Дуглас Кеннеди - Испытание правдой

Он высвободился из моих объятий, вытер слезы, бросил взгляд на часы и сказал:

— У меня пациенты…

— Дэн, мне очень жаль.

Он лишь пожал плечами и вышел.

В тот же день я отвезла мужа в Льюистон. По дороге он почти не разговаривал, разве что обмолвился:

— Я сожалею о твоей несостоявшейся поездке в Нью-Йорк.

— Ну, это же непредвиденные обстоятельства.

— Как только все это кончится, ты сможешь поехать.

— Нью-Йорк никуда не денется.

Я высадила его на автовокзале Льюистона. Он чмокнул меня в щеку и сказал:

— Я позвоню завтра, расскажу, что там происходит.

Потом схватил с приборной доски мою пачку сигарет, взял свою багажную сумку и исчез в серых унылых интерьерах автовокзала «Трейлуэйз». Он даже не оглянулся на прощание.

Вернувшись в Пелхэм, я старалась не поддаваться отчаянию. Марджи приуныла не меньше моего.

— Вот ведь невезуха. Я так надеялась оторваться с тобой в этот уик-энд.

— Как только все утрясется…

— Ты имеешь в виду, как только старик Бакэн откинется…

— Да, как только мы его похороним, ты увидишь меня на Манхэттене.

— Как Дэн? Держится?

— В фирменном стиле Дэна.

Марджи все поняла.

— Просто он в шоке, — сказала она.

— Он был готов разрыдаться, но потом передумал.

— Не дави ты на него. Потерять отца — это не шутки.

— Я знаю, и он старается держать себя в руках. Но опять-таки, он оставил меня с таким чувством, будто я чужая в его жизни.

— Ты просто разочарована тем, что пришлось отменить поездку в Нью-Йорк.

— Дело не только в этом, Марджи.

— Это пройдет, дорогая. Поверь мне. И очень скоро ты будешь у меня. Но пока…

— Я знаю, знаю. Не раскисай. Смотри на жизнь с оптимизмом. Будь любящей, заботливой супругой.

Когда он позвонил мне на следующий день, его голос выдавал крайнюю усталость. Поездка на автобусе заняла четырнадцать часов. Он прибыл в Гленз Фоллз только в шесть утра и сразу же помчался в госпиталь, где его отец лежал в палате реанимации.

— Клинически он почти труп, — произнес Дэн тихим, безучастным голосом. — Произошло обширное и необратимое неврологическое нарушение в сочетании с сердечно-сосудистой травмой. Удивительно, но, несмотря на то, что миокард полностью разрушен и не наблюдается никакой мозговой деятельности, его сердце бьется. У него просто потрясающая тяга к жизни. Могут пройти недели, месяцы, прежде чем он уйдет… Как у тебя прошел день?

Я действительно очень переживала за Дэна и не замедлила сказать ему об этом.

— Если бы я мог, то сейчас же впрыгнул в этот автобус и поехал домой, — сказал он. — Боюсь, что здесь меня ждет лишь долгое прощание.

В тот же день, около шести, в дверь постучали. Это был Билли. Он смущенно улыбнулся мне и опустил глаза:

— Я услышал об отце дока Бакэна. Мне действительно очень жаль.

— Я обязательно передам ему твои слова.

— Хорошо, — кивнул он. И замолк.

— Что-нибудь еще, Билли?

— Просто хотел узнать — не нужно ли вам чего сделать по дому?

— У нас все в порядке благодаря тебе.

Он снова улыбнулся своей глуповатой улыбкой, но старательно избегал смотреть мне в глаза.

— Сегодня вот работал в доме Бланда. Мистер Симс опять остался без водопроводчика, так что пришлось вызывать меня. Ха-ха.

— Как там все движется, без проблем? — спросила я из вежливости, хотя мне больше всего хотелось поскорее закончить этот разговор.

— Собираются закончить недель через пять-шесть.

— Что ж, замечательно.

Снова повисла неловкая пауза. И тут, спасибо чуткому сердцу малыша, Джефф напомнил о себе истошным криком.

— Пожалуй, мне пора, — сказала я.

— О… конечно.

— Спасибо, что заглянул.

— Вам точно ничего не нужно отремонтировать или прибить?

— Если мне что-нибудь понадобится, ты первым об этом узнаешь.

Я закрыла дверь и подошла к манежу, где надрывался Джефф. Я взяла его на руки, вдохнула запах подгузника и поморщилась. Стоило мне уложить его на пол, чтобы переодеть, как зазвонил телефон. Я потянулась к трубке, одновременно расстегивая подгузник и задаваясь вопросом, не Билли ли звонит и как мне относиться к его странному дружелюбию. Но вместо этого я услышала мужской голос:

— Ханна Лэтам?

— Точнее, Ханна Бакэн.

Короткий смешок.

— Ах да, забыл, что ты замужем.

— Кто это?

— Тоби Джадсон.

— Кто?

— Ты что, забыла, что мы встречались? Тобиас Джадсон.

До меня дошло.

— Постой, ты — Тобиас Джадсон, прославившийся сидячей забастовкой в Колумбийском университете?

— Тот самый. И мы встречались накоротке вместе с твоим отцом в Бостоне… несколько лет назад. Вспомнила?

Конечно, я вспомнила. Это был тот вечер, когда я увидела отца с той женщиной.

— Откуда у тебя мой телефон, Тоби?

— Мне его дал твой отец.

— Понятно.

— И он сказал, чтобы я, если буду проездом в Мэне, навестил тебя.

— Так ты сейчас в Мэне?

— Слышала когда-нибудь о ресторане «Гудвин», где продают «Ужас-ужас»?

— Ты в Бриджтоне?

— Так точно, и я тут подумал: нет ли у тебя уголка, где бы я мог приткнуться на ночь?

Глава седьмая

Мой двухминутный разговор с Тоби Джадсоном заставил меня нервничать. И не то чтобы он сказал что-нибудь странное и двусмысленное. Что ни говори, а этот парень был само обаяние. Усмехнувшись, он объяснил, что «сбежал» от своей докторской диссертации в Чикагском университете (с защитой которой опаздывал уже на целый год) и путешествует по стране. Еще он сказал, что прекрасно понимает — мне надо переговорить с мужем, принимая решение, стоит ли пускать на ночлег малознакомого человека, и дал мне номер телефона в ресторане «Гудвин», чтобы я могла перезвонить и сообщить, может ли он выдвигаться в сторону Пелхэма. В остроумной речи Тоби не было ничего дурного — подумаешь, позвонил друг друзей, представился и попросил приютить на одну ночь, для него все это было в порядке вещей. К тому же он был не просто другом друзей… он был другом моего отца, героем национальных новостей, превратившим Колумбийский университет в поле идеологической битвы во время крупнейшей сидячей забастовки. Тоби Джадсон был легендой радикального студенчества, так что я уж точно знала, кто он такой.

Но что меня беспокоило, так это — как сказать? — его всезнающий тон, непринужденная фамильярность, легкий саркастический смешок, закравшийся в голос, когда я поправила его с фамилией (несомненно, он мысленно тут же списал меня как безнадежно буржуазную особу). Возможно, моя неловкость была вызвана тем, что я, в свою очередь, ненавидела себя за эту нерешительность, осторожность, буржуазность. Все-таки я была замужней женщиной, жила в очень маленьком городке, так что…

Я записала номер телефона, повесила трубку и перезвонила своему отцу в Вермонт.

К моему великому удивлению, он оказался дома. Более того, он совсем не торопился. Казалось, его искренне обеспокоило тяжелое состояние отца Дэна, и еще ему хотелось знать об успехах Джеффри, маленьких жизненных достижениях единственного внука.

— Я знаю, что за мной визит, — сказал он. — Просто дел невпроворот, никак не могу выбраться.

— Кстати, о визитерах, — сказала я и упомянула о звонке Тоби Джадсона.

— Это вполне в духе Тоби — вот так свалиться, как снег на голову, — сказал отец. — Может, он и самый яркий парнишка, который встретился мне за последние тридцать лет, но для забега на длинную дистанцию совершенно непригоден. Это один из самых блестящих ораторов — живой, остроумный, невероятно начитанный, да к тому же сам отлично пишет. Ты бы видела статьи, которые он публиковал в «Рэмпатс» и «Нейшн». Великолепный слог и непревзойденное аналитическое мышление.

— Тебя послушать, так просто гениальный парень, — сказала я, перебивая восторженную речь отца.

— Ты не могла бы приютить его на пару дней? — спросил отец.

— Но, как ты знаешь, Дэн в отъезде.

— И могут пойти пересуды?

— Что-то вроде этого.

— Предупреди Дэна, а заодно и всех соседей, прежде чем они начнут распускать слухи. Это проверенный новоанглийский способ борьбы со сплетнями. И не беспокойся, Тоби не станет утомить тебя разговорами о политике. Это не в его стиле.

Повесив трубку, я позвонила Дэну в Гленз Фоллз, но мне никто не ответил. Я посмотрела на часы. Почти половина восьмого — не могла же я заставлять парня ждать в «Гудвин» всю ночь. К тому же я решила, что Дэн не станет возражать, поэтому набрала номер ресторана.

Тоби, должно быть, так и стоял у телефона, поскольку ответил сразу.

— Мой отец передает тебе большой привет, — сказала я.

— А он предупредил, что у меня нет клыков, и я не сплю в гробу?