Анна Йоргенсдоттер - Шоколадный папа
Девочке Андреа пять лет. Она ничего не знает. Ничего не помнит. Кое-что Андреа рассказали, остальное она додумала. Все то же чувство (какое чувство?) восемнадцать лет спустя, в другом доме, где Андреа бродит и грызет ногти. Надо что-нибудь СДЕЛАТЬ. Нарисовать картину, написать стихотворение, как обычно, и показать Касперу, когда он вернется домой, что у нее есть собственная жизнь.
У меня есть своя жизнь, Каспер, вне всякого сомнения. Ты думал, мой мир состоит из одного тебя, из нас? Ха! Ты что, дурак? Да у меня суперсобственная жизнь, я прекрасно обойдусь без тебя, если ты меня бросишь.
Сварить еще кофе. Заглушить голод. Легче всего и вкуснее всего есть, когда Каспер с ней на кухне. Обнимает всепозволяющим взглядом. И тогда Андреа может смеяться. А сейчас?
Нет, смеяться в одиночку — зачем? Никто же не слышит. Громкая музыка становится еще громче, и ей хочется подпевать. Хочется подпевать Боуи: «OH NO LOVE YOU’RE NOT ALONE».[19] Но голоса нет.
* * *Карл протягивает руки к девочке Андреа, и она забирается к нему, на мгновение, но все-таки. Внутри у Карла что-то вроде счастья.
Уложить дочь в постель. А потом сидеть в кресле, курить сигару, пить виски в тишине и покое и думать. Знать, что ты кому-то нужен, знать, что любишь. Знать, что все может закончиться. Со страхом осознавать, что любишь, что должен любить. Карл гасит окурок. Оглядывает комнату, будто впервые видит. Допивает, идет на кухню, наливает еще. Здесь не хватает Лувисы. Что-то вроде тоски, совершенно бессловесной. Лишь на мгновение протянутые руки. Ведь он знает, кто он, что он сделал, чем все могло закончиться. Карл ходит из комнаты в комнату, пытаясь осознать, что это и его комнаты тоже! Трогает мебель, стены, пьет, наливает еще. Он совершил такое страшное предательство, что слово «прощение» здесь звучит смешно и нелепо. Знать и стараться забыть. Чувство стыда. И не иметь права приблизиться настолько, насколько хочется. Насколько нужно. Ощущать, что не достоин того, что ему нужно.
Думать о простом, лечь спать, проснуться, приготовить завтрак, разбудить дочь, поставить пластинку с классикой и на этом остановиться. Лувиса возвращается домой с Линой-Сагой, а он уже принял решение, но никто не ликует, никто не говорит: «Добро пожаловать домой!» Впрочем, решение есть решение. Знать, что в нем нуждаются и что на свете нет ничего хуже предательства.
— Ты почистила зубы, Андреа? Поиграем во что-нибудь? Что хочешь на обед?
Простые вопросы. Но губы все равно дрожат. Не виднеется ли в ее глазах ненависть? Или она все-таки улыбается? Да, она улыбается и отвечает: «Конечно. Спагетти с мясным соусом».
* * *Мясной соус из банки и спагетти. Каспер и Ирена.
Андреа возвращается поздно. Каспер, должно быть, уже дома.
Но его нет.
Второй час ночи, а КАСПЕРА ВСЕ ЕЩЕ НЕТ ДОМА!
Его голос на автоответчике говорит: «Это, наверное, ужасно глупо… — боже мой, как можно начинать с таких слов! — но я опоздал на последний поезд, тут была куча проблем — я уже отправился на вокзал, как вдруг оказалось, что Ирена забыла дома ключ, и мне пришлось вернуться и влезть в окно — все в порядке, но все так глупо, я знаю, что обещал, что для тебя это важно, но теперь уже все как есть. Я опоздал на поезд. Переночую у Ирены. Вернусь домой завтра, как только получится. Я тебя люблю!»
Невозможно поверить. Мягко говоря, непросто. Слишком много слов, слишком странных. Лезть на стену, спасать над пропастью во ржи, но не Андреа спасать, а Ирену — бедную маленькую, ужасную проклятую Ирену, которая все это подстроила! И Андреа набирает номер Ирены: сигнал за сигналом, — но никто не поднимает трубку!
Они трахаются — ну конечно, они трахаются или только что кончили, и Касперу стыдно, или они лежат вдвоем, пьяные, голые, и слушают, как звонит телефон. Лежат, обнявшись, и слушают звонок телефона (который плачет между стен!), телефон совершенно не вписывается в их страсть, они же понимают, что это зануда Андреа. Каспер говорит: «Не отвечай, неохота говорить с ней», — и улыбается Ирене, смахивая со лба потные пряди волос. Ирена смеется. Как она может, черт побери? Как можно смеяться, растоптав Андреа?
Но Андреа никто, она кричит автоответчику Ирены — пожалуйста, трахайтесь, раз вам наплевать на меня, черт возьми, Каспер, как ты можешь? Потом снова слушает их общий автоответчик. Пьяный голос Каспера, который пытается говорить трезво, но она все слышит, она отчетливо слышит ложь! ВОТ ЧЕРТ!
Ночное бдение окончено. Утомительно, конечно, но Андреа принимает несколько таблеток, снимает фотографии Каспера со стены в кабинете: фото Каспера и Каспер с Андреа — и режет их, все десять, в постели, в прихожей, разбрасывая обрезки так, чтобы их лица не лежали рядом, чтобы его тело было разрезано на части, а части не соприкасались друг с другом. Свадебные фотографии. Их проклятые счастливые улыбки. ТАМ — ВИДНО. А больше нигде. Никогда.
Она угасает.
Наутро просыпается довольно рано, самое позднее в десять, и думает, что Каспер в квартире, что он спешил домой: ухватиться хотя бы за это. ХА! И снова номер Ирены. И на этот раз она сама берет трубку. Впервые ее голос Андреа на ухо. Низкий, почти шепот — это, наверное, и есть «чувственный» голос, который хочется слышать снова и снова?
— Привет, Андреа. Как хорошо, что ты звонишь.
— ДА, ПРИВЕТ-ПРИВЕТ! — кричит Андреа со слезами. — Как ХОРОШО, что ты наконец-то взяла трубку.
— Каспер только что уехал. Так что скоро он будет дома, с тобой.
— АХ ВОТ КАК! Ну так СКАЖИ ЧТО-нибудь, что произошло?
— Мы спали. Мы крепко спали, когда ты позвонила. Он любит тебя. Скоро он приедет домой, к тебе. Разве это не замечательно?
Что же это за мерзкий такой человек, эта жуткая Ирена? Он любит тебя. «Любить» — это слово, и даже если чувство… то стоит только напиться, стоит забыться, да еще если рядом кто-то гораздо интереснее, какая-нибудь настоящая художница по имени Ирена, которая ничего от тебя не требует…
— ГОСПОДИБОЖЕМОЙ, ты что, не можешь рассказать, что произошло?
— Каспер же рассказал про ключ, да, я, конечно, растяпа, но он такой добрый, твой супруг, он помог мне, а потом лег спать тут на матрасе…
— Но вы переспали друг с другом?
— Нет. Он любит. Тебя. — «Ну и занудство, это же всего лишь слова, я уже ничему не верю!»
— А ты, ты влюблена в Каспера?
Слишком долгое молчание, сомнение.
— Хм, — произносит Ирена, — об этом я не задумывалась. Но надеюсь, что нет.
Лувиса в телефонной трубке:
— Надо верить словам.
— Почему?
— Потому что больше у тебя ничего нет. Слова — и больше ничего. Остального ты не знаешь и, может быть, не узнаешь никогда. Настоящую правду.
Ирена надеется, что не влюблена в Каспера. Андреа ждет и плачет в постели, среди искромсанных тел Каспера и Андреа. Да, ничему нельзя верить, кроме слов и того, что видишь собственными глазами. Но Андреа нужно знать больше. Нужно уметь быть так близко, чтобы знать всегда. Что правда, а что нет.
Запыхавшийся Каспер в спальне:
— Ты должна мне верить, Андреа.
— Не знаю, могу ли.
— Ничего не произошло! Я хотел вернуться домой, как и обещал. Мне так жаль, что я нарушил обещание, но Ирена и в самом деле забыла дома ключ и…
— Она что, не могла сама с этим разобраться? Тебе обязательно надо было ей помогать?
— Но я хотел помочь ей, она же мой друг, боже мой.
— А вернуться ко мне, БОЖЕ МОЙ, ты не хотел?
Каспер опускается на кровать, ворошит обрезки фотографий.
— Андреа, пожалуйста, верь мне.
У него очень грустные глаза.
— Почему я должна верить?
— Потому что я люблю тебя, потому что не хочу терять тебя — и вообще, что ты хочешь? Чтобы мы расстались?
И в это мгновение, когда звучит это слово, она снова понимает: выбора нет. Потому что они не могут расстаться. Она должна любить его до самой смерти. Потому что иначе ей не жить.
— Нет, Каспер! — бросается на шею. — Нет, я хочу, чтобы мы никогда не расставались. Я так тебя люблю, но я боюсь.
— Я никогда тебя не оставлю, никогда и ни за что, — улыбается Каспер, целуя ее в щеку.
Долго сидеть, обнявшись, слипшись ртами, языками, не желая отпускать. Но отпустить.
Андреа рядом с Каспером в их общей постели.
— Прости, что я так с фотографиями.
— Можно сделать новые.
— И все-таки это печальное зрелище.
Он собирает обрезки, те, что безнадежно испорчены, он выбрасывает. Осторожно, вовсе не небрежно. Находит свадебную фотографию, разорванную пополам. Посередине, между Каспером и Андреа. Приносит скотч, склеивает. Склеивает, улыбаясь.
— Вот так, — произносит он.
