Дуглас Коупленд - Поколение Икс
– Надо радоваться им, пока они еще с нами, Энди, – говорит он. – Ладно. Давай пошли. Может, у Клэр улучшилось настроение.
***АНТИОБЕЗЛИЧИВАЮЩЕЕ УСТРОЙСТВО (АОУ):
модные аксессуары в сочетании с глубоко консервативной одеждой, призванные демонстрировать окружающим, что в данном человеке все еще тлеет искра индивидуальности: галстуки в стиле ретро 40-х или серьги в ушах – для мужчин; феминистские значки, серьги в носу – для женщин; а также прическа мини-крысиный хвостик, ныне почти исчезнувшая, – для обоих полов.
Сааб не заводится. Он чередует туберкулезное отхаркивание с чихом озадаченного кролика, производя впечатление одержимого дьяволом ребенка, который корчится в судорогах и выплевывает с кашлем маленькие кусочки гамбургера. Постоялец мотеля, расположенного у самой автостоянки бара У Ларри, орет нам из заднего окошка: Уебывайте отсюда, но его злоба не сумеет испортить нам эту чудесную ночь в пустыне. Впереди долгая прогулка до дома пешком. Спокойный прохладный воздух обтекает мое лицо, словно сухой фарфоровый ил; непомерно крутобокие горы сейчас янтарного цвета, как подводные снимки корабля Андреа Дориа. Воздух до того чист, что перспектива искажена; горы так и норовят врезать мне по лицу.
Крохотульки-огоньки, вылитые фотовспышки, мигают на сторожевых пальмах 111 -го хайвея. Их кроны шелестят, пропуская свежий воздух для несметного числа дремлющих в листве птичек, крыс и усиков бугенвил-лей.
Мы заглядываем в витрины, навязывающие флюоресцентные купальники, электронные записные книжки, жуткие абстрактные картины, на которых, похоже, изображены жертвы автокатастроф, обсыпанные блестками. Я вижу шляпы, драгоценности, туфли – прелестные шмотки, умоляющие обратить на них внимание, как ребенок, не желающий ложиться спать. Хочется распороть себе живот, вырвать глаза и запихнуть все эти красоты в себя. Ох, Земля.
– Сейчас мы похожи: во-первых, на близнецов-идиотов, торгующих подержанными машинами в Индиане, – говорит Дег, намекая на наши суперклевые, голубые-как-яйца-дрозда боб-хоуповские куртки Гольф классик и белые панамы, – во-вторых, на пару бродяг – с нечестивыми и кровожадными намерениями в сердцах. На твой выбор.
– А я так думаю, Дег, что мы на шлемазлов похожи.
Хайвей 111 (известный также под именем Палм-каньон-драйв) – главная городская тропа развлечений, но сегодня он на удивление пустынен. В фольксвагенах с высоким задом туда-сюда бесцельно разъезжают несколько амбисексуальных блондинок из округа Оранж; фланируют бритоголовые морские пехотинцы в помятых эль каминос; лихачи визжат тормозами, но никогда не останавливаются. В городе сохраняется автомобильный тип культуры, и оживленными вечерами чувствуешь себя, цитируя удачную формулировку Дега, как в забегаловке Дейтона – пышные сиськи, ассортимент: бургер и шейк, ребята в суперботинках и асбестовых куртках, хрустящие жареной картошкой Крематорий, кабинки из оранжевого винила, имеющие форму классической черно-белой автопокрышки Джи-Ти.
Завернув за угол, мы идем дальше.
– Вообрази, Эндрю: сорок восемь часов назад малютка Дег был еще в Неваде, – продолжает он, усаживаясь на капот зеленого, убийственно дорогого гоночного астон-мартина со съемным верхом и закуривая сигарету с фильтром. – Можешь вообразить?
Теперь мы в стороне от главней магистрали, на неосвещенной боковой улочке, где так глупо припарковано дорогостоящее кресло Дега. Задняя часть астон-мартина завалена картонными коробками с бумагами, одеждой, всяким хламом – просто мусорное ведро бухгалтера. Такое впечатление, что хозяин планирует скоропалительный побег из города. Для нашей дыры очень даже вероятная версия.
– Ночевал я в маленьком мотеле семейное предприятие, в какой-то глухомани. Стены обшиты сосновыми сучковатыми панелями, лампы из пятидесятых, на стенах эстампы с оленями…
– Дег, слезь с машины. Что-то мне тут неуютно.
– …и пахло розовым гостиничным мылом – знаешь, малюсенькие такие брусочки. Боже, как я обожаю этот запах. Такой мимолетный.
Я в ужасе: Дег прожигает огненным цветком своей сигареты дырки в крыше машины.
– Дег! Что ты делаешь, прекрати! Опять за старое?!
– Эндрю, говори по-ти-ше. Будь так добр. Куда девалась твоя крутизна?
– Дег, с меня хватит. Я ухожу.
Я отступаю на несколько шагов. Дег, как я уже говорил, вандал. Я безуспешно пытаюсь понять его поведение; то, что на прошлой неделе он поцарапал катласс-сюприм, было лишь одним-единственным звеном в длинной цепи сходных событий. Похоже, он нападает исключительно на те автомобили, у которых на бамперах отвратительные (с его точки зрения) наклейки. Естественно, осмотрев заднюю часть машины, я обнаруживаю наклейку: СПРОСИТЕ, КАК ДЕЛИШКИ У МОИХ ВНУЧАТ.
– Вернись, Палмер. Я заканчиваю. Через секунду. Кроме того, я хотел открыть тебе одну тайну.
Я останавливаюсь.
– Тайна касается моего будущего, – произносит он.
Плюнув на здравый смысл, я возвращаюсь.
– Дег, прожигать дырки… ну просто идиотизм какой-то.
– Успокойся, парень. Это считается мелким хулиганством. Статья 594 уголовного кодекса штата Калифорния. Просто дадут по рукам. Да никто и не видит.
Он стряхивает небольшую щепотку пепла с краев отверстия, оставленного сигаретой.
– Я хочу открыть гостиницу на полуострове Баха-Калифорниа. И если не ошибаюсь – я ближе к этому, чем ты думаешь.
– Что?
– Вот чем я хочу заниматься в будущем. Открыть гостиницу.
– Отлично. Теперь пошли.
– Нет, – он закуривает еще одну сигарету. – Сначала я тебе ее опишу.
– Только быстро.
ТЫ И ТВОЕ ЭГО– Я хочу открыть гостиницу в Сан-Фелипе. Баха имеет форму иголки, а Сан-Фели-пе – на ее восточной стороне. Малюсенькая деревушка, вокруг одни пески, заброшенные урановые рудники да пеликаны. Открою маленькое такое заведение, только для друзей и чудаков, а в обслугу наберу исключительно старух-мексиканок, офигительных красавцев-серфингистов и прихиппованных ребят и девушек, у которых от наркоты мозги стали как швейцарский сыр. В баре будет принято пришпиливать к стенам и потолку деньги и визитки, а единственным источником света будут деся-тиваттовые лампочки, скрытые за подвешенными к потолку скелетами кактусов. Вечерами мы будем стирать друг другу с носов цинковую мазь, пить коктейли с ромом и рассказывать истории. Кто расскажет хорошо, может за постой не платить. В туалет тебя не пустят, пока не напишешь фломастером на стене что-нибудь смешное. И все комнаты будут обшиты сучковатыми сосновыми панелями, а в качестве сувенира каждому достанется маленький кусочек мыла.
Должен признаться, на словах гостиница Дега была хоть куда, но мне все же хотелось уйти.
– Прекрасно, Дег. В смысле, идея у тебя прекрасная, это без дураков, только давай смотаемся отсюда, ладно?
– Да, наверно. Я…– Он смотрит на то место, где прожигал дырку, пока я отвернулся. – Уя…
– Что случилось?
– О черт!
Алый уголек сигареты упал внутрь, в коробку с бумагами и прочим хламом. Дег соскакивает с машины, и мы оба завороженно смотрим, как маленький жаркий язычок проедает себе дорогу через пачку газет; вроде бы исчезает, но вдруг – у-уф – коробка мгновенно – так взлаивает разбуженная собака – воспламеняется, озарив наши искаженные ужасом лица злорадной желтой усмешкой.
– О черт!
– Бежим!
Меня уже нет. Мы оба несемся вниз по улице, сердца наши застряли где-то в глотках, оборачиваемся мы лишь однажды, и то на секунду, через два квартала, чтобы увидеть худшее из возможных последствий – астон-мартин, объятый малиновой лавой шипучего пламени, радостной гренкой растекается по мостовой.
– Черт, Беллингхаузен, это самый кретинский, самый долбаный из фортелей, на какие ты способен.
Мы снова бежим, я впереди (сказываются занятия аэробикой). Дег сворачивает за угол позади меня, и вдруг я слышу тихий возглас и глухой удар. Обернувшись, я вижу, что Дег – везет как утопленнику! – налетел на Шкипера Всех Народов, бродягу из Долины уродцев, который иногда захаживает в бар У Ларри (а Шкипером его прозвали, потому что фуражка у него – как у капитана из телесериала).
– Здорово, Дег. Бар закрыт?
– Привет, Шкип. А то. Опаздываю на свиданьице. Надо бежать, – уже на ходу говорит он, салютуя Шкиперу рукой, словно яппи, лицемерно обещающий как-нибудь вместе отобедать.
Пробежав еще десяток кварталов, мы в изнеможении, еле переводя дух, останавливаемся и начинаем класть земные поклоны.
– Никто не должен знать об этом проколе, Эндрю. Понял? Никто. Даже Клэр.
– Я что, похож на анэнцефала? Блин.
Уф, Уф, Уф – А как же Шкипер? – спрашиваю я. – Думаешь, у него хватит ума сделать очевидный вывод?
– Он? Не-а. У него мозги давно превратились в тосол.
– Ты уверен?
– Да. – Мы опять можем свободно дышать. – Быстро. Назови десять рыжеволосых покойников, – командует Дег.