Гарольд Роббинс - Пират

— Уи, мадам, — отозвался матрос-рулевой.

Второй прошел на корму, чтобы помочь Джордане перелезть через борт. Она отдала ему большую пляжную сумку, которую всегда носила с собой. В ней лежали туфли, платье для вечера, радиотелефон для связи с катером и, конечно же, косметика, сигареты, деньги и кредитная карточка.

Матрос перегнулся через борт и подтянул ялик вплотную к катеру. Кинул сумку Жаку, затем поддержал за руку Джордану, когда она перешагивала в лодку. Как только она опустились на банку, матрос отпихнул ялик.

Джордана села лицом к корме, Жак — за румпель подвесного мотора.

— Извини за опоздание, — сказала она.

— Все в порядке, ерунда, — улыбнулся он. — Выспалась?

— Отлично. А ты?

Он сделал кислую гримасу:

— Не то чтобы очень. Я был слишком — как ты говоришь — расстроен.

Она посмотрела на него. Она решительно не могла его понять. Мара назвала его жиголо, но всякий раз, когда она давала ему деньги, он отказывался их брать, и вид у него бывал обиженный. Он говорил, что это не бизнес: он в нее влюблен. Но тут тоже не все сходилось. Он снимал дорогой помер в «Мирамаре» на самой Круазетт в Каннах, нанял новехонький «ситроен СМ» и, казалось, всегда был при деньгах. Он никогда не позволял ей брать чек, как это делали многие другие жиголо и не жиголо. Несколько раз она замечала, как он поглядывал на мальчиков, но никогда не предпринимал открытых действий, если она бывала поблизости. Твердо она была уверена в одном: он был «би» и, что возможно, настоящим его любовником был человек, пославший его на лето на Лазурный берег. Но это обстоятельство ее не волновало. Она давным-давно пришла к выводу, что из бисексуалов получались лучшие любовники.

— И это при всех возможностях, которые были доступны в той дискотеке? — рассмеялась она. — Я никогда бы не подумала, что у тебя могут быть какие-то проблемы.

«У меня их не было», — мысленно сказал он себе, думая о ночи с Жераром. Он почувствовал, как в нем нарастает возбуждение, когда он вообразил возвышавшегося над ним черного парня, и то, как тот сдвигал крайнюю плоть на своем гигантском черном «болте», обнажая багровую вздувшуюся головку. Ему вспомнилось, как он по-женски ёрзал на спине и задирал ноги, а потом острейшие содрогания крупного фаллоса, грубо пробивающего путь в его анус. Он по-женски подвывал, а потом и по-настоящему взвыл от охватившего его оргазма, и сперма впрыснулась между их плотно сжатых животов.

— Смотри, — сказал он вслух, вызволяя свой поднявшийся фаллос из-под плавок. — Полюбуйся, что ты со мной делаешь? Как только вижу тебя! Прошлой ночью мне пришлось трижды себя облегчить.

Она рассмеялась.

— Тебе никто не говорил, что это вредно? Если будешь злоупотреблять, ты можешь перестать расти.

Он не засмеялся.

— Когда ты проведешь со мной целую ночь? Пусть только один раз, но чтобы мы занимались любовью, и я не думал о том, что один твой глаз всегда на часах. Так, чтобы мы могли до конца насладиться друг другом.

Она опять рассмеялась.

— Ты чересчур жаден. Забываешь, что я замужняя женщина, у которой есть обязанности. Я должна ночевать всегда дома, чтобы видеть моих детей, когда просыпаюсь утром.

— Что ужасного случится, если один раз ты их не увидишь? — Он капризно надулся.

— А то, что я пренебрегла бы одной из своих обязанностей, исполнения которых требует мой муж, — сказала она. — И это то, на что я не пойду.

— Да твоего мужа все это не волнует. Иначе он хотя бы раз приехал за эти три месяца повидаться с тобой и с детьми, — возразил Жак.

Ее голос был холоден:

— Что делает или чего не делает мой муж — не твоего ума дело.

Он понял, что малость зарвался.

— Но я люблю тебя. Я просто схожу с ума от желания.

Она медленно кивнула, расслабляясь.

— Тогда веди себя соответственно перспективам, — сказала она. — И если ты намерен продолжать забавляться со своей игрушкой, то лучше разверни лодку носом в море раньше, чем мы врежемся в берег.

— Если поверну, возьмешь в рот?

— Нет, — сказала она резко. — Я больше настроена на стакан холодного белого вина.

…Она дошла до кондиции. «Папагайо» был набит битком. Стробосвет, как стоп-кадр в кинофильме, бил по глазам, тяжелое громыханье рок-группы терзало слух. Она сделала еще глоток вина и посмотрела на сидящих за столом. Их было четырнадцать человек, все они старались перекричать друг друга в страстном желании быть услышанными в шумной кутерьме дискотеки.

Жак болтал с англичанкой, сидевшей справа от него. Англичанка, киноактриса, только что закончившая съемки и картине с Петером Селлерсом, была из компании парижан, прикативших сюда на уикенд. Джордана начала собирать эту публику сегодня днем на пляже. Пополнила группу в ресторане «Ласкаль», где они пили коктейли и обедали. Около полуночи все перебрались в дискотеку.

Поводом для собирания публики послужило то, что Жак стал ее раздражать. Похоже, он был чересчур уверен в себе. В некотором смысле он походил на женщину, но главное отличие было и его предположении, что мир вращается на его болте. Ей стало с ним скучно, но вокруг выбирать было не из кого, если не считать случайно встреченных мужчин. Только скука заставила ее выкурить джойнт. Вообще-то она не курила на публике. Но когда англичанка в дамском туалете предложила ей сделать затяжку, она не отказалась.

После этого вечер вдруг очень пришелся ей по душе. Казалось, она никогда в жизни столько не хохотала. Каждый был ошеломительно обаятелен и остроумен. Теперь ей дико захотелось танцевать, но все были слишком заняты разговорами.

Она встала из-за стола и пошла на танц-паркет одна. Протолкавшись в толпу танцующих, начала танцевать без партнера. Вся отдалась музыке, упиваясь счастьем от того, что она на юге Франции, где никто не сочтет странным желание мужчины или женщины потанцевать соло. Она зажмурилась от удовольствия.

Когда открыла глаза, перед ней танцевал рослый, приличного вида молодой темнокожий мужчина. Он поймал ее взгляд, но они не заговорили. Она заметила его еще раньше в тот день на пляже; позднее он тоже был в баре «Ласкаль» на коктейле; теперь он был здесь. Она видела его за столиком неподалеку от своего.

Он фантастически прекрасно двигался, его тело буквально переливалось мускулами под рубашкой, расстегнутой до низу и завязанной узлом над черными джинсами, в которые он, казалось, был влит. Она начала двигаться в такт с ним.

Чуть погодя она заговорила:

— Вы ведь американец, верно?

У него был говор южанина.

— Как вы узнали?

— Вы танцуете не так, как француз. Они дергаются вверх-вниз на английский манер прыг-скок.

Он рассмеялся:

— Никогда об этом не задумывался.

— Вы откуда?

— Страна крекера. Джорджия.

— Никогда там не бывала.

— Ничего не потеряли, — заметил он. — Мне тут больше нравится. Мы никогда там у нас не смогли бы так.

— По-прежнему?

— По-прежнему, — подтвердил он. — Они не изменятся никогда.

Она молчала.

— Меня зовут Жерар, — представился он по-французски.

Безукоризненный парижский выговор, без тени акцента, удивил Джордану.

— Вы хорошо говорите по-французски.

— Так и должно быть, — сказал он. — Мои предки послали меня сюда учиться восьмилетним. Я вернулся, когда убили моего отца — тогда мне было шестнадцать, но я был не в состоянии этого осмыслить. Отправился обратно в Париж, как только заработал на дорогу.

Она знала, сколько стоит обучение во Франции, и это было не дешево. Его семья должна была иметь приличные доходы.

— А чем занимался ваш отец?

Голос его был ровным:

— Он промышлял сводничеством. Совался в истории без разбору. Но он был черным, а фраерам это не нравилось, они и порезали его в глухом переулке, а свалили на проходившего мимо ниггера. Ниггера они повесили, и все было шито-крыто.

— Извините.

Он пожал плечами.

— Отец всегда говорил, ему от них не уйти, достанут. Он не жаловался. Он хорошо пожил.

Музыка оборвалась, и группа спустилась с эстрады. Через усилитель запустили пластинку слоу.

— Приятно с вами поговорить, — сказала она, направляясь к своему столу.

Он придержал ее за локоть:

— Вам не надо возвращаться туда.

Она промолчала.

— Вы с виду заводная… но там грязная шпана, зря вы с ними…

— Что вы имеете в виду? — спросила она.

— Действие. Это я от отца перенял. Я тоже заводной парень. Вы почему не встретили меня там, на улице? — Она опять промолчала. — Я видел, как вы ели их глазами, — сказал он. — Вас та кодла заводит… — Он вдруг улыбнулся. — А раньше у вас это бывало с черным мужчиной?

— Нет, — ответила она.

У нее никогда не было негра.

— Я лучше, чем они сами про себя говорят, — сказал он.