Не суди по оперению - Брисби Зои
– Уж коли нас могут арестовать и упечь в тюрьму, я предпочитаю как следует воспользоваться своими последними обедами на свободе!
– А я перед возвращением в дом престарелых… Ведь в тюрьме еда несомненно вкуснее.
Максин открыла свою огромную сумку и достала оттуда маленькую серебряную пудреницу. Затем она кокетливо припудрила нос.
– Вы хотите разбить еще чьи-то сердца?
– Прекрати говорить глупости! И не напоминай мне про господина Ламурё, это смешно!
Она удовлетворенно улыбнулась зеркальцу и продолжила:
– Я хочу убедиться, что выгляжу прилично. Вот и все. Мы ведь в ресторане.
Алекс огляделся. Их соседями по столикам были молодые люди, пришедшие сюда отдохнуть между занятиями и поиграть в дартс, да завсегдатаи заведения, с руками, замасленными фиш энд чипс.
– Кажется, здесь это заботит только вас.
– Если мир элегантных и утонченных нравов рушится, это не значит, что я должна пойти на дно вместе с ним. Я же не капитан «Титаника», – заметила она, подкрашивая губы бледно-розовой помадой.
Молодой человек чуть было не спросил, видела ли она легендарный корабль, но вовремя вспомнил, что он затонул в 1912 году. Он взглянул на свою визави. Она, конечно, была немолода, но 1912 год – это, пожалуй, чересчур.
Максин аккуратно убрала свои косметические принадлежности в сумку, достала кошелек и начала пересчитывать деньги.
Алекс вырвал их у нее из рук и спрятал под стол.
– Из-за вас нас вычислят! Это очень опасно доставать деньги на виду у всех. Их могут захотеть украсть, особенно у такой…
Брови Максин нахмурились, и знаменитый мрачный взгляд, от которого трепетало столько учеников, устремился на Алекса.
– Какой?
– М-м-м…
– Такой старой дамы? Это ты хотел сказать?
– Совсем нет, – оправдывался Алекс, которому было не по себе. – Я хотел сказать, такой красивой женщины во цвете лет, которая невольно обращает на себя внимание.
Он вытер лоб, чтобы пот его не выдал. Максин, судя по всему, была довольна.
– О! Вот это мне нравится.
Мрачный взгляд исчез, и Алекс с облегчением понял, что в угол его не поставят.
– И все же не стоит доставать деньги на глазах у всех.
Он посмотрел под стол. Пачки купюр торчали из кошелька.
– Особенно когда у вас их столько.
– Я закрыла все счета. Не оставлять же их без дела, если я собралась уми… собралась поехать в Брюссель.
Эти аргументы убедили Алекса. В конце концов, она права. Ведь это ее деньги, и она имеет право их тратить, как ей захочется.
– Не понимаю, почему вы выбрали паб. С такими деньгами вы могли бы пойти в дорогой ресторан.
– Ты про те заведения, где тебе подадут три кружочка морковки, шелуху от лука, топинамбур с парой кубиков говядины и назовут все это «ассорти из редких овощей и соте из говядины по бабушкиному рецепту»?
Алекса рассмешили витиеватые слова Максин, забавно изображавшей официанта.
Воодушевившись произведенным эффектом, она продолжала:
– А эти шефы, подающие тебе кокотницу с яблочными профитролями и представляющие их как «усовершенствованные профитроли». Кто их просил усовершенствовать профитроли? Они и так были очень вкусными. Особенно с яблоками.
– Окей, я понял. Руки прочь от профитролей!
Максин снова взяла в руки меню, но не посмотрела в него.
– Честно говоря, мне хочется есть руками.
Алекс взглянул на покрытые тонкой морщинистой кожей руки старой дамы.
– Руками?
– В доме престарелых нам запрещают это делать. Считается, что это признак деменции. Они видят в нас слабоумных еще до того, как мы действительно такими станем. Как будто мы не сегодня-завтра забудем, как пользоваться вилкой. Впрочем, мы едим в основном ложками. Нам почти все дают в виде пюре.
– Но не по вторникам. Когда спагетти под соусом болоньезе.
Максин улыбнулась.
– Да, не по вторникам. Но, впрочем, тесто так разваривается, что фактически превращается в пюре.
Алекс понимал, что воспоминания об этих скудных трапезах в доме престарелых неприятны его спутнице, и сменил тему:
– И что же вы собираетесь заказать теперь, когда можно спокойно есть руками?
Максин в предвкушении деликатесов широко открыла глаза:
– Большой бургер.
– Идет!
– Картофель фри.
– Берем!
– Много соуса.
– Отлично.
– И пиво.
– Тогда маленькое, нам ведь ехать, и потом, ваш виски из меня еще не выветрился.
– А на гарнир лук, огурцы, перец и…
– Давайте остановимся. Думаю, этого достаточно.
К ним направлялась официантка. Темные волосы, собранные в небрежный пучок, подчеркивали черный цвет ее глаз. Одета в стиле рок, под стать пабу, что, однако, не мешало заметить ее независимую поступь.
Едва заметив, что девушка идет к их столику, Алекс опустил голову. Максин точно не знала, боялся ли он, что их узнают, или смутился. Она склонялась скорее ко второму варианту.
– Что будете заказывать?
– Чизбургер с соусом-картошкой-луком-огурцами-перцем и пиво. Спасибо, – сообщила Максин, получая удовольствие от одного только перечисления предстоящих лакомств.
Официантка, уставшая от жизни, не удосужилась повторить заказ, ограничившись пометкой в блокноте. Затем повернулась к Алексу. Тот по-прежнему сидел, не поднимая головы. Он надеялся, что Максин проявит инициативу и закажет за двоих. Он совершенно не жаждал говорить с девушкой, его ровесницей, это уж было слишком. Еще того хуже, она была симпатичной. Официантка терпеливо ждала. Максин пнула его ногой под столом. Он и сам знал, что не может бесконечно сидеть в прострации. И не сможет превратиться в мышонка, удрать под стол и забиться в норку. Сколько раз уже он безуспешно надеялся на это. Но он мог бы изобразить, что ему плохо. Возможно, это и сработает. Точно, сейчас он сделает вид, что теряет сознание. Надо только закатить глаза и рухнуть на пол. Может быть, ему удастся даже биться в конвульсиях, чтобы выглядело правдоподобнее. И тогда Максин ничего не останется, как сделать заказ за двоих.
Старая дама двинула ему по ноге, а потом и по локтю. Ну и хулиганка эта Максин!
У Алекса уже не оставалось времени, чтобы падать в обморок. К тому же он никогда не отличался артистическим талантом. Вообще говоря, он ничем не отличался. В школьных спектаклях ему давали самую незаметную роль, ту, где его меньше всего будет видно – дерево на фоне леса, тростник… Родители, поняв это, перестали приходить на спектакли.
Алекс наконец поднял голову, упорно продолжая смотреть в пол. Затем открыл один глаз, второй. Прочистил горло и, прежде чем Максин предложила ему леденцы от кашля, торжественно объявил:
– То же самое. Спасибо.
Официантка, тем временем успевшая просмотреть все сообщения в своем телефоне, записала заказ и, не говоря ни слова, удалилась.
Максин не хотела лишний раз приставать к Алексу. Она и без того подозревала, что он тяжело переживает свою ситуацию, и добавлять ему переживаний незачем. Муж научил ее, что иногда слишком резкое вмешательство в чужие проблемы ни к чему хорошему не приводит. Пациент замыкается, и выудить из него хоть что-то становится невозможно. Теперь же Максин чувствовала, что пациент и без того вот-вот замкнется. И тем не менее сложности с восприятием женской привлекательности лежали в основе главной проблемы Алекса. Если он и дальше не будет верить в себя, то никогда не сможет раскрыться как личность. А ее после Брюсселя уже не будет… Надо было подступиться к этой теме с другого бока.
– Ты заметил, до чего красивая эта официантка? Как глупо, что ее взяли работать в паб, где постоянно темно и ее не разглядишь как следует. Наняли бы лучше какую-нибудь дурнушку, все равно видны только ноги.
– Это дискриминация.
Максин обрадовалась, что Алекс отозвался.
– Расскажи мне про ту, из-за который ты столько страдал.
Алекс напрягся. Он не знал, уползти ли ему, как улитке, в свой домик или бежать сломя голову прочь. Максин испугалась, что поспешила с просьбой. Шарль был бы разочарован, что она напортачила. А она не хотела омрачать его память.
