.
Поездка в Израиль была запланирована давно, но состоялась только три года назад, под давлением жены, желавшей увидеть библейские красоты и окунуть тело Сергеева в Мертвое море для оживления функций головного мозга, частично утраченных в многочисленных казино и саунах, где, как правило, не моются, а, наоборот, погружаются в грязь.
Сергеев уступил давлению и поехал, убедил себя, что из этого бесперспективного лечения можно извлечь пользу – найти товарища.
Дело это оказалось несложным, на рецепции отеля он сделал запрос, и вечером ему передали адрес и телефон бывшего сторожа невинности сестры своей.
Он позвонил и услышал знакомый голос, усталый и немного напряженный.
Его уже не юный друг ехал домой с работы, трудился он в западной компании.
У него все было хорошо, он работал, как конь, по восемнадцать часов в день. Его ценили, платили приличные деньги, и он был доволен. Они договорились, что он приедет к нему в отель завтра в шесть утра перед работой – это было единственное время в его графике.
Они встретились на следующий день без поцелуев, объятий и соплей и сели в баре позавтракать и поговорить. Двадцать лет перерыва не изменили товарища, он только слегка поправился и поседел, ироничный взгляд бывшего пятиклассника остался. Сергеев боялся, что прошедшее время разрушит связь – такое бывало в его жизни, когда при бурной встрече с прошлым после обязательной программы: жена, дети и где болит – не о чем говорить.
Слава Богу, с товарищем было по-прежнему, все осталось, и такая радость захлестнула Сергеева, что ранним библейским утром, когда товарищ уехал горбатиться на заокеанских акул, он напился водки, хотя по совести в это время нужно молиться, а не пить некошерную водку, закусывая бутербродами с беконом. Утро удалось. Когда жена вышла к завтраку перед поездкой в Кану Галилейскую, то поняла, что один экскурсант сегодня пропустит урок истории. Она молча прошла мимо пьяной свиньи, бессмысленно улыбающейся в баре, и села в машину с индивидуальным гидом, бывшим научным сотрудником Института Востока, ныне пенсионером.
В этот момент Сергеев почувствовал себя Штирлицем в кафе «Элефант»: подойти к жене он не мог, ноги не шли, но смотрел он на нее выразительно. Она все поняла и уехала, а он пошел спать, пьяный и взволнованный встречей.
Надписав приглашение старому «юному» другу, Сергеев устал. Он пошел на кухню и выпил чаю – хотелось, чтобы друг был в этот день с ним рядом, его глаза поддержали бы в трудный момент подведения итогов. Сергеев понимал, что тот, может, и не сумеет по житейским причинам приехать, но ему все равно хотелось, чтобы он знал, как много значит в его жизни.
На другом полюсе, в другом измерении жил другой его альтер эго, старый Лев, товарищ на другом отрезке жизненного марафона. Он появился в его жизни в пятьдесят лет, в такое время людей теряют, а тут случилось приобретение.
Лев был и есть звезда российской журналистики, мудрый и печальный человек, блестящего ума и нешуточных страстей, игравших в его негигантском теле.
Они познакомились случайно за чужим столом, выпили вместе и поговорили ни о чем, потом встречи продолжались и дошли до точки, когда их ежедневные разговоры и нечастые встречи стали необходимыми. Они прожили до этого разные жизни, в разных семьях, с разными женщинами, но оказалось, что их связывают одна страна, русский язык, книги, прочитанные параллельно, и одинаковые ощущения.
