Индия Найт - Моя жизнь на тарелке
Тамсин потихоньку подпевает.
— Клара? — неожиданно раздается в трубке.
— М-м-м… — Я перехожу ко второму куплету.
— Зачем ты так визжишь? Похоже на Майкла Джексона, а не на Мадонну.
— Ничего подобного. Не визжу, Тэм, а соблазнительно постанываю. Забыла, что ли? Соблазнительные стоны — это часть имиджа Мэдди.
— Меня это отвлекает. И вообще, она стонет в «Девственнице», а не в «Будь собой».
— «Девственница» уже не для тебя, дорогая. Поздновато, пожалуй, а?
— Не хами, Клара! — смеется Тамсин.
— Вот он, мой ма-а-алыш, — завываю я на мотив «Девственницы». — Пенис-малыш по имени Дэ-э-э-эйв… Бери его, бери его… я знаю, ты хо-о-очешь…
— Идиотка! — хохочет Тамсин.
— Развеселилась? Вот видишь, значит, мои старания не пропали даром.
— Продолжим?
— Продолжим. Только теперь ты.
Тамсин заводит второй куплет, я подхватываю, и через пару минут от моего энтузиазма трубка раскаляется, а диван ходит ходуном.
— Слушай, — останавливается Тамсин.
— Ну?
— Мы поем про мальчиков, а мальчики тут ни при чем.
— Очень даже при чем. Нет мальчика — нет члена. Нет члена — нет спермы, а без нее не бывает детей. И не бывает проблем. Будь собой! — рычу я, идеально (на мой взгляд) подражая Луизе Чикконе.
Исполняем третий куплет, где нам предлагается всегда чувствовать себя принцессами на троне.
— Лучше не скажешь, Мэ-эдди, — порет отсебятину Тамсин.
Финал звучит оглушительно.
— Да! — вопим мы в унисон.
— Мне стало гораздо лучше, — переведя дух, говорит Тамсин.
А мне нет. Песня Мадонны почему-то навеяла мысли о моей семейной жизни. Безобидное выражение — «навеять мысли», а на деле у меня от этих мыслей сразу голова распухла.
— Клара? Куда ты подевалась? Двинула за розовым корсетиком?
Тошнит… И здорово тошнит, между прочим, впору в туалет бежать. Отпустило. Вот это, я понимаю, дружба. За компанию с Тамсин тошнит, не иначе.
— Здесь я, здесь. Итак, дорогая? Приступаем к заключительному этапу? Что сделала бы на твоем месте Мадонна?
— Родила ребенка! — Тамсин вне себя от счастья. — Я точно знаю, Клара! Если бы Мэдди хотела ребенка, она родила бы — и плевать на последствия.
— Согласна на все сто. Аборт для католичек исключен. Я уверена, Тэм, что она сохранила бы ребенка и вместе с ним наслаждалась жизнью.
— Я тоже. — Решение, давшееся с таким трудом, Тамсин немедленно перекладывает на музыку: — Мой малы-ыш, мой бе-еби, ты увидишь све-ет! Ууу-иии-ааа!
— Песня новая, Тэм, но смысл что надо. Воспрянула духом, дорогая?
— Еще как. Клара, если Мадонне будет недосуг, приглашу тебя в крестные.
— Пока, дорогая. Я же говорила, что Мадонна не подведет.
— Точно! — Кажется, Тамсин там подпрыгивает. — Не подведет. Не подвела!
Малыш! У Тамсин будет чудесный малыш. Но стихи от этого лучше не стали, думаю я, опуская трубку на место. Все тот же незрелый примитив.
Господи, ну и дуры же мы были каких-нибудь десять лет назад. Слава небесам, немного выросли.
* * *Вот так. Тамсин ждет ребенка, ууу-иии-ааа. Меня ждет поездка в Париж с моим собственным, восьмилетней давности, мужем, ууу-иии-ааа.
Пора собраться. Пора взять себя в руки. Кстати, об ууу-иии и прочих междометиях: что-то у меня дыхание спирает и в желудке горячо. Чертовски похоже на панику. Если бы речь шла не обо мне, я решила бы, что это паника и есть. Но я с паникой не знакома. А с сигаретами пора завязывать. Дышу как паровоз.
Итак, как поется в песне? Le jour de gloire est presque arrive.[15] На парижскую землю я обязана ступить во всеоружии. Начало положено — в четыре у меня сеанс эпиляции. Ноги плюс бикини. А на вечер Роберт заказал столик в ресторане. Роберт, Роберт, Роберт, которого я люблю, который любит меня, да и как может быть иначе, как он может не любить меня, как я могу не любить его?
Ах да, ужин. Похоже, я отправила свой аппетит в отпуск. Нервы? Видимо, нервы. Парижские нервы. Зеркало в прихожей радуется худобе моего лица.
Звоню матери Ролло, приятеля Чарли; она обещала забрать моих мальчишек и, к счастью, не передумала; смерчем проношусь по кухне с тряпкой, по комнатам с пылесосом. Прыгаю за руль.
Забавно все же. Я всегда была девушкой высшего класса… что бы там ни думала Кейт. Когда мы с Робертом познакомились, я весила ровно столько, сколько должна весить шикарная девушка, и руки у меня были что надо, без излишних выпуклостей, и маникюр я делала регулярно — когда средства позволяли. А одежда… Какую я носила одежду! Целый уик-энд могла потратить, выискивая в магазинах белье для предстоящей ночи. Словом, роскошествовала — вплоть до замужества и рождения детей, когда мысли о ночных пиршествах сменились заботами совсем иного рода: протертые овощные пюре, подгузники, развивающие игры… Я стала матерью, повзрослела и забросила привычки юности, как трехлетний ребенок — погремушки.
Но сегодня меня грызут сомнения. Стоило ли отказываться от удовольствия, которое приносили мне набеги на магазины и неутомимые поиски того единственного и неповторимого платья, что заставит его лишний раз меня поцеловать? Помнится, он часто повторял, что любит мой стиль в одежде, но в любви ко мне он признавался еще чаще.
Месячные близятся, что ли?
17
Дерьмо. Дерьмо! Меня перекособочило. Меня всю внизу изуродовали. Что делать?
Мир о многом умалчивает; просто заговор молчания какой-то. Ни одна мать, к примеру, не рассказывает дочери правду о том, как болезненны роды. А сегодня мне открылась страшная тайна воска для области бикини. Ну почему, почему никто не предупредил? Почему Эми из косметического кабинета не сказать прямо и откровенно: «Приготовься, моя дорогая, к пытке кипящим воском»? И вообще — какой садист придумал это изуверство? На кого этот идиот рассчитывал? На снежного человека?
До йети мне далеко, поэтому стерпеть издевательства Эми я не смогла. Вцепилась ей в волосы и закричала, как обезумевшее от боли животное.
— О-о-о, дорогая! — удивилась Эми. — Неужели так больно? Ну потерпи, со второй стороной я постараюсь справиться быстрее.
— Ни хрена! Попробуй только приблизиться ко мне, Эми. Убью. Дай сюда трусы. (Не так-то просто произнести такие слова с достоинством.)
Эми. Но я не могу отпустить тебя вот так, не доделав работу.
Я. Запрещаю тебе доделывать работу. Попытаешься — по судам затаскаю.
Эми. Но, Клара…
Я. Повторяю — дай сюда трусы!
Далее следует натянутое молчание: я натягиваю вышеупомянутую принадлежность туалета на неупомянутую, но понятную часть тела, одна сторона которой все еще горит огнем от воска.
— Клара?
— Ни слова, Эми. Я даже при родах так не мучилась.
— Но представь, как ты будешь выглядеть.
— Плевать!
Если бы. Я выгляжу дико в области… бикини. И однобокая проблема разрастается до катастрофических размеров. Боюсь, ни маникюрные ножницы, ни тюбик тонального крема ее не решат. Сбрить все к чертям? Пожалуй, это выход. Как же, выход. На кого я буду похожа? На какую-нибудь Мэгги из порнухи. Вот дерьмо, что же делать?
Прежде всего снять трубку — телефон надрывается. В трубке некая Электра из некой рекламной фирмы. Самое противное в работе на дому, чтоб вы знали, — звонки в любое время дня хрен знает от кого. Не повезло Электре. Сейчас я не в состоянии вникать в ее проблемы — своих полное бикини.
— Тра-та-та, тра-та-та… вечеринка, — говорит Электра. — Вы не подтвердили получение приглашения.
— Какая еще вечеринка?
Судя по голосу, Электра однобокостью в области бикини не страдает. Судя по голосу, Электра носит платье шестого размера (для безгрудых), обувь от Гуччи и заколки-бабочки в волосах. Мое настроение падает еще ниже.
— В Хокстоне. По случаю премьеры. «Изгибов».
— А-а-а! — Я чуть не прыскаю. — Мистер Данфи. Нет, благодарю вас, Электра. (Перед глазами всплывает Сэм Данфи. Он в своей прозрачной футболке, улыбается.)
— Так вы не сможете прийти?
— Не смогу. (Данфи все еще здесь. Интересно, если стукнуть по лбу — исчезнет?)
— О…
— Я уверена, что прием будет грандиозный, но…
— О… — повторяет Электра. — Наверное, придется пересмотреть схему гостевого стола.
— Наверное. Извините, Электра, у меня мало вре… Какого стола? Речь ведь шла о приеме на шестьсот человек?
Прихрамывая, я двигаюсь к кухонному столу, из-под кучи бумажек выуживаю приглашение: «Шампанское, канапе».
— Тут сказано только про напитки. — Вечно эти знаменитости темнят. Плеснут в бокал дерьмового винца — и все. Одна радость — виноватой себя не буду чувствовать. — Простите, Электра, мне пора бежать.
— Я звоню не по поводу приема, — цедит теперь уже не просто тонкая, но и желчная Электра. — После общего приема намечено празднование премьеры в клубе «Граучо». Спектакль начинается в девятнадцать ноль-ноль. Торжественный прием — в двадцать один ноль-ноль. А вечеринка — в полночь.
