Мария Донченко - Оранжевый туман
— Кто его родители? Из какой он семьи?
— Из бедной, — махнула рукой девушка. — Отца нет, мать — школьная учительница. Воспитывала его одна.
— Люба, чтобы этим делом заинтересовались журналисты, должна быть, так сказать, изюминка. За что ухватиться. Либо в самом деле, либо в личности Вашего друга. Подумайте, что могло бы стать таким нюансом. Я мог бы Вам помочь, но тех данных, которые у Вас есть, явно недостаточно. Читателю, а соответственно, и журналисту нужна сенсация, понимаете? Могу Вам ещё одну историю рассказать, которую я распутывал до казахского золота. Тоже в России было дело, но тоже публиковалось только в иностранных изданиях. Один русский, фамилию его я, естественно, изменил, пытался продать в одну из африканских стран компоненты для производства химического оружия… В итоге ему это не удалось, в том числе и благодаря огласке в западных средствах массовой информации.
— А что именно за страна? — спросила Люба. — И что с ней было?
— Да какая разница, что за страна, — ответил Моррисон, — факт в том, что они пытались сделать своё химическое оружие, хотя подписали обязательство, что делать этого не будут. В итоге они, как я помню, свалили всё на непосредственного исполнителя и вышли сухими из воды…
— А если бы они и сделали химическое оружие, тогда что? — Любу почему-то задел этот вопрос.
— Люба, как же Вы не понимаете, это же негры в Африке! Потравили бы они друг друга газами…
Люба только открыла рот, чтобы возразить по поводу негров в Африке, но в разговор вмешался Дима Серёгин.
— Подъезжаем к таможне, — сказал он, вставая из-за стола, — так что пойдём мы на свои места. Спасибо Вам большое за угощение.
— Что ж, был рад познакомиться, — ответил Моррисон, — моя визитка у вас есть. Если смогу быть чем-то полезен — обращайтесь, милости просим…
Дима почти вытащил Любу в тамбур. За ними шёл Андрей Кузнецов.
— Очень странный тип, — почти орал он в ухо Любе, пытаясь перекричать стук колёс поезда, — не понравился он мне, ой, как не понравился.
— По-моему, обычный буржуй, — передёрнула плечами девушка.
— Не скажи. Я чую, что дело нечисто. Что ему от тебя нужно? И зачем он полез в дело Виталика? Всё это более чем подозрительно.
— Ты думаешь?
— Да. Более того, я думаю, нам стоит не ехать до Москвы, а выйти в Туле и сесть на электричку.
— Дим, это уже совсем перестраховка, — вмешался Андрей.
— Ладно, до завтра подумаем ещё. Но я настаиваю.
Поздно вечером они проехали украинскую границу, потом российскую, и проснулись уже между Курском и Орлом.
— Давайте решать, — сказал Димка.
— Ты не передумал?
Он покачал головой.
В Туле они вышли из поезда на перрон, Дима завёл друзей за хозяйственные постройки, и там они стояли, пока поезд не тронулся с места, после чего пошли к пригородным кассам.
Моррисон, конечно, не собирался перехватывать их на платформе в Москве. Но кто же знает, когда предосторожность окажется излишней…
* * *Артюхин прекрасно понимал, что активисты оппозиции не послушаются его предупреждений и попытаются всё-таки добраться до Петербурга и принять участие в антисаммите.
Значит, их надо было перехватывать по дороге.
Со второй половины июня Артюхин остался без выходных.
Операция «Заслон» вступала в решающую фазу.
Сотни, если не тысячи, фамилий, внесённых в «чёрные списки» по всей стране, отмечались в базах данных железнодорожных, авиационных и автобусных перевозок. «Экстремистов» ждали — на вокзалах, на автостанциях, в вагонах поездов.
В такой обстановке брать билет по своему паспорту было бы безумием.
Начало шествия по Невскому проспекту было назначено на час дня субботы.
У студентов Любы и Димы были каникулы, и они могли выехать из Москвы заранее, но Андрей только устроился на очередную работу и в пятницу был занят до пяти вечера.
За неделю до положенного срока трое собрались на лавочке около подъезда, где жила Люба Измайлова.
— Да мне плевать! — кипятился Кузнецов. — Я всё равно поеду. Поездом, в открытую. Пускай снимают!
Димка только пожал плечами.
— Тогда поедем вместе? — предложила Люба.
— Это глупость, — возразил Серёгин.
— Тогда мне тоже плевать! — заявила она.
…Дима уехал в одиночку из Москвы в Петербург на перекладных электричках дней за пять до назначенного срока, и вскоре Люба получила СМС-сообщение, что он добрался благополучно.
Люба и Андрей встретились на «Комсомольской» около семи часов вечера пятницы.
Ленинградский вокзал выглядел как на осадном положении. Столько милиции в одном месте она, пожалуй, видела только в дни терактов в Москве — после взрывов в метро или, скажем, во время захвата «Норд-Оста» чеченскими боевиками.
Они купили билеты за двадцать минут до отхода поезда в надежде оставить противнику минимум времени, чтобы сориентироваться.
У выхода на перрон цепью стояли омоновцы с собаками.
— Фигня война, главное — маневры, — шёпотом сказал на ухо Любе Андрей после того, как они медленно миновали цепь и вышли на платформу, — главное — выглядеть уверенно и не обращать на них внимания.
Девушка кивнула.
За пять минут до отправления поезда они лежали на двух верхних полках плацкартного вагона и практически не разговаривали, чтобы не привлекать внимания пассажиров и проводников.
Проехали Тверь.
— Может, уйти в другой вагон? — шёпотом спросила Люба, убедившись, что соседи заснули.
— По-моему, это паранойя, — ответил Андрей, — в Туле уже выходили из поезда, помнишь? Давай ехать спокойно…
За пятнадцать минут до станции Бологое ребят разбудил собственной персоной Владимир Иванович Артюхин, стоявший в коридоре вагона в сопровождении нескольких автоматчиков.
— Собирайтесь, — сказал он то ли устало, то ли насмешливо, — предупреждаешь их, предупреждаешь, а всё равно полпоезда вас таких умных…
Ночной летний ветер гулял по платформе Бологое, где стояли задержанные, которых высадили из поезда.
Было довольно прохладно для июля, и Люба зябко куталась в тонкую ветровку.
Из другого вагона вывели под конвоем ещё двоих, и она даже в темноте издалека разглядела знакомые фигуры.
Это были Сергей Маркин и Марина Шанина.
Они не общались с того памятного собрания и не поздоровались на ночной платформе, сделав вид, что не знают друг друга, точно так же, как не поздоровались два с половиной месяца назад, случайно встретившись взглядами на Октябрьской площади, на месте сбора первомайской демонстрации, прежде чем разойтись по разным концам большой колонны.
Впрочем, против Марины Люба ничего не имела.
Марина тоскливо провожала взглядом отъезжающий поезд, манивший светящимися окнами вагонов.
— Курить есть у кого-нибудь? — спросила она.
Андрей Кузнецов поделился сигаретой.
Минут через сорок их отвели в здание линейного отдела внутренних дел и распределили по камерам.
Следующие двое суток Андрей провёл в компании Маркина, а Люба — вместе с Мариной, которая очень страдала от отсутствия сигарет. Сидя на холодном пандусе, девушки коротали время за разговорами обо всём и ни о чём.
— Ты с Виталиком общаешься? — как бы походя спросила Марина.
— Переписываемся, — кивнула Люба.
— Как у него дела? Суд скоро?
— Даже не знаю. Пока следствие.
— Привет передавай. Пускай на меня не злится, если что.
— Хорошо. Да он и не сердится, я думаю…
Как раз за день до отъезда Люба получила письмо от Виталика — ответ на её письмо, в котором она описывала их путешествие в Феодосию. Поездкой Виталик живо заинтересовался и дотошно выспрашивал у Любы самые незначительные, на её взгляд, детали…
По истечении двух суток превентивного задержания, скрашенных, если можно так выразиться, довольно вялыми душещипательными беседами, которые проводил с ребятами Артюхин, сильно сомневаясь в их пользе, но следуя формальной инструкции, их вывели из отдела и отпустили на все четыре стороны. Артюхин, впрочем, проконтролировал, чтобы его «подопечные» купили билеты до Москвы, хотя продолжать путь в Петербург им всё равно уже не было смысла.
Люба садилась в поезд, разозлённая и раздосадованная.
— А вы с Маркиным о чём в камере общались? — спросила она товарища с усмешкой.
— Да так, ни о чём, — передёрнул плечами Андрей.
…Через пару дней вернулся и Дима Серёгин, которому по счастливой случайности удалось обойти все рогатки не только в пути, но и в самой Северной столице, и принять участие в антисаммите.
Ещё через несколько дней Люба и её товарищи узнали, что натовские учения в Нижегородской области отменены в связи с отсутствием законодательной базы для их проведения. «Такой же формальный предлог в итоге использовали власти на Украине», — подумала девушка, — «Чтобы сохранить лицо».
