Мун Ли - Наш испорченный герой. Встреча с братом

— Да что вы говорите?! Ай-я-яй… Но послушайте, ведь отсюда очень трудно что-то вывезти. Я имею в виду — китайская таможня наверняка за этим следит в оба. Они ведь не первый год воюют с этим злом.

— Ну да, они не дают вывозить свои собственные ценности. Но жулики вроде этого не занимаются китайским искусством, и потому китайской таможне до них нет никакого дела.

— А что, китайцы не рассматривают искусство Когурё[24] и Бохая[25] как свою культурную собственность?

Я спросил это, предполагая, что торговец антиквариатом приехал сюда в поисках сокровищ древних корейских королевств, располагавшихся в Маньчжурии.

— Да нет. Этот гад собирает керамику династии Ли, а также живопись и каллиграфию.

— И что, здесь, в Яньцзи, можно найти подобные вещи? Хотя бы столько, чтобы окупить поездку? — удивился я. — Послушайте, вы ведь знаете, что большинство корейцев, которые здесь живут, — это потомки тех, кто перебрался сюда во время японской оккупации, спасаясь от голода. Вы что, думаете, они тащили с собой керамику и картины? Да они прошли тысячу километров пешком, прося подаяния!

— Этот вор собирает антиквариат не в этом районе, а в Северной Корее. Да-да, я тоже был в шоке! И ясно, что он приехал сюда за этим далеко не в первый раз.

Теперь я всё понял. Ну да, уж если есть возможность для контрабанды людей — вроде того, что проделал господин Ким с моим братом, — то наверняка есть и возможность для контрабанды вещей. Мне захотелось узнать подробнее, как это делается.

— И как они это делают?

— Ну, в последние два дня я кое-что разузнал. Обычно делают так. Во-первых, знакомятся с человеком, у которого есть родственники в КНДР, или с тем, кто на законных основаниях может пересекать границу. И дают ему кучу денег. Затем этот человек отправляется на Север и скупает там за копейки старинные вещи — всё, что только попадётся. А потом провозит обратно под видом простых горшков и прочего хозяйственного барахла. То есть наливает в вазу династии Ли какой-нибудь соус или кунжутное масло в селадон эпохи Когурё. Да… На Севере ведь всегда была отличная глина, превосходные печи для обжига! Кое-где делали селадон не хуже, чем у нас на Юге, у горы Герён. Да, ну так вот… И там, похоже, у простого народа хранится огромное количество картин, каллиграфических надписей и старинных книг. Правительство КНДР всё это не считает культурными ценностями и не охраняет. А на Юге за это отваливают невероятные деньги. Жулик говорил, что, если повезёт, можно купить картину, написанную Кём Чже или Танвоном, за тысячу долларов[26], а в Сеуле за неё дадут пятьсот миллионов вон — в пятьсот раз больше! И хвастался ещё, что он однажды провёз в рисоварке какой-то древний свиток с золотыми буквами и потом продал его за четверть миллиарда! Вы понимаете?

— Но всё-таки, а как им удаётся обманывать северокорейскую таможню?

— А там, на границе с Китаем, таможни почти нет. И я вам говорю: они древности вообще за культурные ценности не считают. Ну и взятки, конечно. Доллар всемогущ!

Всё было ясно. Я не мог избавиться от некоторого восхищения перед энергией капиталиста, который преодолеет самые непроходимые границы, если это сулит ему сверхприбыль.

Объединитель как-то криво усмехнулся и выдал мне ещё одну информацию:

— У нашего приятеля масса талантов. Вы знаете, что у него есть тут местная жена?

По его глазам было видно, что эта тема его сильно занимает.

— Как это — местная жена?

— Ну, есть девушка — кореянка из местных, — и он держит её здесь для известных целей. Уж не знаю, сколько он ей платит, но она даже не пытается скрыть, что она его содержанка. Говорит, что сначала нанял её как переводчицу и секретаршу. Я не стал бы его так осуждать, если бы это была китаянка. Но сделать себе игрушку из корейской девушки! Вчера он уходил с ней куда-то на целую ночь, а сегодня она приходила к нему в номер.

Я ещё раз подумал о силе денег, которые могут превратить всё на свете, включая людей, в товар. Однако раз мой профессорский статус был известен моему собеседнику, то мне не к лицу было пускаться в болтовню об игривых предметах. Это я сумел сообразить, несмотря на то что к тому времени мы прикончили три бутылки пива, не говоря уже о выпитом мною раньше. Объединитель, похоже, собирался и дальше развивать начатую тему, но я резко изменил тему беседы:

— А как продвигается ваш проект объединения?

Я непроизвольно повторил определение, которое дал занятиям Объединителя торговец антиквариатом, и мой собеседник тут же, заподозрив сарказм, занял оборонительную позицию:

— Я вижу, что тот жулик наговорил вам обо мне всякой ерунды. Ну как может такой маленький человек, как я, заниматься проектом объединения? Ну-ка, повторите дословно, что говорил про меня этот вор?

— О, извините, пожалуйста, я совсем не хотел каким-то образом обидеть вас, тем более в связи с вашей работой. Я просто неудачно выразился. Но всё-таки, как продвигается… м-м… ваше дело?

— Да ладно, ладно, не извиняйтесь.

Мой собеседник не цеплялся за слова: было похоже, что моя неудачная фраза просто напомнила ему о чём-то, что его угнетало.

— Я просто встречаюсь с разными людьми, чтобы помочь продвижению общего дела, — сказал он. — Но всё без толку. Надо было мне ехать вместе со всеми на озеро.

— Но вы ведь, кажется, с самого начала не собирались туда ехать? — спросил я.

Он посмотрел на меня с подозрением, а потом ответил притворно-спокойно:

— А я думал, что вы, как рассеянный профессор, ничего не замечаете. Но у вас острый глаз. Ну что ж, мне скрывать нечего. В общем, организация, в которой я работал много лет, решила расширяться. Мы хотим создать международную сеть, которая включила бы любых людей, которые хотят приблизить день объединения. Яньцзи, как вы знаете, город очень важный геополитически, и потому меня послали сюда, чтобы убедить известных людей из числа местных корейцев вступать в организацию. То есть и поговорить с теми, кто и раньше был с нами связан, и найти новых членов. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, я решил поехать с тургруппой. Наш эмиссар в Штаты поехал открыто, а вот посланник в Россию и в Узбекистан тоже присоединился к тургруппе. Ну вот… Я поговорил со многими тут, но почти никто не понимает нашего подхода.

— Может быть, это оттого, что ваш подход — чисто политический?

Я, должно быть, спросил это, потому что был нетрезв: с ним следовало разговаривать в более обтекаемой форме, а я просто повторил то, что говорил накануне торговец антиквариатом. Объединитель тоже был нетрезв, и потому он сразу вскинулся:

— Ага! Вы, значит, из тех, кто думает, что экономика — главное для объединения? И что разговоры об этом без учёта экономических факторов — это романтизм, ненужные сантименты и так далее? Вот вы из каких! Но вы бы лучше держали своё мнение при себе. Всякий, кто настаивает, что экономика главнее, — это либо мошенник, либо крайне правый, который считает, что Южная Корея должна просто сожрать Северную! — Потом он несколько успокоился и принялся объяснять: — Объединение двух частей Корейского полуострова — это возвращение к естественному закону и восстановление исторической справедливости, потому что наш народ изначально был единым и единой была наша земля. И потому те, кто называет наше стремление вернуться к истокам «политическим подходом», и говорит, что, мол, сначала надо подготовиться экономически и достичь культурного единообразия, — это люди, которые на самом деле не хотят никакого объединения. Они призывают к благоразумию, но на самом деле у них совсем другие мотивы. Особенно у тех, кто настаивает на долгой экономической подготовке. Это зловредные империалисты, которые затягивают объединение, рассчитывая, что в конечном итоге Северная Корея просто сдастся Южной и они получат огромную колонию, которая вдвое увеличит рынок сбыта и даст им двадцать миллионов новых потребителей. А если это не так, то почему для них так важны экономические условия в КНДР и у нас? Если мы считаем корейцев на Севере нашими братьями по крови, то как можно вообще рассуждать о «расходах на объединение»? Разве не обязаны мы поделиться с братом последним?

— Ну, в наше время даже братья не делят всё поровну, — возразил я. — Вот посмотрите на Германию. Она была подготовлена к объединению куда лучше нас, а сколько возникло проблем! А Йемен? Они объединились вашим политическим путём, а теперь, похоже, идут к гражданской войне.

Когда я говорил с торговцем антиквариатом, я настаивал на политическом подходе. Теперь всё было прямо наоборот: я встал на «экономическую» точку зрения. Мне было легко менять позиции по той простой причине, что я никогда не думал всерьёз об объединении. Мой собеседник снова завёлся: