Бриттани Сонненберг - Дорога домой
– Можешь ехать, – отмахнулась я. – Я остаюсь здесь.
– Не глупи, – сказала она.
– Даже не думай. – Я вернулась к своему домашнему заданию.
– Пожа-а-а-алуйста.
– Уходи отсюда.
– Ты мне нужна, – проговорила Софи, и я немного смягчилась, но ничего не ответила. – Я выгляжу недостаточно взрослой, – добавила она. – А с тобой получится.
Обидно, но, как я знала, Софи никогда не признается, что просто хочет, чтобы я поехала с ней. Такой она была.
– У тебя ни за что не выйдет, – сказала я.
Но ее возбуждение оказалось заразительно. В ту ночь она спала в моей комнате, на другой односпальной кровати, и мы допоздна обсуждали «план». Очень скоро я тоже представляла себе, как хожу в Атланте в Пьедмонтскую среднюю школу, где сейчас учатся все мои друзья, и мне не нужно общаться со всеми этими придурками в шанхайской Американской школе. Я все еще ни с кем толком не подружилась; мой план стать дико популярной на самом деле не сработал. Я никогда не отличалась особой общительностью, но в Атланте у меня всегда была лучшая подруга плюс соседские ребята. Теперь у меня была только Софи.
На следующее утро мы спустились вниз со школьными рюкзаками и, спрятавшись в экспедиции, не пошли на остановку вместе с другими детьми ждать автобус. Приоткрыв дверь, мы в щелочку увидели, как спустилась мама и взяла такси до школы. Затем бросились назад в нашу квартиру, хихикая в лифте, словно ненормальные. Следует отметить, что обычно мы с Софи никогда не делали ничего плохого – то есть всегда слушались родителей, я имею в виду. Трудно объяснить почему. Тетя Айви сказала мне, что однажды, когда сидела с нами, мне было тогда пять, а Софи – три года, услышала, как мы деремся в ванной комнате, вошла туда и спросила, в чем дело. Видимо, мы ответили, что «понарошку ссоримся». Поэтому переход от всегда примерного поведения за столом до побега из дома был большим шагом. Но мы это так не восприняли. Это казалось нам приключением, которого мы всегда ждали от Китая, с того самого момента, как папа сказал нам, что мы уезжаем из Атланты.
Мы не знали, куда мама и папа убрали наши чемоданы, поэтому просто запихали одежду в свои рюкзаки. Я нашла Софи на кухне, где она набивала едой пластиковые пакеты.
– Что ты делаешь? – спросила я.
– Это в дорогу.
– В полете же кормят, дурочка.
Софи удивленно на меня посмотрела, но оставила банку «Принглз».
– На всякий случай, – пояснила она.
Мы пошли в комнату родителей, а там – в гардеробную, где, мы знали, папа хранил мелочь, шоколадные конфеты и несколько банкнот по пятьдесят юаней. Софи запихала все это в передний карман своего рюкзака.
– Мы забыли кредитную карту! – воскликнула я в дверях, втайне радуясь, что план сорвется.
Софи выхватила ее из заднего кармана джинсов.
– Ну, ты проныра, – сказала я, впечатленная и немного встревоженная, что она внезапно так наловчилась в воровстве. Вот вам и мудрая старшая сестра. Но я оправдывала себя тем, что помогаю Софи. Нам нужно отсюда выбраться. Шанхай хорош для мамы и папы, но не для нас. Спросил ли кто-нибудь, хотим ли мы в Китай? Нет. Они просто сообщили, что мы переезжаем. И конечно, тогда мы подумали, что это будет просто замечательно. Все дети относились к нам, как к знаменитостям, и я представляла Шанхай похожим на интерьер ресторана «Золотой дракон» в Мэдисоне – красные фонарики, большие аквариумы с рыбой, печенье с предсказаниями будущего. Я не рассчитывала на то, что мы здесь обнаружили, и чувствовала себя потерянной и вообще не самой собой. Я твердила себе, что побег станет взрослым поступком.
Что-то в этом роде я написала в записке, адресованной маме и папе, и прижала ее магнитиком к холодильнику. Затем мы спустились вниз, сели в такси и попросили водителя отвезти нас в аэропорт Хунцяо.
Все шло по плану, пока мы не подошли к стойке «Дельты». Пожилая белая женщина, похожая на тетю Бэт, посмотрела на нас с сомнением.
– Где ваши родители? – спросила она, когда я подала ей карту «Виза».
– Они разведены, – внезапно встряла Софи. – В последний раз мы видели нашу маму на Рождество пять лет назад. Папа сказал, чтобы мы приехали сюда и купили билеты по его кредитной карте. Он скоро здесь будет.
Я смотрела на Софи разинув рот. На служащую «Дельты» ее слова не произвели никакого впечатления.
– Вам придется подождать, пока не появится ваш папа, – сказала женщина.
– Хорошо, мэм, спасибо, – ответила я и взяла карту. Мы вышли из очереди.
– Она уже почти поверила, почему ты отступила? – резко спросила Софи.
Я не ответила и быстро пошла к выходу из аэропорта.
– Куда ты идешь? – закричала мне в спину Софи. – Ли! Я знаю, ты меня слышишь!
На улице, подойдя к краю тротуара, я остановила такси.
– Садись в машину, – велела я сестре.
Она покачала головой.
– Садись.
Она швырнула рюкзак на асфальт и скрестила руки.
– Отлично. Я полечу одна.
Она попыталась выхватить у меня кредитную карту. Это стало последней каплей. Я схватила Софи за руки и впихнула в такси. Я была крупнее и застала ее врасплох. Никогда раньше я не толкала сестру, если не считать игры в баскетбол и борьбы на заднем дворе.
Я назвала водителю по-китайски наш жилой комплекс. Софи пыталась выскочить из машины, но я держала ее за руку.
– Ой, больно, – взвыла она. – Отпусти!
Я не отпустила, а дотянулась через нее и заблокировала двери. Я была в бешенстве. Из-за того, что Софи так гладко солгала и втянула меня в это. Я грубо ее встряхнула, и она протестующе вскрикнула.
– Не могу поверить, что это твои слова, – сказала я. – «В последний раз мы видели нашу маму на Рождество пять лет назад». Что с тобой?
– Ты такая паинька, – огрызнулась Софи. – Я жалею, что рассказала тебе о своем плане. Надо было лететь одной.
– Да, правильно, – поддакнула я. – Твой план. Можно подумать, он вообще сработал бы.
Мы ехали по шоссе в город. Все, что я видела час назад по дороге в аэропорт – грязные улицы, чужие лица, китайские иероглифы, которые не могла прочесть, – думая: «Мне никогда больше не придется на это смотреть», лезло теперь в глаза, и я их закрыла. Не помню, чтобы я когда-нибудь чувствовала себя так погано. Я не хотела оставаться в Шанхае, но и лететь домой тоже не хотела. Вот что я осознала у билетной стойки. Я испытала облегчение, когда женщина отказалась принять карту. Я снова обнаружила, что уступаю Софи в храбрости.
Я думала, что Софи немного всплакнет, тогда я почувствовала бы себя лучше, но она замкнулась в каменном молчании, глядя в окно.
– У вашего брата красивые волосы, – сказал мне по-английски водитель такси, когда мы остановились у светофора на красный свет.
И я ответила:
– Да, у него красивые волосы.
Дома нас ждала мама. Увидев нас, она повесила трубку и бросилась к нам, плача и ругаясь, как никогда на моей памяти.
– О чем вы думали? – повторяла она.
Тогда Софи очень к месту начала всхлипывать. Она упала в мамины объятия и разрыдалась. Я неловко стояла рядом.
– Ведь я на тебя рассчитывала, Ли, – сказала мама.
И мне захотелось снова уйти из квартиры, навсегда.
Но вместо этого я подошла к дивану, где на коленях у мамы лежала Софи, и села по другую сторону. Положила голову ей на плечо и закрыла глаза.
– Я ненавижу Шанхай, – приговаривала Софи между всхлипами и икотой. Мама гладила ее по коротким кудряшкам.
– Через месяц мы полетим домой на все лето, милая, – сказала она. – Только подумай об этом. Все «Крогерсы», футбольный лагерь и столько времени с Аной, сколько ты захочешь.
Эти слова заставили Софи разрыдаться еще сильнее.
– Но это всего лишь поездка, – наконец проговорила она, когда ее дыхание стало ровным от изнеможения. – Это – не домой.
– Дом теперь здесь, – твердо произнесла мама, и что-то внутри у меня оборвалось. Я надеялась, что она скажет: «Мы подумаем о возвращении или о том, чтобы задержаться там по окончании лета». – Мы же не можем взять и бросить папу? – продолжила мама.
– Почему? – шмыгнула носом Софи.
Мама, похоже, секунду подумала над этим.
– Шанхай постепенно вам понравится, – наконец сказала она, не отвечая на вопрос. – Вот увидите. Обещаю. Это происходило со мной оба раза – в Англии и в Германии. – Она вздохнула. – Жаль, девочки, что вы не рассказали мне о своем состоянии вместо того, чтобы просто сбежать.
Никто из нас не ответил, но я крепче обняла маму.
Мама оказалась права: действительно стало лучше. По крайней мере Софи постепенно полюбила этот город. Она собрала компанию детей из нашего жилого дома, с которыми играла в прятки, только здесь это называлось «Облава». Я тоже с ними играла, без особой охоты; я чувствовала себя неполноценной, сидя одна в своей комнате. Но едва выходила на улицу, как сразу же начинала скучать по тихому покою письменного стола и по своим книгам. Мне противно было сидеть скорчившись в кустах, а когда я была водящей, то во время поиска людей на меня накатывало мучительное чувство одиночества. Софи, разумеется, обожала эту игру и ничего так не любила, как с дикими воплями напасть на меня из засады, расхохотаться в ответ на мой вскрик ужаса и умчаться прочь. Она даже придумала себе наряд для игры в «Облаву», максимально увеличивавший ее невидимость: вездесущая черная толстовка с капюшоном, черные леггинсы и черные кроссовки. Мы играли с Джулианой, шведской девочкой с пятнадцатого этажа, Нэн, дочерью сержанта морской пехоты с девятого этажа, и Джи Муном и Сок Джином, близнецами-корейцами с шестого этажа, которые всегда прятались вместе и их легко было найти.
