Сильви Тестю - Небо тебе поможет
— Ты что, издеваешься над нами?
Недовольный голос режиссера останавливает меня в разгаре поисков.
— А? Что?
Я перестаю искать. Почему он останавливает меня, когда я так счастлива?
— Ты думаешь, что кот, пусть даже самый тощий, может спрятаться под скатертью? Ты вправду думаешь, что кот, даже самый хитрый, может спрятаться под столовыми салфетками? Ты где-нибудь видела, чтобы кот залез в сервант и закрыл за собой дверцу? Я, например, никогда не видел, чтобы кот сам задвинул в шкаф ящик, в котором сидит!
— Ты прав, — пролепетала я в ответ режиссеру.
— Сосредоточься же хоть немного, — смягчившись, просит он.
Да, я сейчас соберусь.
Наконец, нахожу кота. Вернее, нахожу место, вполне подходящее для кота, пожелавшего спрятаться. Подоконник. Такое мне встречалось.
— Теперь, Сильви, ты ругаешь кота, — приказывает мне режиссер.
Предполагается, что кот нас напугал, меня и Жози. Мы обнаружили опрокинутым его блюдце с молоком. Открытая дверь нас не успокоила. Мы опасаемся, что с ним что-то случилось.
Моя реплика: «Ты где, Гаспар?.. О, как ты нас напугал! Мог бы ответить, когда тебя зовут. Ты плохо воспитан».
Сосредоточиваюсь. Я знаю свой текст. Режиссер делает мне знак. Репетиция продолжается.
— Начали!
Это он мне. Бросаюсь к подоконнику. Я, видимо, так долго искала, что запыхалась.
— Где же ты, Гаспар?
Уффффф!
Выдыхаю весь воздух из легких. Я испытываю невероятное облегчение, увидев моток шерсти, сладко спящий на подоконнике. Это один из самых счастливых моментов моей жизни: с моим котом ничего не случилось! Сооружаю на лице улыбку, которая показывает, как велика моя радость.
— О, как ты нас напугал!
Насладившись счастьем от того, что поиски увенчались успехом, начинаю упрекать кота. Хмурю брови. Обыгрываю каждую мелочь.
— Ты должен был отвечать, когда тебя зовут! — ору теперь я на кота.
Делаю паузы в своей игре. Теперь я хорошо понимаю, чего хочет режиссер. Он хочет, чтобы я ругала кота. Я его ругаю:
— Никудышно воспитанный!
Кажется, впадаю в ярость. Я даю ему такой нагоняй, который он запомнит на всю оставшуюся жизнь.
— Что ты делаешь, Сильви? — опять прерывает меня постановщик.
Не сразу соображаю, я погружена в реплику и в указания, которые он сам же мне дал.
— А, что? — переспрашиваю его.
— Ты не считаешь, что будет немного слишком — так орать на кота?
Это правда. Нет никакой причины, чтобы я так взбеленилась на бедного кота, который спокойно себе спит.
Режиссер качает головой. Наверное, спрашивает себя, что со мной стряслось, почему сегодня все идет кувырком. Приближающаяся к концу неделя съемок прошла, в общем, хорошо. Луиза, мой персонаж, ожила. Причем родилась она как вполне уравновешенная молодая женщина. А сейчас несколькими репликами я превратила нашу Луизу в сварливую полоумную истеричку. А режиссер не хочет видеть на съемочной площадке свою Луизу такой.
Сегодня ничего не получается.
— Повторим.
Режиссер пытается выставить новую Луизу за дверь. Он ждет ту, которую мы знаем уже неделю.
— Начали!
Я ищу кота с немного меньшим усердием. Нахожу. Испытываю чуть менее глубокое облегчение.
— Ты там, Гаспар? — спрашиваю у кота, не надеясь получить ответ.
Теперь я знаю, что коты не разговаривают.
— Ты нас напугал.
Я не испытываю, однако, страха, как в последний день Помпеи.
— А мог бы ответить, когда тебя зовут.
Я добавляю немного иронии в эту реплику. Понятно, что коты не откликаются: «Я здесь!» — когда хозяева зовут их по имени.
— Твое воспитание никуда не годится.
Пытаюсь как бы найти с ним немного взаимопонимания.
Режиссеру так нравится больше. Он уже не спрашивает, не издеваюсь ли я над присутствующими.
Мы продолжаем разыгрывать мизансцену.
— Жози, ты входишь на реплике «Твое воспитание никуда не годится».
Я повторяю, теперь немного громче, две последние фразы, чтобы Жози успела не вбежать, а войти в комнату:
— А мог бы ответить, когда тебя зовут.
Тяну время.
— Твое воспитание никуда не годится!
Стараюсь хорошо артикулировать звуки, чтобы Жози услышала. Я хорошая партнерша. Не хочу, чтобы она из-за меня пропустила свой выход.
Жози, появившись, идет в мою сторону.
— Не кричи так громко, — шепчет она мне на ходу.
Ей самой не нравится, что меня нужно поучать.
Жози направляется к коту.
— Ах, вот он где! Наш милый Гаспар нашелся!..
Она нежно улыбается, подходит к Гаспару и ко мне. Она довольна. Мне же так радостно, что прижимаюсь к Жози, сжимаю ее в своих объятьях. Я не выпущу больше Жози, с которой делю это мгновение огромного счастья. Если не остановиться, я ее задушу. Если я буду так сильно обнимать ее, то просто раздавлю кота между ее грудью и своей. Слышу:
— Нет! Нет!
Это режиссер опять мной не доволен. А казалось, что прежняя Луиза вернулась. Вновь стала менее истеричной, менее сварливой. Однако у нее и теперь не все в порядке с мозгами. Режиссеру такого не нужно. Он хочет видеть свою Луизу с нормальной головой. Умственная калека подошла бы разве для другого фильма.
— Почему ты так сильно ее обнимаешь? — спрашивает он раздраженно. — Луиза, конечно, рада, но не до такой же степени!
Он прав. Это действительно перебор. Я обнимаю Жози так, будто мы потеряли друг друга в начале войны. Обнимаю так крепко, будто нашла ее уцелевшей после бомбардировок.
Помимо моей воли у меня начинает дрожать подбородок. Мой подбородок делает так, когда я вот-вот заплачу. А заплакать собираюсь потому, что я больше не нравлюсь режиссеру. Я делаю неизвестно что с котом, теперь с Жози, я совершенно выдохлась. Чуть не убила Луизу.
— Что с тобой? — спрашивает меня режиссер.
— Прости меня. Я не знаю, — говорю, опустив глаза. Подбородок продолжает дрожать. Глубоко вздыхаю.
— Ладно, успокойся, — говорит он, положив руку мне на плечо.
Не хочу, чтобы режиссер так делал! Немного отстраняюсь от него.
Если режиссер будет и дальше любезен, я точно заплачу. Когда я пытаюсь сдержать слезы, худшее, что можно встретить, — это искреннее внимание. Его рука на моем плече заставит меня разреветься!
— Хочешь стакан воды?
Я все еще не поднимаю глаз. Бормочу едва слышно «да».
— Оскар, принеси Сильви стакан воды.
Оскар выбегает. Нельзя терять ни минуты. Да уж, деликатная сцена разыгрывается сейчас на съемочной площадке между режиссером и одной из его главных актрис.
Я бросаю взгляд на Жози. Она улыбается мне. Она поняла, что я переволновалась. Жози поняла, что я играла напропалую. Она считает, что это не важно. Мне даже кажется, что такого от меня она и ожидала. «Жози, а как было у тебя?» — хочется мне спросить.
Оскар приносит мне стакан воды. Он не смотрит на меня. Наступил критический момент. Никакого шума на съемочной площадке. Луиза спряталась где-то глубоко во мне. Вряд ли уже выйдет сегодня. Малейшее насмешливое слово может загнать ее еще дальше.
— Я тоже хочу стакан воды! — бросает Жози.
Этими нежданными словами она разряжает обстановку. Эти несколько слов объявляют, что все нормально. Не случилось ничего такого, что могло бы поставить под вопрос продолжение съемок. Луиза где-то близко. Она придет. Достаточно послать ей красивое приглашение с правильным адресом.
Я делаю еще один глубокий вздох. Сцена завершилась удачно.
Свет сейчас будет установлен. Двадцать минут на свет. Мы сделаем последнюю репетицию. Если все пойдет нормально, мы снимем этот эпизод.
Гримерша хочет подкорректировать нам макияж.
— Ты сегодня немного уставшая, — говорит она мне на лестнице, ведущей в гримерку.
Съемки вернулись в свое русло.
Все, кроме осветителей, пошли в аппаратную выпить кофе.
— Вчера вечером с кем-то встречалась? — бросил мне мрачный тип Паоло, игриво посмотрев на меня, когда я проходила мимо него.
Он спросил так потому, что хорошо знает, в каких случаях актрисы бывают усталыми по утрам: значит, накануне вечером принимали кого-нибудь в своих «апартаментах». Для него в этом нет ничего удивительного, да и сам не раз ходил в такие гости. Что еще, кроме ночного визита, может так измотать актрису?
Паоло несколько потерял в своей таинственности, когда на съемочной площадке звукооператор сказал, что с таким голосом ему вообще не стоит открывать рта.
С тех пор Паоло старается говорить громче.
Слышу за спиной его рассуждения бывалого человека:
— Люди занимаются всякими глупостями, а гримерша потом затирает следы!
Паоло — отвратительный актер! Мало того, что он надоел мне своим разговором о квартале Круа-Русс, так потом еще прицепился ко мне в бассейне. В бассейне Экс-ле-Бэна я поняла, что этот парень — прилипала.
