Мария Донченко - Оранжевый туман
Вопрос был обращён к Любе. Ответить она решилась не сразу, но прямой вопрос требовал прямого ответа.
— Не столько заглохло, сколько подгнило, как мне кажется, — ответила она, не будучи уверенной, что находит правильные слова, чтобы описать ситуацию.
— В смысле? — с тревогой в голосе переспросил Евгений. — Если ты о том, что народу меньше ходит на митинги, что разочаровались многие — то я в курсе. Оно и неудивительно, за пятнадцать-то лет.
— Я не только это имела в виду, — сказала Люба, — мы видим негативные тенденции не только количественные, но и качественные. То, что народу меньше, чем в девяностые, это не страшно, как говорит мой отец, были бы кости, мясо нарастёт.
— Соглашусь, — Евгений кивнул, — а что тогда?
— Направление движения, — ответила девушка, — с недавних пор у нас, можно сказать, появились свои оранжевые. Которые ратуют за союз коммунистов и либералов.
— Я об этом читал, — ей показалось, что его голос стал более жёстким, — мы люди грамотные, Интернетом пользоваться умеем. Меня интересует ваш взгляд изнутри. Что об этом думает правильная молодёжь, что говорят в вашем, — Женя на мгновение задумался, — извини, забыл название, в Молодёжном Альянсе? Что говорит ваш Маркин? Мне он всегда казался способным руководителем.
Люба замялась. На помощь ей пришёл Дима.
— Нас оттуда исключили пару месяцев назад, — сказал он, — всех троих, точнее, четверых. Троих нас и заочно четвёртого товарища, который сидит в тюрьме. Исключили именно из-за того, что для нас неприемлем оранжевый поворот. А что касается Маркина — он полностью с ними спелся. У нас ещё в прошлом году стали возникать подозрения, что не в ту сторону плывём, но он чем дальше, тем больше под либералов ложится…
— Заочно, значит, исключили, — произнёс Евгений, — что ж, для меня этого достаточно. Для характеристики, так сказать, человека… А жаль, глядя на Маркина, я предполагал, что из него что-нибудь стоящее получится. Да, похоже, что в российской оппозиции дела принимают серьёзный оборот…
Он замолчал и задумался.
Черных Евгений Анатольевич. Тридцать пять лет. Образование среднее специальное. Житель Одессы, гражданин Украины. Водитель легкового автомобиля, занимается частным извозом.
…Выйдя из трамвая, пятеро прошли во двор пятиэтажного дома, и Евгений жестом пригласил их в подъезд. Они поднялись на третий этаж, и он открыл дверь ключом.
— Я сам из Одессы, так что квартира не моя, — Люба хотела спросить, чья, но уточнять не стала. — Поэтому выпьем чаю и двинемся.
За чаем Женя рассказывал новости двух последних суток. Накануне корабль «Advantage» ушёл из Феодосии, но груз остался на берегу. Напряжение в рядах протестующих не спадало, а когда Женя уже уходил встречать гостей, по местному телевидению передали, что протесты поддержали депутаты городского совета Феодосии.
— Да, и вот ещё что, — добавил он, — особо не афишируйте, что вы граждане России. Понятно, что скрыть это не удастся, но светить без особой необходимости не стоит. Мало ли что… Говорят в Крыму все по-русски, на улице и в магазинах тоже, «мову» здесь многие и не знают толком… Завтра, по слухам, ничего серьёзного не ожидается, будет у вас день, чтобы осмотреться. Но это — подчёркиваю — по слухам. Здесь порой события развиваются стремительно.
При этих словах товарища Михаил едва заметно улыбнулся.
…С обстановкой вновь приехавшие освоились быстро. Сложилось так, что в дни после их появления основные события происходили не в Феодосии, а в Симферополе, куда американские военные прибыли самолётом, и в Алуште, где их размещали в санатории. Евгений был разочарован этими обстоятельствами и даже размышлял вслух, не сорваться ли им с места и не поехать ли в Симферополь — не так уж велик по размеру полуостров Крым, а находиться хотелось в самой гуще событий. Вновь эпицентр противостояния сместился в Феодосию лишь через четыре дня, когда москвичи уже познакомились со многими участниками пикетов и, несмотря на предупреждение Евгения, не старались скрывать, что они москвичи.
Михаил тоже зря времени не терял. Уже на второй день он завёл себе подругу из местных активисток и ночевал теперь у неё. Звали её Ольга, жила она в свои двадцать восемь или двадцать девять лет одна в небольшой квартире пятнадцати минутах ходьбы от лагеря.
Впрочем, Люба и её товарищи за это время провели в палатках только одну ночь — один раз они оставались у Ольги, а в остальные вечера — в квартире, куда их приводил в первый день Евгений, которая, как выяснилось, принадлежала его двоюродному брату, уехавшему на заработки в Россию. С началом активного курортного сезона квартиру планировалось сдать отдыхающим, а пока она пустовала и, как предполагал Женя, могла пустовать ещё дней десять.
Но кульминация событий наступила быстрее, чем в Крым хлынул поток отдыхающих.
Седьмого июня вопрос о присутствии войск НАТО на территории Украины должна была рассматривать Верховная Рада, и все ждали этого дня. Уже четвёртого числа американцев перевезли из Алушты в феодосийский санаторий, а к порту подтянулись украинские спецподразделения и поползли слухи, что в отношении пикетчиков готовится силовой вариант. Но этого не произошло. Обстановка накалялась. Однако седьмого числа не было принято решения ни в одну, ни в другую сторону, а в последующие дни маятник качнулся в сторону возмущённого народа, и уже через несколько дней крымчане праздновали победу.
Американцы покидали Крым.
Ясным июньским вечером, от души искупавшись в прохладном ещё Чёрном море, Михаил и его крымская невеста провожали Любу, Диму и Андрея в Москву.
Сам Миша никуда не торопился и решил остаться у Ольги — может, недели на две, а может, и подольше — дальнейших планов у него пока не было, постоянной работы тоже, и он вполне мог застрять в Феодосии на несколько месяцев. Во всяком случае, провести там лето его прельщало куда больше, чем возвращаться к родителям в подмосковную квартиру.
Ольга, одетая в лёгкое светло-зелёное платье, стояла рядом с ним на асфальтированном перроне и махала букетом белых цветов в окно отъезжающего поезда.
Они ехали по перешейку. Наступал вечер, но было ещё совсем светло. Люба прижалась к окну, провожая взглядом приморские виды. Дима сидел напротив неё на нижней полке и скрупулёзно пересчитывал оставшиеся украинские гривны.
— Деньги ещё есть, — сказал он наконец, — не погулять ли нам напоследок в вагоне-ресторане?
— А почему напоследок? — отозвался Андрей Кузнецов, — гуляем, значит, гуляем! Пойдёмте!
Цены в ресторане неприятно удивили пассажиров плацкартного вагона. Они, конечно, не рассчитывали на дешевизну, но всё равно долго изучали меню на предмет соответствия уровню их кошельков.
В вагоне-ресторане было почти пусто. Только за ближайшим к стойке столиком сидел в одиночестве за неторопливой трапезой неопределённого возраста респектабельный господин в белоснежной рубашке с золотыми запонками.
— Буржуй едет, — сказал Дима на ухо Любе. Она улыбнулась.
Наконец они купили в складчину бутылку красного вина, три бокала и по два бутерброда на человека. Буфетчица сама открыла вино штопором и поставила на поднос Пока Дима рассчитывался, Люба взяла поднос и двинулась к свободному столику.
Внезапно поезд качнуло, он резко затормозил, и девушке не удалось сохранить равновесие. Её повело в сторону, она схватилась за край стола и удержала поднос, но несколько капель красного вина выплеснулись — прямо на манжет обедавшего пассажира.
Люба стояла перед ним бледная и смущённая.
— Я очень прошу прощения, — пробормотала она.
Пассажир стряхнул капли с рубашки, но на рукаве остались расплывчатые красные пятна. Он поднял глаза на Любу, зацепившись взглядом за купленную в Феодосии футболку с перечёркнутой натовской звездой.
— Ничего страшного, — с улыбкой неожиданно сказал он на удивление доброжелательным тоном. — разрешите полюбопытствовать, вы случайно не с крымских протестов едете?
— Оттуда, — смущённо подтвердила девушка.
— Тогда я был бы очень рад воспользоваться этой счастливой случайностью и пригласить Вас и Ваших друзей к моему столику. Не стесняйтесь, пожалуйста, выбирайте угощение. Дело в том, что я сам оттуда еду. Я журналист, пишу репортажи для компании Би-Би-Си, и мне было бы чрезвычайно интересно поговорить с участниками антинатовских протестов. Если Вы, конечно, не возражаете. Меня зовут Мартин Грей, можно просто Мартин, — блеснув золотой запонкой, он вытащил из нагрудного кармана визитку и протянул Любе, глядя на неё приветливо и открыто, слегка приподняв рассечённую посередине бровь.
Глава четырнадцатая. Встречи в поездах
Принимая приглашение, всё ещё чувствуя неловкость ситуации, Люба присела на самый край стула напротив журналиста, аккуратно ставя поднос на край стола, накрытого фирменной скатертью с железнодорожной символикой, и взяла из его рук визитную карточку, на которой тиснёные буквы на двух языках, английском и русском, свидетельствовали о том, что её владелец является штатным корреспондентом Би-Би-Си в Российской Федерации.
