Елена Сазанович - Гайдебуровский старик
Я понятия не имею, откуда они брали такое элитное мясо. В наших краях явно не водились подобные животные. Но Косулевы почему-то их доставали. Почему – стоит ли углубляться в понятия, на которые не найдешь ответ. Причем никогда!
Как-то, по глупой случайности, начисто забыв, что я старый-старый антиквар, я заглянул в их лавку.
Это было невообразимо! Мне даже стало неудобно! Не часто встретишь такое радушие! Меня поразил этот ресторанчик. При всем своем неудобстве, и мягко говоря, ущербности квадратных метров, он и впрямь умудрился выглядеть элитным. Даже имелись бархатные шторы и золотые рыбки в маленькой имитации пруда! Но главное – на витрине прыгал игрушечный олененок, который тут же превращался с помощью спецэффектов в весьма аппетитное блюдо.
Помню, я был очень голоден. Запасы моего одиночества закончились. И я заказал олененка. Без зазрения совести. Не все ли равно, цыпленок, олененок или поросенок? Все когда-то были живыми. Но я знал толк в пище. Это была свинья. Явное надувательство! Я не устроил скандал, не потребовал назад деньги. Я просто смотрел на прыгающего в витрине олененка и очень жалел свинью. Помню, чуть не расплакался. Ей даже после смерти не удалось быть собой и вкусить похвалу и славу. Слава досталась другому. Впрочем, разве каждому удается иметь свою славу? И намного ли больше повезло олененку. Как знать…
А парочка Косулек все раскланивалась предо мной, делали реверансы. Вообще – они были удивительно похожи. Я даже считал, что можно позавидовать их счастливому во всех отношениях браку. Словно два близнеца. Одного роста – маленькие круглые краснощекие и почему-то оба белокурые и кудрявые. Вот уж воистину говорят, что муж с женой с годами становятся похожи. Впрочем, к ним подходила и другая поговорка: муж и жена одна сатана.
А они все услужливо раскланивались, но при этом почему-то смотрели на меня как-то косо. И тут меня осенило! Они же к тому же оба косоглазые! Вот, возможно, откуда возникло это прозвище – косульки. Бедные животные тут были ни при чем. Как ни при чем и «осанка», и «благородные» черты лица этих двух увальней. Разве что еще фамилия…
– Ах, Аристарх Модестович! – не говорила, а просто пела Косулька-жена. – Это такая честь для нас. Впервые! Посетить наш замечательный ресторан! Вы, такой загадочный, такой аристократичный! Наш рейтинг непременно повысится! Мы непременно вам сделаем скидку! Солидную скидку для такого солидного человека!
– И непременно повесим вашу фотографию на стенде почетных посетителей! – пропел своей жене в такт Косулька-муж. – Там уже висят знаменитости нашего района! Вы только посмотрите! И глава управы, и адвокат, и главврач, и визажист, и директор супермаркета, и руководитель стройтреста. И начальник похоронного бюро…
В общем, весь набор, необходимый для полноценной жизни парочки Косулек. И для полноценной смерти. Только причем здесь я? От доски почета я вежливо, но категорически отказался. А от скидки нет. Она оказалась не такой уж солидной.
Косульки, так же кланяясь попеременно и косясь в мою сторону, проводили меня до двери. Уговаривая стать постоянным посетителем их бутика, в котором подают великолепную оленину. И я вновь с грустью подумал о несправедливо обиженной свинье. Больше моей ноги не было в их ресторанчике. И не потому, что мне было жаль обиженную свинью или замещенного ею оленя. Просто мне не нравилась эта краснощекая румяная парочка. Страдающая косоглазием.
Вот это они и косились попеременно в мою заснеженную витрину, когда на двери висела табличка «закрыто». И я не обратил на это особенного внимания. Вдруг им просто нравилась моя антикварная лавка. Что тут может быть удивительного. Мало ли что людям нравится, даже если они повара. И мало ли какое у них может быть хобби, даже если они мясники.
Мой отпуск был недолгим. И спустя две недели, прямо с утра (слава богу, уже рассвело, в свете как-то легче воспринимать свалившиеся события) в мою дверь настойчиво и громко застучали.
Ну, сколько раз говорил себе – почистить табличку! Наверняка любители антиквариата! Прямо с утра! Ну как можно с рани, такой снежной и такой холодной вообще что-то любить! Даже если ты фанатичный коллекционер.
Я наспех причесал свой спутавшийся парик, нахлобучил беретку и шаркающими шагами пошел открывать.
На пороге стоял высокий мужчина. В разрезе утра. Перемешанного со снежинками и бликами замерзшего солнца он выглядел… ну, прямо из сказки Андерсена Каем. Безусловно, взрослым и постаревшим Каем. У которого так и осталась вместо сердца ледышка. Нет, с возрастом она переросла в глыбу прозрачного льда. Я даже поежился. Мне на миг показалось, что он вытащит свое холодное сердце и запустим им в мою голову.
От страха я тут же пригласил его в дом. При комнатном свете страх улетучился. Мужчина выглядел вполне реальным. Красивым, с правильными чертами лица, прямым носом. Его умные, очень голубые глаза мигом могли оценить обстановку. Я знал такой взгляд. Такой взгляд нужно… Ну, если не бояться, то всегда быть на чеку. Этот взгляд ничего не упустит. И от такого взгляда всегда веет этаким легким, слегка снобистским холодком. Недаром в моей комнате похолодало, меня даже знобило. Я машинально набросил на плечи клетчатый плед.
– Роман, – представился он низким хрипловатым голосом. Ему удивительно подходило это имя. Не зря он мне напомнил персонаж Андерсена. Роман. Он точно мог стать героем романа. Возможно, благородным, удивительно уравновешенным или просто флегматичным героем романа, который все подмечает, замечает, но не сразу раскрывает свои карты. Ей-богу, если бы я был романистом, я бы непременно с него списал образ. Настолько мне он понравился. И с удовольствием сам бы про него и прочитал. Но романистом я не был. И мой роман жизни был и не мой вовсе. Этакий плагиат. Списанный у настоящего автора – антиквара. И мне приходилось довольствоваться лишь жалкой ролью интеллектуального вора.
Я назвал ему в ответ свое имя отчество. Аристарх Модестович. И мне оно показалось, настолько несуразным, надуманным, вычурным, что стало смешно. Словно произошла встреча двух персонажей. Одного из классического, серьезного произведения. И второго из какого-то дешевого водевиля, уличного фарса. Мне стало даже обидно. И я не преминул эту обиду как-то обставить в свою пользу. Вдруг и у него дурацкое отчество?
– Извините, мы не знакомы, – тоном аристократа заявил я. – И позвольте полюбопытствовать, как вас величают по батюшке.
– Величают? – он широко улыбнулся. У него к тому же была безупречная, белозубая, обаятельная улыбка. Мне было до такой улыбки далеко. Я вообще не любил улыбаться. – Мое отчество Романович. Довольно просто. Но еще проще, если вы будете величать меня по имени. Все же я намного младше вас. А вы такой солидный, уважаемый человек…
Солидный и уважаемый прозвучало по моему уязвленному мнению так, словно меня только что обозвали старым придурком. Я, безусловно, преувеличивал. У моего гостя и в мыслях такого не было. Он вообще никогда наверняка не выражался. Но все равно мне стало грустно. Учитывая, что на самом деле, он был меня старше лет на пятнадцать, не меньше. Но не мог же я от обиды, вот так, с пылу-жару, во всем признаться? Я уже упустил время для признания. И меня оно особенно сильно не мучило.
Роман медленно, величаво, даже подчеркнуто безразлично, прошелся по антикварной лавке. А его взгляд (я это видел!) цеплялся за каждый предмет дома, каждую антикварную вещь, каждую случайную деталь. Его взгляд ничего не упускал. И в моей комнате еще больше похолодало. И я подбросил поленья в камин.
– У вас висит табличка закрыто, – наконец обратился он ко мне. – У вас проблемы? Или это недоразумение?
– Ни то, ни другое, – я чувствовал, что отвечаю, как школьник. – Просто я взял для себя отпуск. Я сильно устал. В зиму человек… Человек моего возраста особенно устает. Вы понимаете… Впрочем, возможно и нет. Вам до моего возраста еще ох как далеко. Вы же человек далеко не моих лет (почему-то я сказал это с завистью, хотя по-прежнему был младше его).
– Не ваших. Но понимаю, – достойно ответил он.
Иногда мне казалось, что он вообще все понимает. Только что именно? И попытался перевести разговор на более приземленную тему. Купли-продажи. Мне так хотелось, чтобы он оказался всего-навсего заядлым коллекционером. И почему, почему, только увидев его, я в этом засомневался? Ведь у него такой респектабельный вид. Возможно, потому, что с такого раннего утра антикварные лавки не посещают респектабельные люди?
– Для вас, безусловно, я сделаю исключение.
Я так старался быть на него похожим! Старался говорить так же спокойно, чуть лениво, беспристрастно. И в то же время умно.
– Вас что-либо конкретное интересует?
Он сделал медленный поворот головы в мою сторону. И пристально на меня посмотрел.
Я заторопился. Что, ну что, черт побери, его может заинтересовать! Главное не ошибиться! Графин из венецианского стекла? Нет, он не пьяница. Колокольчик? Нет, он кто угодно, но не лакей. Картина «Неравный брак»? Нет, он не опустится до неравного брака. У таких как он брак при любом возрасте и любом раскладе вещей будет равным. Ну, что, что, что!
