Евгений Дубровин - Грибы на асфальте
По вечерам нам часто приходилось оставаться вдвоем в холодной пустой фотографии. Из приемной до меня долетали странные звуки, словно там осторожно стирали батистовый носовой платочек. Это плакала Тоня. Тогда я выходил и забирал ее к себе в лабораторию – единственное теплое место в нашей конуре. Здесь она быстро успокаивалась и принималась тихо смеяться, рассматривая лица на фотографиях.
Плакала Тоня по самым неожиданным поводам.
То обо мне («Хроменький вы, Геннадий Яковлевич, никто вас не полюбит»), то вдруг ей приходила мысль, что она может попасть под трамвай и погибнуть.
* * *Через две недели я получил первую в своей жизни зарплату. На улице валил мокрый снег. Я зашел на почту и отправил маме десять рублей. Потом стал бесцельно бродить по городу: домой идти не хотелось. Если Вацлав там, придется «обмывать» получку.
Дома надели белые береты. Было тепло и пасмурно, словно весной. По водосточным трубам бежала, громко журча, вода. Ноги тонули в пушистом снегу.
Я думал, как мне отдать Тине деньги за квартиру. Подбросить их потихоньку или передать из рук в руки? Интересно, какие у нее станут глаза?
В комнате у нас никого не было. Я постучался к Егорычу.
– Да, – ответил женский голос.
«Королева» что-то писала в толстую бухгалтерскую книгу. Она была одна. В желтом электрическом свете ее медные волосы тускло поблескивали.
– Вот, – сказал я, вынимая из кармана горсть мелочи. – Для этого случая я специально наменял медяков.
– Что это? – подняла она глаза,
– Квартплата.
– Положи на комод.
– Считать будем? – как можно язвительнее спросил я.
– Нет.
– Я потоптался. Нужного эффекта не получилось.
– Спокойной ночи, хозяйка! Не буду мешать подсчитывать доходы.
– Гена, – тихо позвала она. Я обернулся.
– Давай поговорим, Гена… Я присел на край стула.
– Гена, ты должен понять меня, ты же умный. Чтo мне оставалось? И потом, что плохого я сделала? Я хочу уюта и собственный угол. К этому стремится каждая женщина. Я просто женщина! Егор Егорыч неплохой человек. Он воевал, у него есть награды…
Тина говорила тихо, смотря на меня грустно, без вызова желтыми глазами раненой птицы.
Я хотел сказать что-нибудь злое, оскорбительное, но не нашел нужных слов.
Я поднялся и ушел спать.
За окном валил белый снег.
Абстрактная определенность
Наша организация росла, словно маслята после дождя. Назрела необходимость создать новые отделы и провести некоторые организационные мероприятия.
Вацлав решил создать второй съезд грибов-городовиков.
Съезд приступил к работе в один из декабрьских вечеров в «Ноевом ковчеге».
Вначале все под оркестр из трех балалаек (других музыкальных инструментов в нашем доме не было) исполнили сочиненный мною гимн ОГГ. Гимн начинался так:
Огэ-гэ, ог-эгэ!Женим Вацу на Яге!Вот при помощи ее-тоМы найдем себе работу!Припев:Ого-го, ог-э-ге! Ого-го, ог-э-ге!..
Гимн всем понравился, но с припевом я малость просчитался. В исполнении участников съезда он звучал как призывный клич двух десятков племенных жеребцов.
Затем на трибуну, встреченный аплодисментами, поднялся организатор и председатель ОГГ Вацлав Кобзиков. Он помахал нам рукой и сказал:
– Товарищи! Прежде всего почтим вставанием память нашего товарища, безвременно уехавшего в колхоз. Я говорю об инструкторе отдела коммунального хозяйства Андрее Величко.
Все встали.
– Прошу садиться, – махнул рукой Вацлав. – Но этот случай не– должен ввергнуть вас в уныние. Величко пал жертвой собственной неосторожности. Ему, видите ли, захотелось получить значок вуза, в ко тором он учился. Величко по глупости и помчался за ним в отдел кадров. А там горком комсомола вру чает их в торжественной обстановке. Начались рас спросы. Кто, откуда, почему? Величко с перепугу проболтался. Ну, его и сгребли, как миленького. Так что, товарищи, предупреждаю – никаких значков. Ни под каким предлогом не появляться в своих институтах!
– Товарищи! На повестке дня у нас сегодня два вопроса: мой доклад «Задачи ОГГ» и выборы нового состава правления в связи с расширением организации. Будут возражения против повестки?
Возражений не было, и Вацлав Кобзиков приступил к чтению доклада.
– Наши ряды растут, – сказал он. – Финансовые дела тоже неплохи. Пять членов ОГГ удачно зажгли свой семейный очаг и в течение года будут отчислять в нашу кассу, по уставу, третью часть своей зарплаты. Десяток человек вот-вот должны жениться. Кроме того, вступительные и членские взносы.
– Товарищи! – повысил голос Вацлав. – Назрела необходимость иметь освобожденного председателя. С приличным кабинетом, секретарем-машинисткой и телефоном. Пора кончать с кустарщиной! (Аплодисменты.) В дальнейшем, я думаю, мы переведем всех членов правления на профессиональное положение, купим автомобиль и снимем отдельное помещение. (Аплодисменты.)
– Надо послать своих людей в другие города, пусть они проведут соответствующую работу. Мы организуем всесоюзное ОГГ! Не оставим в Советском Союзе ни одной незамужней дочери даже самого маленького начальника! (Бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Возгласы: «Да здравствует Вацлав Кобзиков! Слава ОГП») Вот такие наши задачи. А теперь перейдем к прениям.
Прения вылились в чествование Вацлава Кобзикова. Все единодушно признавали в ветвраче большой организаторский талант, преданность делу, бескорыстие. Только он должен быть освобожденным председателем ОГГ.
Лишь один Умойся выступил не в унисон со всеми. Он влез на трибуну и заскрипел:
– Никому нет дела до других! Только о себе каждый думает… Инструкторы обленились, забыли о своих обязанностях… Три месяца жениться не могу… Инструктор Рыков совсем не слушается… Крутит моему объекту голову… Думаешь, я не замечаю? Я все замечаю. Кто вчера с ней, запершись в лаборатории, сидел? А? Ответь.
– В чем дело, Рыков? – Кобзиков строго посту чал карандашом по графину.
Я пожал плечами:
– Разве я виноват, что он ей не нравится?
– Кто сказал, что я не нравлюсь? – заныл Умойся. – Рыков сказал… А Рыков заинтересован… Он хочет наиграться и бросить… А мне жениться надо!
– Не надо было надуваться как сыч. Девушки любят, когда им улыбаются, – подал я с места реп лику.
– Ну, вот что, Умойся, – сказал Вацлав. – Мы в твоем деле разберемся в рабочем порядке. Ты что– то действительно в женихах засиделся. Если виноват Рыков, накажем Рыкова. Первая заповедь каждого члена ОГГ – женить товарища, а потом уже думать о себе. Будут еще выступающие?
– Хочу речь сказать, – поднялся Егор Егорыч. – Разве я ништо? Кролика там когда или овощ – всегда пожалуйста. Опять же не для себя стараюсь. Опять же государство в вас деньги вкладывало, учило шесть годов, специальность давало. Зачем же так, а? Вчерась движок мой анжинер смазать забыл, и что получилось? Вода на шестой чердак не пошла – весь овощ завял. Какой же это анжинер, если про смазку забывает? И еще я что скажу. К вам обращаюсь, Вацлав Тимофеев, как к главному грибу. Тину Алексеевну твои грибы не слухаются, дерзят. Кроликов нынче не покормили, а те пол в горнице прогрызли.
– Хватит, Егорыч, – отмахнулся Кобзиков. – Здесь съезд, а не производственное совещание. В рабочем порядке поговорим. А вообще-то ты обнаглел, эксплуататор. Сколько людей на тебя работает! Профсоюз, что ли, на твоем предприятии создать?..
– Ты что! – испугался «король». – Это они сплошь заседать будут. Одно отчетно-перевыборное – дня два. Знаю я, сам в профсоюзе был.
– Кто еще хочет высказаться? Только соблюдать регламент. Будут выступающие? Или вопрос ясен?
– Будут, – сказал Аналапнех, присутствовавший на съезде в качестве почетного гостя.
– Прошу, – Вацлав сделал рукой приглашающий жест. – Это, братцы, чемпион города по классической борьбе Борис Дрыкин. Сейчас он в цирке работает. Оказывает нам значительные услуги.
– Оказывал! Хватит! – Аналапнех взъерошил свой чубчик. – Из-за вас я в тюрьму идти не намерен. Вчера опять двое себе ребра поломали, а третье го чуть медведь не задрал. Зачем его в клетку по несло к хищнику – не знаю. Директор уже мне выговор сделал. «Где, – говорит, – Дрыкин, вы этих тюфяков берете?» Надо было сказать ему, что эти тюфяки все с высшим образованием. Вообще валяете вы дурака, хлопцы, как я посмотрю. Не пойму я вас. Неужели лучше вычищать дерьмо за мартышками, чем работать по специальности? Больше я ни одного огэгэговца к себе в цирк не возьму. Устраивайтесь, где хотите.
Выступление Аналапнеха произвело на участников съезда неприятное впечатление. Чтобы сгладить его, Кобзиков сделал знак музыкантам, и они грянули:
Огэ-гэ, ог-эгэ!Женим Вацу на Яге!Вот при помощи ее-тоМы найдем себе работу!
– Ого-го! Ог-э-г-э! Ого-го! Ог-э-г-э! – заржали по-лошадиному участники съезда.
