Марина Соколова - Ринама Волокоса, или История Государства Лимонного
Борвёгач, как руководитель социалистического государства, стремившегося к дружелюбным отношениям со всеми лунными странами — без оглядки на политическое устройство, не мог смириться с пошатнувшимся престижем Лимонии. Прорывая «железный занавес», он собственным примером убеждал мировую общественность в миролюбивых намерениях ксегенского государства. Открытый, обаятельный, демократичный, он с первого разговора располагал к себе собеседников и ломал лунное представление о Лимонии, как о «медвежьем угле» и «империи зла». Такое нелестное прозвище придумали для мирового соперника акимерзкие пропагандисты. В отличие от деградировавших ксегенских агитаторов и пропагандистов, рупоры акимерзкой пропаганды прогрессировали с каждым днём; они великолепно справлялись с ролью авангарда непримиримой борьбы двух супердержав, олицетворявших собой два враждебных политических лагеря.
В супердержавы Акимера стала выбиваться после второй мировой войны. Предпосылки у неё были превосходные: обширная территория, кипящая энергия, мощная экономика; не хватало самой малости: власти над другими странами. Но — не всё коту масленица: экономика возьми да и подведи Акимеру — разразись небывалым кризисом. Война для честолюбивой страны тоже сначала складывалась неудачно, но мало-помалу Акимера втянулась в военные действия и вместе со своими союзниками, под прикрытием Лимонии, даже научилась одерживать военные победы. Вторая мировая война перекроила карту Луны, расколола границами целостные страны. На планете появились новые социалистические государства, что очень не понравилось старым капиталистам. Они до потери сознания испугались растущей мощи Лимонии, но противостоять ей были не в состоянии, потому что сами нуждались в чужой поддержке. Такую поддержку от всей души стала навязывать разрушенной войной Певоре мало пострадавшая заморская Акимера. Поддержанный Акимерой певорейский и яизатский капитализм оказался ей обязанным по гроб жизни. Но «загнивающий» капитализм не собирался помирать, а, наоборот, рассчитывал жить долго и счастливо. Что касается Акимеры, то она рассчитывала на свою долю от счастливого певро-яизатского долгожителя. Её не сильно волновал тот факт, что младший капиталистический брат давно тяготился её неприкрытой опекой. Она жирела на своих и чужих харчах — и дожирела до статуса супердержавы. Во всём мире конкуренцию ей могла составить только возглавившая социалистический лагерь супердержавная Лимония. Правда, ксегенское государство в экономическом отношении отставало от конкурирующей супердержавы, зато в космосе и в вооружении соперничало на равных. Но самая острая борьба развернулась на идеологическом фронте, то есть на передовой XX века. Здесь Акимера разбивала Лимонию в пух и прах, потому что хилые лимонные агитаторы по всем статьям проигрывали вооружённым до зубов акимерзким пропагандистам. Проигрывающая сторона пошла ва-банк — с открытыми картами. Расчётливые акимерзкие игроки, поразмыслив, приняли новые условия игры, главным образом, по той простой причине, что старые правила обходились в кругленькую сумму. Акимерзкий президент во всеуслышание заявил, что Лимония больше не империя зла, а лимонный ксеген проложил дорогу к сердцам простых акимерзких граждан. За Акимерой к Лимонии потянулись младшие певорейские братья и сёстры. Премьер-министр Глинаи посетила Совкму и кокетничала с Борвёгачем. Президент Цинафри обсуждал с ксегеном будущее Певоры. Канцлер капиталистической Миянгеры забрасывал удочку в социалистическую Миянгеру — с далеко идущими планами. Певорейской верхушке пришёлся по нраву цивилизованный лимонный ксеген. Что касается простых певорейцев, то они впали в неописуемый восторг от потрясающего Борвёгача и его очаровательной жены. Певорейским жителям начало приедаться их пресное благополучие, и они потянулись к новым, острым ощущениям. Между тем экономическое благоденствие пришло к старушке Певоре не сразу. Она не просто возвращалась к жизни после второй мировой войны. Воспользовавшись навязанной Акимерой помощью, она попала к старшей сестре в экономическую и политическую зависимость; зато у неё не болела голова по поводу противостояния двух систем, так как за неё успешно противостояла Акимера. Благополучно развиваясь под крылом у могучей супердержавы, дряхлая Певора обрела второе дыхание, помолодела и почувствовала себя возродившейся для независимости. В то время как Акимера высокомерно игнорировала певорейское самочувствие, Лимония проявляла к певорейскому здоровью живой, искренний интерес. Благодарная Певора платила Лимонии той же монетой и даже примеривала к себе борвёгачную Переделку. Впрочем, Переделка вызвала живой отклик во всём мире: в большинстве случаев, положительный — у заинтересованных и искренних людей, иногда отрицательный — у незаинтересованных и неискренних людей, которым Переделка грозила финалом благополучия и карьеры.
22
Но самый живой отклик она нашла в женской душе, на которую посягал дьявол. Ринама видела в Борвёгаче и его Переделке избавление от собственных проблем. Патриотически настроенная женщина не отделяла личные интересы от государственных. Она переживала за борвёгачную Переделку, как за родное детище. Особенно тяжело Ринама переживала ошибки и промахи крёстного отца Переделки. Большой урон авторитету Борвёгача нанесла антиалкогольная инициатива, которая выродилась в тривиальную ксегенскую кампанию.
Идея исходила от писательской братии, которая любила изучать лимонный народ под алкогольным углом зрения. О проблеме алкоголизма ксегенские писатели знали не понаслышке. Отправляясь в народ с просветительской миссией, они не забывали взять с собой бутылку водки и, приняв для храбрости, читали ему актуальную лекцию о вреде алкоголя.
Народ, приученный пропагандой уважать просветительскую миссию писателей, слушал мессий с сочувствием и пониманием. Неудивительно, что именно писателей выбрал Борвёгач в качестве самых ярких «прожекторов Переделки». Воцарившиеся в комфортабельных креслах борвёгачные «помазанники» осветили народу путь в трезвое светлое будущее. Борвёгач пошёл на поводу у «генераторов идей» и развернул в стране крайне непопулярную антиалкогольную кампанию. Вкусившие гласности журналисты, которые от вседозволенности всё больше входили в раж, как собаки лакомую кость, принялись обсасывать недальновидное антиалкогольное постановление. Разумеется, всю ответственность за последствия общественное мнение возложило на Борвёгача, который, впрочем, не только не уклонялся от ответственности, но добровольно подставлял себя под удар беспощадной критики.
Испугавшись за судьбу Переделки и её духовного и материального отца, Ринама приняла решение провести своё собственное расследование. Она увлекла Жреса в безалкогольные бары и рестораны дегустировать безалкогольные вина. «Переделочные» напитки пришлись ей по вкусу, и она несколько успокоилась. Для полного восстановления нервной системы Ринама отправилась на курорт в сопровождении верного супруга. В программу разнообразного отдыха входили многочисленные экскурсии, в том числе посещение знаменитого Абрау-Срюдо, прославленного своими алкогольными традициями. Алкогольный экскурсовод в духе времени начал свой рассказ с антиалкогольного вступления. Прочтя лекцию о вреде алкоголя, законопослушный гид поведал насторожившимся от неожиданности экскурсантам славную историю Абрау-Срюдо. Теоретически подкованные Волокосы с нетерпением ожидали главной — практической — составляющей алкогольной экскурсии. Но к величайшему изумлению и разочарованию всех экскурсантов, их не только не допустили к дегустации опальных напитков, но даже не выпустили из автобуса, опасаясь, что вставшие на путь трезвости лимонцы надышатся винными парами, витавшими в воздухе Абрау-Срюдо. Упавшие духом экскурсанты через мутные автобусные стёкла робко поглядывали на пьяненьких иностранных гостей, которым, судя по весёлому настрою, пришёлся по вкусу знаменитый алкоголь. Расстроенная перегибами Переделки Ринама уговорила мужа немедленно вернуться домой. Увы! Здесь её ждали новые разочарования. Возомнившие о себе «помазанники», поднатужившись, выжали из себя новую инициативу. На этот раз они решили переименовать всё ксегенское государство. Ошарашенный писательским размахом Борвёгач попытался сдержать распоясавшихся просветителей, но было уже поздно: процесс пошёл и даже побежал. Пока «прожектора Переделки» переименовывали Лимонию, её «золотые перья» перечёркивали политические судьбы. Первым было разоблачено первое байернаджазское лицо товарища Велиа. Ринама знала Велиа, как борца с коррупцией. Посланный Жевберном в проворовавшийся Кауб, первый секретарь рьяно взялся за дело. В огромном «аэродроме», скрывавшем начальственную макушку, Велиа неожиданно возникал на каубских базарах с разгромными разоблачениями. Он увеличил водяной сектор в Байернаджазском Университете и сделал его доступным для ринаминой подруги Арии, у которой не было золота, чтобы позолотить ручку экзаменаторам. Гроза бесчисленных каубских коррупционеров, Велиа снискал устойчивую популярность у честных каубцев. Они даже помыслить не могли о тёмном прошлом их любимца и благодетеля. Неугомонная «Писательская газета» вытащила наружу всё грязное бельё байернаджазского лидера. Борвёгач вынужден был немедленно отреагировать на ослепительный сигнал светочей Переделки. Таким образом, Велиа впал в немилость к могущественному вождю, который потихоньку терял своё могущество. Однако облитый грязью байернаджазский лидер недолго горевал, потому что его тут же взял на вооружение косноязычный критик Переделки — политический авантюрист Ицлень. Провинциального коммунистического номенклатурщика Ицленя прибила к Совкме волна Переделки. С высоты своего исполинского роста Ицлень пытался смотреть на небольшого Борвёгача сверху вниз; однако ксегенский пост так высоко вознёс главного «передельщика», что болезненному честолюбцу всё время приходилось задирать бычью голову. Между тем по глубокому внутреннему убеждению Ицленя, его представительная фигура на лимонном троне выглядела бы намного убедительнее. Осуществлению далеко идущих замыслов мешал тот вопиющий факт, что вожделенное место было уже занято Борвёгачем. Факт, конечно, прискорбный, но не непоправимый. Оглядываясь на очнувшееся сонное царство, Ицлень начал осторожную атаку на Борвёгача. Ксеген ответил замаскированным контрударом. Позиция Ицленя была такой шаткой, что он бы на ней не удержался, если бы его не поддержал мускулистый депутат Поддубный, которому мускулы заменяли мозги. Зрелищная поддержка вознесла исполина над многолюдным Съездом, который транслировали все каналы ксегенского телевидения. Невиданное демократическое зрелище волновало и будоражило всю страну. На Съезде депутатов кипели нешуточные страсти. Необъятный зал был переполнен представителями всех слоёв ксегенского народа. Народные защитники несли на высокую трибуну проблемы, которые назрели и перезрели в ксегенском обществе. Каждый оратор обращался к Съезду, к Борвёгачу и к стране — одновременно. Грандиозное действие разворачивалось вокруг демократического вождя. Подавляющее большинство народных избранников с верой и надеждой смотрели в сторону отца Переделки. Поддерживая плюрализм мнений, им противоречила кучка критически настроенных депутатов, недовольных медлительностью Борвёгача. За кулисами Съезда критики нашли друг друга и состряпали план молниеносных реформ. Кроме того, они нашли своего вождя в лице спасённого для борьбы Ицленя. Презрительно окрестив сторонников Борвёгача агрессивно-послушным большинством, политические кухарки принялись по-быстрому изобретать рецепт своего политического и экономического благоденствия.
