Наталия Терентьева - Училка
Глава 13
После объявленного мне восьмым «В» бойкота я осторожно заглянула в седьмой «А». Кто его знает — что мне объявили гимназисты, мало на настоящих гимназистов (в моем представлении) похожие.
— Анна Леонидовна… — сзади меня раздался голос Розы, Нецербера, как я ее теперь стала невольно про себя называть.
И как только она летает по школе! Ведь всего лишь пять минут назад видела, как она удалялась в противоположном направлении, и я еще замедлила шаг, чтобы отстать от нее понадежнее, чтобы она не обернулась вдруг и не спросила — а почему у меня такое вытянутое лицо, в каком именно классе оно так вытянулось. Почему-то мне пока хотелось решать все свои проблемы самой, без вмешательства Нецербера.
— Что ты так заглядываешь, как будто опоздавший двоечник? — негромко сказала Нецербер, посмеиваясь.
— Да вот смотрю, мой ли класс, не ошиблась ли я…
— А-а-а… А я-то думала, что тебя восьмой «В» так прищучил, в смысле — напугал! Знаю, знаю, не сомневайся! Я в школе всё первая узнаю всегда! Работа у меня такая!
Я посмотрела на улыбающуюся Розу. Да нет, я не думаю, что она плохо ко мне относится. Тут вообще другие категории. Скорей всего, она ко мне не относится никак. Она хорошо относится к своей школе, в которой должен быть порядок. Никто никого не должен бить, обзывать, никто не должен опаздывать, ходить грязный, плохо одетый. В коридорах не должно быть слышно мата. Что еще? Учителям не следует выгонять с урока весь класс, а классу, соответственно, не следует коллективно прогуливать. Вот что интересует Нецербера. Функционирование огромного коллектива. Как меня интересует мой организм с точки зрения того, что в нем всё должно быть, как положено. Проснулся, поел, попил — и пошел, на твердых ногах. Я не думаю о дыхании, о сердцебиении, о глотании, в конце концов, — это всё естественно. Я начинаю думать о них только тогда, когда где-то что-то болит. А болеть начинает, как правило, на нервной почве или когда набрала где-то чужеродных вирусов. Вот и я сейчас в ее школе (а школа — Ее, это правда) — чужеродный вирус. От меня начинает болеть то, что особо никогда не болело. Скорей всего так.
— Да, восьмой «В» на меня обиделся. Тамарин оскорбился за кол.
— А точно ему нужно было кол ставить? — прищурилась Роза.
— Точно.
— А в четверти ты как будешь ему четверку ставить?
— Если он будет писать с такими ошибками и такую ерунду, в четверти у него будет двойка, — ответила я.
Я понимала, что говорю всё не то. Но как мне быть? Я не умею по-другому.
— Роза, я не умею по-другому.
Нецербер улыбнулась и ничего не сказала. Лишь похлопала меня по плечу. Я не намного ниже ее, но рядом с ней ощущала себя просто Дюймовочкой. Волевая мощь Розы подавляла меня вконец.
Я вошла в класс. Огляделась. Да вроде всё в порядке. Лица спокойные. Никто не собирается говорить гадости, народ пришел. Хорошо бы вспомнить имена. План класса, что ли, нарисовать и подписать все парты по именам…
— Я проверила на каникулах ваши сочинения, если можно их так назвать. По рассказу «Тоска», — начала я.
— Тоска-а-а!.. — тут же с удовольствием подхватил Будковский.
— Будковский получил кол за сочинение, — продолжила я.
— Чё-о-о-о? — заорал Будковский и даже подскочил на парте.
— А тебе не все равно? Что ты так заволновался?
— Мне? Мне? — Красный Будковский даже встал.
— Да что такое, Семен?
— Его не пустят в Англию летом, если будут тройки в году, — объяснила девочка со странным лицом, на котором как будто были нарушены основные пропорции, и старательно накрученными не очень чистыми волосами.
Может, сказать ей потом, что лучше помыть голову, чем накручивать грязные прядки? Хотя… Имею ли я право? Не разобралась я пока со своими правами и обязанностями. Я учу прекрасному людей, которые выглядят и ведут себя вовсе не прекрасно. Я сомневаюсь, что могу сделать замечание по поводу внешнего вида. Кажется, в школе я потеряла твердую почву под ногами. Кто бы мог подумать!
— Я нормально написал! — продолжал орать Будковский. — Нормально! — Он стал всхлипывать.
Я присмотрелась — валяет дурака или действительно собирается плакать? Не поняла.
— Сядь, Семен, если не хочешь получить двойку за поведение!
— Не хочу, — неожиданно покорно пробурчал Будковский и сел.
— А другие что получили? — поинтересовалась Катя Бельская.
Я пригляделась. Девочка после каникул не очень хорошо выглядела. Круги под глазами, бледное лицо.
— Ты хорошо отдохнула? — спросила я ее.
Катя удивленно посмотрела на меня:
— Нет. А что?
— Ничего. Ничего… Так… — Я достала сочинения, которые сидящие передо мной гимназисты судорожно писали перед каникулами на последнем уроке по рассказу Чехова «Тоска», прочитанному тут же. — Одна пятерка. У Кати.
— Кто бы сомневался! — выкрикнул ушастый Кирилл.
— Она нормально написала, человеческими словами. Без ошибок. Умно. Поэтому и получила пятерку. Тебя что-то не устраивает?
— Да нет… — пожал плечами, не вставая, Кирилл. — Просто если бы она училась в другой школе, планка была бы ниже — для нас.
— Ты складно говоришь, а пишешь очень нескладно. Попробуй изложить свои размышления на эту тему письменно. Договорились? К следующему уроку. И остальные — тоже. Тема очень хорошая, спасибо Кириллу, кстати. Нужен ли классу интеллектуальный лидер. И зачем.
— Не нужен, ни зачем, — пробубнил Будковский.
— Вот так и напиши, — засмеялась я.
— Ага! А вы мне тройку или двойку поставите!
— Или кол, — согласилась я.
— А-а! — подхватил тут же Кирилл. — Значит, писать надо так, как удобно вам?
— Нет, писать нужно по сути, по уму… Возможно, ты меня убедишь. Постарайся найти аргументы.
Я краем глаза посмотрела на Катю. Я ведь уже думала о том, что по отношению к ней я веду себя неправильно. Хотя девочки, сидящие вокруг нее, вроде дружелюбно и весело поглядывают на нее. Волками смотрит только парочка задиристых пацанов. Но, может, я чего-то не знаю? И даже у волков на уме вовсе не то, что я думаю?
— Кстати, попрошу писать не о Бельской…
— А что, лидер — Бельская? — воинственно вздернулся Кирилл. — У нас, между прочим, староста в классе есть!
— Ага, Кирилл Селиверстов! — засмеялась девочка с короткой стрижкой, сидящая на первой парте. Неля. Или… Света. Или все же Неля.
— Да успокойся ты, пожалуйста! — ответила я Кириллу. — Лидер — это лидер, им может стать любой, кто способен на это. Тем более что я говорю исключительно об интеллекте. Я знаю, в десятом классе есть девочка, не являющаяся никаким лидером вообще, но именно ей прочат золотую медаль при выпуске…
— На голову больная, ага! — радостно завопил Будковский.
— Обезьяны тоже всегда смеются над человеком — лысый, в ярких тряпках, ноги — как палки, тонкие, прямые… — не очень громко сказала Катя.
Девочки, сидящие вокруг нее, и Петя — холеный мальчик с правильным лицом и неуловимым взглядом — засмеялись.
— Чё? Чё она сказала? — заволновался Будковский.
— Что ты гиббон! — проорал ему Кирилл. — Тупой и волосатый! А она от богов произошла и умеет летать! Только не хочет сейчас! А так бы полетела!
— Гиббо-о-он? Я-а-а-а?!
И веселье продолжилось. Будковский нисколько не обиделся, он прыгал и показывал гиббона. Вот гиббон висит на ветке, раскачиваясь, вот он спрыгнул на землю, но очень неудачно — попал как раз на голову Славе Салову, распластанному, как обычно, по всей парте. Слава, хоть ему было и очень лень, в долгу не остался…
— Можно, я не буду писать про лидера? — спросила меня Катя, пока мальчики упражнялись в остроумии и борцовских качествах.
— Почему?
Катя посмотрела на меня и вздохнула:
— Хорошо. Я поняла. Все пишут про лидера. Только я ненавижу, когда меня ставят в пример. Вообще когда кого-то ставят в пример. Каждый — такой, какой он есть. Можно быть лучше. Но другим стать практически невозможно.
— Катя… — Я не знала, какой верный тон выбрать с девочкой, которую я опять невольно задела. — Напиши то, что ты думаешь. Напиши о том, что я тебя обидела.
— Да нет… — пожала плечами Катя. — Просто ваши вопросы похожи на тесты наших школьных психологов. Мы уже знаем, что именно они у нас проверяют, так и рисуем, и пишем. Чтобы стройная картина была, правильная. Можно, я выйду?
— Выйди…
Я увидела, что Катя взяла телефон, но не стала ее останавливать. У девочки какие-то проблемы, возможно, ей нужно позвонить.
Когда она вышла, раздался голос Кирилла:
— У нее бабка померла, вот она и ходит, изображает тоску, всех ненавидит…
— Кирилл! — шикнули на него сразу несколько девочек.
— Рассказ «Тоска-а-а-а»… — упрямо доблеял мальчик и вызывающе посмотрел на меня.
У меня сильно стукнуло сердце. Нет, я так не умею, не смогу. Мальчика нужно сейчас поднять за шкирку, встряхнуть так, как я встряхиваю Никитоса, когда он зарывается. А что я могу сейчас сделать этому наглому, глупому, жестокому мальчишке? Уже не ребенок, но еще не юноша. Ничего еще не может в жизни, а причинить боль другому может, гадость сделать может.
