Александр Снегирев - Как мы бомбили Америку
— Что ты там про меня пиздишь? — крикнул он.
— Я говорю, что ты страдаешь без исповеди.
— Чё за хуйня?
— Робин спрашивает про церковь!
Робин предложила свозить нас в церковь для черномазых, где она прихожанка.
— Мы там танцуем и поём, вам понравится! — приплясывала Робин, вспомнив воскресные службы.
— Мы твои, Робин!
— А потом куда-нибудь заедем, съедим по чиз-кейку, — причмокнула Робин и я представил, крошки чиз-кейка на её сочных, зовущих губах…
— О чём разговор? — вмешалась вошедшая на кухню Марианна.
— Мы с Робин в воскресенье едем в церковь! — похвастал я с наивностью ребёнка, рассказывающего гостям, что видел, как мама трогала папу за писю.
— В какую церковь? — уточнила Марианна голосом приветливым, но ледяным.
— В мою, — Робин и Марианна были, как две чайки: Робин первая схватила кусок, но подлетела Марианна, более сильная чайка, и Робин вынуждена была отдать ей добычу.
— Ребята, — обратилась Марианна к нам нежным, не терпящим возражений, голосом. — Вы православные и вам надо ехать в православную церковь.
— Бог для всех един… — завёл было я известную песню. Воображаемые крошки чиз-кейка на губах Робин ещё стояли перед глазами.
— В воскресенье мы поедем в нашу греческую православную церковь! — торжественно перебила Марианна мой толерантный вздор.
Мы виновато топтались и больше не возражали.
— Мы с радостью поедем в церковь, Марианна.
— Правильно ребята. Я знала, что вы уважаете Бога. Бога надо уважать. А ты, Робин, поменяй скатерть на седьмом столе, клиенты нашли пятно.
В воскресенье мы отправились в церковь. Марианна устроилась между мной и Юккой на заднем сиденье. Впереди скучала Мишель. За рулём была Лица.
— Перестройся в левый ряд! Не пропусти поворот! Забыла, какой мы сделали крюк из-за тебя в прошлый раз?! — Марианна без умолку дёргала дочь, но та сносила приставания с ангельским терпением.
Церковь находилась милях в пятидесяти, неподалёку от города Ньюпорт-Ньюс. Это было современное бетонное здание с белыми стенами и цветастыми иконами внутри. Православные греки, в отличие от русских, позволяли себе сидеть во время службы на скамейках. Вставать требовалось только в определённые моменты. Сославшись на головную боль, я не вставал вообще. Встал только в конце, когда раздавали булочки и сладкую жидкость, не похожую на церковное вино.
Марианна вела себя набожно, но в меру. Крестилась, но ниц не падала. Девочки же разделились, Мишель с трудом сдерживала презрение к происходящему, а Лица тихо молилась. Юкка, когда все крестились, делал рукой что-то неопределённое, поглядывая на меня. Я же ориентировался по остальным. Вокруг стояли одни пожилые греки. Все друг друга знали.
После службы к нашей компании подошёл мужчина с густо набриолиненной шевелюрой.
— Очередной претендент, — буркнула Мишель. Мужчина поцеловал ей руку.
Мы отошли покурить.
— Не знаю, — проявил Юкка не свойственное для него желание поговорить на отвлечённую тему. — Бог, конечно, крутой чувак, но я бы продал душу дьяволу.
— За сколько?
— Тысяч за двадцать.
— У тебя снова повысились ставки, — усмехнулся я.
— В Таллине за десятку можно нормальную однушку купить. Пять маме, пять себе.
— Правильно, часть вложить, а часть проебать.
— Только не на кино.
— Окей.
Мы задумались.
— И всё-таки маловато, — нарушил тишину я.
— Ну, можно за пятьдесят.
— Маловато.
— Двести.
— Мало.
— Лимон!
Миллион был серьёзной суммой. Я не представлял себе, что такое миллион, но подозревал, что очень много. Перед глазами поплыли роскошные женщины, автомобили, яхты…
— А что такое лимон. Дом на Рублёвке и какая-нибудь шалава капризная. Ну, может две шалавы. А дальше что?
— Как что? — удивился Юкка. — Живёшь себе и ничего не делаешь.
— Но душа-то ведь штука серьёзная. Её назад не получишь, а лимон быстро кончится. Жизнь, воры, налоговая. Спросят: откуда взял? Ты что им скажешь? Ребята, я душу продал. Такие сделки, мол, налогом не облагаются.
— С налоговой можно договориться.
— Всё равно мало! Да пускай даже два лимона или десять. Души-то нет! Люди низко себя ценят, а потом оказывается, что все души в мире были проданы по дешёвке.
— А сколько не дёшево, по-твоему?
— Нисколько. Всё мало.
Юкка замолчал.
— Ты не обиделся, Юк?
— Нет, я просто думаю.
— О чём?
— Я думаю, что дьявол — это подчинённый Бога. Бог же его создал. Он, как министр, возглавляет один департамент, а Иисус — другой. Искушение и прощение. Причём, один без другого — ничто.
— Но дьявол же сбежал от Бога.
— Разве от Бога можно сбежать?
— Окей, получается, что продавая душу дьяволу, на самом деле продаешь её Богу?
— Конечно. Добро и зло — одно и то же. Спор о добре и зле напоминает ситуацию, когда стоишь под душем и споришь сам с собой, что мыть, руки или ноги.
— Ты, я вижу, стал философом, — сказал я с улыбкой.
— Противоположность добра не зло и ненависть, а равнодушие…
— Круто ты завернул…
— Это не я, это мне Макс рассказал, с философского. Он бухал на Казанском вокзале с одним бомжом, бывшим доцентом. Тот ему и не такое рассказывал. Он, кстати, спас Москву от нашествия бесов.
— Как это ему удалось?
— Этот доцент, то есть бомж, почувствовал, что грядёт пришествие Антихриста, и решил осенить Москву крестом. Знаешь, что он сделал? Он взял карту метро, обнаружил что красная и зелёная ветки пересекаются, образуя крест, и начал срать на каждой станции, расположенной на этих ветках.
Я ржал, сгибаясь пополам.
— Срал он только в пределах кольцевой. Начал с «Комсомольской». На «Парке Культуры» ему менты дубинками наваляли, но он очухался и взялся за зелёную. Двинул от Белорусской на юг и так до Павелецкой.
— И что… на каж… на каждой станции?! — от смеха я едва справлялся с произношением слов.
— Ага. На каждой станции по куче. Он хотел огненный крест устроить, но дерьмовый проще.
— А заклинания он какие-нибудь читал? — не унимался я.
— Вот уж не знаю. Надо у Макса уточнить, когда вернёмся.
Я тёр глаза, периодически начиная хохотать с новой силой.
— На каждой станции! Ха-ха-ха! Осенил крестом!!! Ха-ха-ха!
Подошла Марианна с девочками:
— А теперь по магазинам!
Шопинг
Мы подъехали к гигантскому торговому центру. Трёхэтажное здание, размером с аэропорт. Мы ни в чём не нуждались, но галантно согласились сопровождать дам. Больше всех шопингом интересовалась Марианна.
— Мальчики, мне так хочется что-нибудь купить. Вы мне поможете? — мы кивнули.
— А ты, Мишель, пока подыщи для Лицы заколки, а то ходит как нюша. Даже не верится, что это моя дочь!
Мишель усмехнулась и увлекла за собой Лицу. Мы последовали за Марианной. В одном из бутиков она решила выбрать себе платье. Мы уселись в кресла, а она скрылась в примерочной кабинке. Я полистал журналы, а потом принялся смотреть от скуки по сторонам. Вдруг я застыл от удивления. Занавеска в кабинке Марианны не была задёрнута до конца. В зазоре между занавеской и стенкой было отчётливо видно зеркало, а в зеркале… В зеркале отражалась Марианна в полный рост. Всё бы ничего, но она была абсолютно голой и смотрела на меня.
Её глаза встретились с моими. Надо отметить, что выглядела она очень сексапильно. Подтянутая, загорелая. Крепкая упругая задница, грудь, гибкая спина… Хватило секунды, чтобы оценить её красоту.
Вместо того, чтобы со стыдом задёрнуть занавеску, Марианна мне подмигнула. Я сглотнул. Юкка, сидящий рядом, ничего не замечал. Марианна, сделал пальчиком какой-то знак, я недоумевал. Она с деланной сердитостью насупила брови и начала кивать куда-то вбок. Я ткнул пальцем себе в грудь, «мол, меня хотите»? Марианна хихикнула и отрицательно покачала головой. «Юкку позвать»? — произнёс я одними губами. Марианна облегчённо закивала. Наконец русский медведь допёр до смысла.
— Юк, а Юк, — почему-то шепотом выговорил я.
— Чего? — он поднял голову от журнала.
— Тут… э-э-э… посмотри туда, — я кивнул в сторону кабинки с Марианной.
Юкка взглянул.
— Чего, реклама что ли?
— Да нет! В кабинке, — теперь пришёл мой черёд злиться на несообразительность. На этот раз Юк заметил. Марианна поманила его.
— Я не пойду.
— Иди!
— Не хочу.
— Иди, дубина! — шипел я, будто Юкка был юной балериной, которую поманил к себе в ложу сам Президент. Я же выступал в роли балетмейстера и по совместительству сводника. Юкка неуверенно поднялся с кресла и сделал пару шагов в сторону кабинки, с мольбой оглядываясь на меня.
— Ах, вот вы где! — услышал я голос Мишель за спиной. Это было такой неожиданностью, что я подскочил в кресле, как ошпаренный. Юкка с радостью бросился назад. Занавеска задёрнулась.
