Дмитрий Каралис - В поисках утраченных предков (сборник)
Рассыпался перезвон колокольчиков, женский голос по-гречески скороговоркой назвал имя отеля и еще что-то.
— Намбер сикс-зеро-эйт, — попросил Медведев.
— Уан момент, плиз, — пообещали уже по-английски, и голос Оксаны вместо приветствия спросил:
— Сережа, это вы?
— Да… — не сразу ответил он, словно вспоминал, как его зовут. — Я хотел спросить, где вы купаетесь…
…Они легко перешли на «ты» и в тот же день купались вместе, бродили по городку, и Медведев думал о том, что пришедшие дружеские отношения следует сохранить — нельзя дать сорваться в штопор легкому двухместному самолетику, который так славно начал полет в безоблачном небе, пусть он летит и кружится, к взаимному удовольствию пилотов, пусть плавно набирает высоту и стремительно пикирует, вновь взмывает и закладывает лихой поворот — главное, не переборщить: впереди ждет посадочная полоса, рев двигателя на реверсе и тишина остановки… И дальше их пути разойдутся: ему лететь на Амстердам, ей — на Вену. Еще Медведев думал о том, что для Оксаны он — приятный элемент отдыха, попутчик на короткий момент, и как только их траектории разойдутся, она забудет о нем, и в лучшем случае пришлет новогоднюю открытку из своего городка под Прагой на адрес издательства: «Привет, Сережа, часто вспоминаю…» В другом варианте к Оксане прицепится смазливый волосатый грек, которого будет волновать не судьба героини, а нечто другое. В том, что подобное прилипание произойдет, он почти не сомневался.
Еще в первые дни он заметил, что женщин на Родосе почти не видно, если не считать озабоченных гречанок, и греки-мужчины, включая подростков, провожают каждую леди картинно-страстными взглядами, выкрикивают из окна машины или седла мотороллера слова приветствия, шлют воздушные поцелуи и начинают заговаривать с туристками в любом месте и без всяких предисловий. Медведев наблюдал, как два молодых паренька на пустынном пляже откровенно клеили привлекательную жену пожилого джентльмена, по виду англичанина, и, не смущаясь его присутствием, делали миссис комплименты и приглашали ее то выпить с ними кофе в баре, то поиграть в мячик. Рыжий джентльмен, распяв себя у стенки душа желанием загореть до подмышек, молча катал желваки, пока волосатые секс-хулиганы в шортах не перекинулись на моложавую тетю с фотоаппаратом, спустившуюся по лесенке с набережной.
Медведев определил, что активное волокитство — летний вид спорта у греков, живущих в курортных местечках, а зимние упражнения — лишь способ поддержать форму.
Вольному воля. Пусть ее подцепит хоть страстный грек, хоть сдержанный скандинав — Медведев ревновать не будет. Пусть она целые дни проводит с кавалерами, а по вечерам кувыркается в своем отдельном номере пятизвездочного отеля. Он ведет себя вполне по-дружески, не давая ей повода усомниться, что он зрелый человек, а не юбочник, ищущий развлечений, и вместе они — всего лишь бывшие сограждане не существующей ныне державы, что и послужило поводом к их знакомству. Он не задает ей каверзных вопросов, чтобы выпытать ее тайну — а она, безусловно, есть. Он слушает то, что ему считают нужным сообщить, кивает, запоминает, немного рассказывает о себе. Пусть появится кавалер — ей нужно отвлечься, за этим она, скорее всего, и летела на курорт. Будет немного обидно, но все, что ни делается, — к лучшему, он вернется к своему роману, а потом они встретятся у трапа самолета и вместе долетят до Афин. И это тоже сюжет…
Медведев прыгал по каменным скамейкам древнего эллинского стадиона, хулиганским образом срывал горький апельсин с ветки за оградой виллы, зашвыривал камень в синее небо, чтобы он перелетел величественный портик местного акрополя, и корил себя за то, что ведет себя как мальчишка, а не умудренный годами человек, и эту удаль Оксана может расценить в свою пользу. Но бес, вселившийся в него вчера вечером, вновь подстрекал его на мелкие подвиги, и Медведев, взойдя на пригорок, с которого открывался чудный вид на остров и окружающее его море, вдруг начинал трясти маслину, чтобы попробовать мелких невкусных ягод и угостить трофеем Оксану.
Снежная Королева исчезла, Барби повеселела и смотрела на него с задумчивой улыбкой. Иногда она подолгу молчала, разглядывая пейзаж, или принималась рассказывать с самого неожиданного места. Медведев догадывался, что ее разговорчивость, как и его собственное желание слегка покрасоваться — как же! он писатель! — есть симптомы болезни попутчика, быстро излечимой совместными откровениями, и предтеча другой хвори — если времени окажется вдоволь: экспедиционного бешенства…
— Слушай дальше. Отзимовали мы первую зиму, к весне приезжает Матвеич. — Они шли по холму, удаляясь от Акрополя, и Оксана срывала мелкие голубые цветочки, собирая букет. — «Во, — говорит, — какие вы молодцы! Все сделали! А я, блин, ногу на кладбище подвернул, всю зиму с постели не вставал, лучше бы я, блин, умер!»
А мы ремонт уже сделали, открыли в доме магазинчик, гостиницу на чердаке — для туристов. Матвеич говорит: «Я на вас работать буду, но платите мне зарплату. Хотя бы сто пятьдесят долларов». Мама говорит: «Саша! Какая зарплата? С чего? Мы же одна семья! Ты мой муж двадцать лет!» Матвеич на меня смотрит — поддержи, дескать, ты всегда за меня заступалась. Я молчу — у нас брат в семье за старшего. Брат говорит: «Матвеич, вы же на здоровье жалуетесь, как же будете работать?» — «Вот на лекарства и заработаю».
— Дали? — Медведев сорвал нечто розовое в колючках и протянул Оксане.
— Он нам дал! — Оксана приняла и вложила в букет. — В долг и под проценты…
Оксана опустилась на валун с сизыми мохнатыми лишаями, сняла темные очки. Медведев присел рядом, сдув паучка, пружинисто шагающего по его кисти. Ее сумочка пограничным знаком встала между ними.
Медведев смотрел, как по близкому шоссе, рассекая теплый воздух, весело катил автобус. «Взять, что ли, напрокат автомобиль, — мечтательно подумал он, — и с ветерком, по всему острову!» Он быстро прикинул: на днях выплатят компенсацию за авиабилеты, а друг, ссудивший деньги на поездку, жестких сроков отдачи не назначал — можно перекрутиться, перезанять.
— Что тебе еще рассказать? — Оксана тронула Медведева за плечо.
— Что хочешь. Мне все интересно.
Они оставили валун и пошли бродить дальше.
Из рассказов Оксаны вырастали замечательные персонажи.
Чего стоил один только Матвеич, муж матери — неудачник международного масштаба! Судьба била его в разных государствах и частях света — в Польше, России, Чехии, на земле родной Белоруссии, в Америке, куда он ездил проведать дочку, давала тумаков в Израиле, где весело жили его родственники, била в мегаполисах и мелких географических пунктах, но он, вскрикивая после каждого удара: «Ой, блин, лучше бы я умер!..» — продолжал жить ничуть не хуже, чем прежде, а иной раз и лучше. Начиная свой день с постанываний: «Ой, блин, как я плохо спал! Ой, блин, умываться неохота! Ой, блин, есть неохота! Ой, блин, где-то наша кошка?», он осторожно делал зарядку, плотно завтракал, выходил в сад, ругал за своеволие кота, неожиданно выскочившего из подвала, критиковал мимоходом пернатых, отмечал непорядок на небе и, сняв три вида сигнализации, выводил из гаража «филицию-шкода», чтобы она подышала воздухом, а к вечеру опять встала в стойло.
— Ты спрашиваешь, чем он у нас занимается? — Оксана остановилась на склоне зеленого холма и обернулась, поджидая Медведева. — Трендит и ест! Я, говорит, больше всего в жизни люблю две вещи: готовить и есть…
Симпатии Медведева к Матвеичу росли стремительно — отличный типаж! И он подумал: а не посвятить ли ему отдельную главу? Пусть это будет повесть о семье эмигрантов из Белоруссии. А почему бы и нет?..
— А назад не тянет? — Медведев крутил в руках терпко пахнущую кипарисовую шишечку.
— Пока не тянет. Как вспомню ту жизнь… Правда, бабулька у меня одна знакомая в деревушке под Гомелем живет. Ну просто знакомая, познакомились как-то давно. Одинокая, всех во время войны потеряла. Я ее часто навещала. Беленькая такая, спина прямая, в доме чисто, тарелочки народные висят. Мы с ней сядем, самогонки выпьем, песни старинные поем… Вот ее бы я навестила… — Оксана помолчала, словно перебирала в памяти приятные подробности деревенских посиделок, и весело продолжила: — Слушай, сейчас расскажу! Работала я в столовой на раздаче у лесорубов. Час пешком от дома. Всегда во всем чистеньком — шорты, футболочка, носочки. А каждый же мужчина имеет надежду, что ему что-то отломится… И вот один мастер у лесорубов…
— Какие в Чехии лесорубы? Какие там леса?
— Это была частная лесопилка пани Гржебы, досталась ей по реституции. Лес валили и доски пилили.
— А какой лес? Лиственный?
— Ну да, вроде лиственный. — Оксана задумалась, припоминая, и уверенно махнула рукой: — Лиственный, лиственный…
