Александр Чуманов - Три птицы на одной ветке
И выходит, что не зря бывший «отец народов» так воевал с «низкопоклонством», есть это в нас, и оно наверняка не прибавляет нам очков на международной арене. Вообще, надо признать, — «отец народов» хотя и сволочь порядочная, однако в отличие от славянофилов, будучи инородцем, иллюзиями по поводу того человеческого материала, с которым ему пришлось иметь дело, не страдал…
Конечно, можно было бы и в стесненном самолетном пространстве попытаться завести с кем-нибудь знакомство. Правда, смысла в этом почти не было. Если даже в лайнере имеется пара-тройка транзитников до Перта, то разыскать их среди двухсот с лишним пассажиров — дело совершенно немыслимое.
Познакомилась бы Эльвира с непосредственными соседями — просто время за разговором скоротать, — но возле иллюминатора сидела препротивная, судя по всему, старушонка, возможно, настоящая чистокровная англичанка, которая пару раз недвусмысленно усмехнулась, невольно слыша корявый обмен любезностями между пассажиркой и стюардессами; а слева обитала юная, вызывающей наружности девица с замысловатой татуировкой на плече, которая, едва плюхнувшись в кресло, немедленно достала из сумки какую-то электронную игрушку и отключилась от окружающего мира. Из игрушки доносились звуки игрушечных взрывов, игрушечных автоматных очередей, вопли игрушечно изнасилованных женщин, что-то еще там неопределенно пикало, но надо признать, звуки не были слишком громкими, и девчонка не особо мешала. Хотя, разумеется, временами сильно раздражала самим фактом своего существования.
Что за цаца такая голливудская в одиночку путешествует на Боинге, имея при всем том типично российскую внешность — курносый нос в веснушках и васильковые есенинские глаза?!
И каким теперь, после некрасовских женщин и тургеневских барышень, станет литературный идеал, если, конечно, не умрет сама российская литература?..
И вдруг Эльвире пришло в голову нечто весьма занятное: «Мама родная, а ведь я лечу по маршруту Эммануэли Арсан!»
Конечно, через мгновение Эльвира, знавшая географию в пределах школьного курса на «отлично», сообразила, что скандально знаменитая сочинительница «генитальных романов» летела из Парижа, следовательно, траектория полета была совершенно иной. Но это уже никакого значения не имело. Потому что полетная скука разом улетучилась, и Эльвира стала глазеть по сторонам с новым интересом.
«Взглянуть бы на эту сучку Арсан, — раздраженно подумалось само собой, — наверняка страшная да тощая. Либо, наоборот, толстуха. Иначе просто невозможно…»
Эльвира ту тогда еще запретную книжку прочла одной из первых в кировском райпищеторге. Это была самопальная бумажная штука со множеством опечаток и бездарно переведенная. Разумеется, портрета авторессы там не ночевало.
Но с той поры много воды утекло, плодовитая сочинительница еще немало начирикала, и, конечно, ее внешность не была тайной для истинных знатоков. Эльвира, приняв к сведению «первую ласточку» знаменитой просветительницы советского народа, в число знатоков и ценителей не вошла, книг подобного сорта больше в руки не брала — зачем их вообще писать и читать, если куда доходчивей видео, — а «инженерку» человеческих душ вспомнила теперь лишь затем, чтоб внести оживление в мысли, прибавить пикантности к довольно вялому сюжету такого, вообще-то, необычайного путешествия. Черт подери, русская бабка летит нянчить внука аж в Австралию, — это же само по себе — поэма Гоголя и роман Достоевского одновременно, куда там всем Эммануэлям вместе взятым!..
Однако что же так долго не несут еду?..
И дальше, пытаясь натощак погрузиться в сладкую, поглощающую любые расстояния дрему, Эльвира решила думать о самом приятном — о Кирюше, Софочке, Джоне, о скачущих прямо по улице кенгуру с детскими потешными личиками. Мысли пошли довольно бессвязные с неназойливым тонким привкусом, похожие на один огромный зеленый «чупа-чупс», и Эльвира впрямь заснула, хотя обычно ни сидя, ни лежа на спине спать не могла.
Ей показалось, что вздремнула она совсем чуть-чуть, но, проснувшись, обнаружила, что прошло больше двух часов. В иллюминаторе уже брезжило, звезды бесследно растворились, а главное, усталости как не бывало, путешественница наша чувствовала себя замечательно отдохнувшей после трех суток гостиничной бессонницы.
И вдруг ужасно захотелось супа. С капустой, картошкой и куриной ножкой. Пусть даже американского происхождения. Да перчику бы. Да черного хлебца…
«Вот заразы, по-английски научились, а сервис — ни в зуб ногой! Или — проспала?!»
Но тут из сумрачных глубин выплыла стюардесса. И лицо ее не было ни заспанным, ни усталым. Оно лучилось любезностью и вниманием, словно девушка была автоматическая.
Так что Эльвира лишь пальцем слегка пошевелила — это она спросонья пыталась сконструировать соответствующую йоркширскую фразу, а стюардесса уже стояла подле, бегло щебеча по-инострански как раз на нужную тему.
Общий смысл сказанного сводился к тому, что почтенная леди так хорошо спала, что ее побоялись тревожить, однако оснований для беспокойства нет, фирма гарантирует пассажиру ужин в любой удобный для него момент, и если этот момент настал, то нужно подождать не более пяти минут, которые можно потратить на туалет, к примеру…
Едва дождавшись окончания длинной фразы, «почтенная леди» (слово «почтенная», конечно, слегка царапнуло) Эльвира ответила кратко: «Йес, ай вонт ту ит!» И улыбнулась по-американски. Хотя как лицо, оплатившее услугу, вероятно, не должна была так делать.
И минут через десять — как раз Эльвира успела сходить в туалет и слегка умыться — ей принесли. Правда, супчика, о котором она грезила, не было, а был стандартный аэрофлотовский комплект, приготовленный в бортцехе энное количество часов тому назад, а теперь разогретый. Но куриная ножка на подносике присутствовала.
И Эльвира с большим аппетитом покушала, съела все подчистую, но от предложенной добавки отказалась с английским, как она себе его представляла, высокомерием.
Запах еды, кажется, разбудил старуху возле иллюминатора, но ей ничего не предложили. Напрасно она возилась под своим маленьким одеялком…
А настроение после полуночного ужина сделалось великолепным. Кроме того, вскоре принесли завтрак, который Эльвира тоже охотно съела. А потом самолет стал снижаться и сел в индийском аэропорту, название которого не запомнилось, впрочем, это был столичный аэропорт, в окрестностях которого удалось немного размять затекшие ноги, погулять, пока лайнер заправлялся горючим да едой для летящих дальше.
Эльвира совершила «познавательно-представительский» моцион под пальмами и прочей экзотической растительностью, она даже увидела одного рикшу — именно таким, изможденным безжалостной эксплуатацией, но не унывающим, он и представлялся — и хоть даже предместий Дели на горизонте было не видать, путешественница сочла возможным присовокупить к мысленному списку посещенных ею стран и городов родину Радж Капура, Джавахарлала Неру, а также прародину всех российских цыган, в том числе тех, на которых она некогда работала.
А потом опять пришлось проходить изнурительный досмотр, пожалуй, даже более изнурительный, нежели в Шереметьево, потому что в штате Джамму и Кашмир было, по обыкновению, неспокойно.
Опять Эльвира, очутившись одной из первых в самолете, всматривалась в лица пассажиров, среди которых не оказалось «бедуина» — сошел, видать, бандюга, — зато вместо него село множество не менее угрюмых бородачей «кавказской национальности», как сказали бы в России, а здесь их, наверное, ругают за глаза «сепаратистами», от которых настоящие индийцы отличаются отсутствием бород и бесконечной добротой лиц.
Тридцатиминутная прогулка по экваториальной жаре сильно утомила Эльвиру, и она, едва самолет набрал высоту, снова решила поспать.
В конце концов, дотащились и до Сингапура. Но незадолго до того, как загорелось табло, Эльвира, преодолев стеснительность и гордыню, попросила-таки противную старуху поменяться местами. Объясняясь, она плюнула на йоркширское произношение — кто, в конце концов, ее тут знает — более того, тыча себя пальцем в грудь, отрекомендовалась «рашен коллектив фамэ», и это замечательно сработало, лишний раз доказав универсальность основных приемов практической психологии, которые, вне зависимости от образования и эрудиции, без всякого Карнеги известны любому неглупому человеку любой национальности не моложе сорока лет и не вредному по природе.
Словом, старушка оказалась совсем даже не противной, по крайней мере, сама Эльвира вряд ли с такой же легкостью поступилась бы своим законным — разве что под настроение, и ей удалось несколько минут поглазеть в иллюминатор, где в лучах восходящего солнца блистал великолепный Индийский океан, в котором еще не успел вымыть сапоги Жириновский, по которому, насколько хватало глаз, вне всякого порядка разбросаны были острова и островки, густо населенные человеками, а один из островов выделялся изобилием непогашенных огней, что не оставляло никакого сомнения — где тут у них, собственно, Сингапур.
