Бриттани Сонненберг - Дорога домой

Поездка домой

Каждый год в середине июня живущие в Шанхае женщины-иностранки и дети покидают Китай, словно это быстро тонущий «Титаник». Они набивают чемоданы подарками для родни и друзей дома: веерами за пятьдесят центов с местного рынка, от которых их одежда пропитывается восхитительным сильным запахом сандалового дерева, ярко раскрашенными наборами палочек для еды для родственников, пользующихся только ножами и вилками, и календарями с «Лучшими туристическими видами Китая, вызывающими благоговейное восхищение».

Глядя на эти семьи, на этих матерей, превращающихся на лето в одиночек, регистрирующихся в аэропорту, размахивающих паспортами и посадочными талонами на рейсы до Испании, Бразилии, Франции, Канады, США и Германии, можно подумать, что они уезжают навсегда, судя по размерам и количеству их багажа. «Но, разумеется, нам нужны все эти чемоданы!» – скажут вам потрясенные таким невежеством матери. Как еще разместить все необходимое, чтобы выжить еще один год в Китае? Зубная паста «Колгейт» (их дети отказываются пользоваться китайской пастой), джинсы и платья для мамы (западные женщины могут засунуть в одежду китаянок только большой палец ноги), обувь для их детей-подростков (уже переросших местные размеры) и коробки с сухими завтраками, которые, как всем известно, будут съедены в первую же неделю по возвращении в Шанхай, но жизненно необходимы для поддержания иллюзии: все, что нужно привезти из дома, можно засунуть в угол чемодана, даже если это вынудит тебя встать на упомянутый чемодан, пока твои дети его застегивают.

Для Элиз, Софи и Ли (подобно большинству мужчин-экспатов Крис остается в Шанхае, работая большую часть лета) поездка домой кажется попыткой посмотреть два фильма с помощью одного видеомагнитофона. В самом начале первого фильма ты вынимаешь кассету и ставишь вторую, смотришь его некоторое время, а затем возвращаешься к первому, к той сцене, на которой остановил. Преимущество такой системы в возможности смотреть два фильма почти одновременно. Отрицательная сторона – отрывочность просмотра, не говоря уж о том, насколько раздражает неоднократное вставание с дивана.

Китай и Америка – два таких совершенно отдельных фильма. Когда женщины Кригстейнов каждое лето летят в Штаты, они снова становятся собой – американками, взаимодействуют с другими американцами на американском фоне. Большую часть лета они проводят в домике в горах в Северной Каролине, который Ада купила после смерти Чарлза, в двух часах езды на автомобиле от аэропорта Атланты. Но когда осенью возвращаешься в Шанхай, Северная Каролина словно вовсе не существовала. Как может Ли объяснить Евгении в Американской школе, что такое – просто уютно свернуться под бабушкиным пледом, пить горячий шоколад на веранде домика, слышать колокольный звон городской церкви в долине и знать: впереди у тебя целый день чтения и нет ничего напоминающего, будто ты здесь чужая – ни тротуаров, заполненных двенадцатью миллионами жителей, ни хихиканья шанхайских школьников, которые таращатся и показывают на тебя пальцами, ни меню с не поддающимися расшифровке блюдами?

С другой стороны, как объяснишь (теткам, старым школьным друзьям, бывшим соседям, своим братьям) в Штатах, что значит жить в Шанхае? «Господи, помилуй», – неоднократно слышит Элиз. Затем, словно переживания слушательницы слишком невыносимы, чтобы выразить их в словах, она кладет ладонь на руку Элиз (в знак солидарности?), закрывает глаза, вероятно воображая себе ужасы жизни в Китае, и быстро качает головой, словно пытаясь очнуться от ночного кошмара. Конечно, Элиз, Ли и Софи всегда могут достать шанхайские фотоальбомы, которые привезли с собой, но обнаруживают, что вообще-то не хотят смотреть на себя там, предпочитая попасть в ритм американской жизни и забыть, что есть другой способ существования.

Лучше всего это получается в горном домике Ады. В Атланте они спят на диванах-кроватях у друзей, потому что в городе у них больше нет дома. Ночуя у своей подруги Рины, Ли изображает интерес к последним сплетням о ребятах, которых не видела два года. В футбольном лагере Софи объявляют лучшей по скорости, и она вдруг понимает, что от взглядов других обитателей лагеря ей так же не по себе, как от пристального внимания, которое она игнорирует на улицах Шанхая.

Этот дискомфорт исчезает в горах, где телевизор не обвиняет их в том, что они пропустили серии за последние девять месяцев, а Ба Ада, такая же мягкая и уютная, как помнят Софи и Ли, печет для них тот же ежевичный пирог, который печет всегда. Для Элиз предсказуемые пассивно-агрессивные замечания матери и слегка завуалированное неодобрение, что она оставляет Криса «самого заботиться о себе» в Китае, как выражается Ада, намеки, мол, столь длительные периоды жизни порознь – нездорово, особенно для мужчин, не досаждают Элиз, как досаждали раньше. Наоборот, колкости матери кажутся успокаивающе привычными.

Их встреча в Северной Каролине – тоже часть сделки: Элиз не имеет желания проводить все недели подряд в Видалии. Если мать хочет ее увидеть, она может приехать к ней в горы, на нейтральную территорию. К большому облегчению Элиз и легкой настороженности, Софи и Ли, кажется, наслаждаются отношениями с бабушкой, напоминающими те, что были у Элиз с Адой, пока все так не испортилось. Но поскольку Папс умер, Элиз не от чего защищать девочек, не нужно больше испытывать лояльность Ады. Она воспринимает доброту своей матери к девочкам как затянувшуюся просьбу о прощении; такую, которую уставшая после стольких лет Элиз не в силах отвергнуть. Присутствие там девочек смягчает атмосферу: они помогают ей не погружаться в плохие воспоминания, словно спасательные круги, которые, по ее настоянию, девочки надевали, плавая в пруду, еще долго после того, как научились плавать. Когда Софи и Ли уходят из дома, чтобы строить во дворе крепости, или собирают у пруда ежевику, температура в комнате явственно падает, тон Элиз при обращении к Аде становится резче, и она всегда с облегчением слышит, как хлопнула дверь, видит прибежавшую Софи с их сыплющимся, сочным щедрым подарком, видит, как напряжение покидает лицо Ады, когда она принимает из липких рук внучки ягоды и моет их в раковине.

Иногда приезжает из Видалии Айви, а из Литтл-Рока – Додж и Грейсон с женами, и устраиваются долгие трапезы с тыквенно-сырной запеканкой, зубаткой, кукурузным хлебом, свежими помидорами с майонезом; Додж пародирует всех знакомых по Видалии, мальчики-близнецы Грейсона сидят за детским столом вместе с Софи и Ли, все переживают, сколько выпьет Айви, чтобы не переживать из-за того, сколько выпьют они сами.

За два с половиной года жизни в Шанхае женщины Кригстейн доводят искусство поездки домой до совершенства. В особенности Элиз вырабатывает искусную стратегию общения: не пытаться навестить слишком многих, не ездить в Индиану без Криса, убедиться, что у тебя будет неделя для себя – в Атланте, в Нью-Йорке, где угодно – без девочек, не ждать, будто телефонные разговоры с Крисом станут моментами воссоединения. (Разница во времени, странное эхо, часто примешивающееся к разговору, и два отдельных окружения у каждого из них действуют сообща, так что, повесив трубку, Элиз чувствует себя еще более одинокой, чем раньше, хотя голос Криса и дает ей понять – ему одиноко, он терпеть не может оставаться на лето один и скучает по ним и США.)

Поездка домой, несмотря на все ее замечательное дружеское общение, всегда сбивает с толку. Какой из фильмов настоящий – тот, действие которого разворачивается в США, или тот, действие которого разворачивается в Китае? В американском фильме Ли высокая, но не чересчур, светлые локоны Софи вызывают улыбки, а не вопли, и никто за исключением гинеколога не спрашивает у Элиз, сколько ей лет и сколько она весит. В американском фильме, в их третий приезд в Штаты, Ли целуется с Лейном, старшим братом лучшей подруги Софи, и проводит лето с учащенным пульсом, краснея и заикаясь, ускользая в лес на свидания, не подозревая, что Софи и Ана подглядывают из-за кустов рододендрона – тогда как в китайском фильме Ли ни разу не приглашают на школьных танцах. В американском фильме старые школьные подруги Ли получают водительские права, а Ли даже не садится за руль. В китайском фильме Ли может пересечь Шанхай в одиночестве, торговаться по-китайски, покупая апельсины, и описать явные культурные сложности, которые испытывает ее подруга в зависимости от того, бразильская ли она католичка или корейская протестантка. Единственное общее для двух фильмов – Ли, Софи и Элиз и в меньшей степени Крис.

Когда они только переехали в Китай, Крис заверил их, что Шанхай – это всего на два с половиной года, а затем они вернутся в Штаты. Больше никаких поездок домой, просто домой.