Евгений Дубровин - Грибы на асфальте
– А мы редактора прозы за горло возьмем…
– Попробуй… Где сядешь, там и слезешь! Шума борьбы вроде слышно не было. Я преодолел робость перед загадочной надписью и открыл дверь.
Взорам моим предстала маленькая комната, до отказа забитая людьми. «Метранпажи» сидели на подоконниках, столах, даже на полу и играли в домино. В комнате плавали густые клубы папиросного дыма.
Так я открыл местопребывание редакции журнала «Борьба». Редактором прозы оказался веселый вежливый молодой человек в свитере. Мои рассказы ему понравились. Он сделал кое-какие замечания и сказал:
– Поработай над ними как следует и приноси. Даю тебе срок три месяца. Ты уловил мою мысль?
– Уловил, – сказал я.
Домой я бежал вприпрыжку. Ура! Я могу писать рассказы! Недостатки были устранены за два дня. Переписав рассказы начисто, я понес их в редакцию.
Увидев меня, редактор прозы был неприятно удивлен.
– Устранил? – спросил он.
– Устранил.
– А ну-ка, давай сюда.
На это раз недостатков оказалось в два раза больше.
– Даю тебе сроку полгода, – улыбнулся редактор, – не отчаивайся. Работай. Уловил мысль?
Полугодовые недостатки я устранил за день. Моя работоспособность привела в уныние молодого человека в свитере. Когда я третий раз оторвал его от домино, редактор завел меня в какую-то пустую комнату и сказал:
– Давай поговорим откровенно.
– Давай, – сказал я упавшим голосом. Из книг и кино я знал, чем кончаются такие вот откровенные разговоры с начинающими.
Парень ты, несомненно, способный, рассказы пишешь неплохие, но ты их лучше того… не приноси. Их у нас лежит около пятисот – которые уже одобрены и приняты. Представляешь? Даже если мы будем печатать в каждом номере по пять рассказов, их нам на девять лет хватит. Но мы по пять, конечно, печатать не будем. Уловил, почему?
– Да, – сказал я. – Романы.
– Вот именно! Романов у нас на пятнадцать лет. Повестей – на семнадцать. Это если мы в каждых двух номерах будем печатать по полторы повести и по половине романа. Но сам понимаешь, не всегда удается. Ты уловил мою мысль?
– Да, – сказал я. Редактор понизил голос:
Если сказать тебе по секрету, наша «Борьба» на два года вперед уже набрана, сверстана и отпечатана. Корки приделал – и в свет. Уловил?
– Да.
– Конечно, мы можем поставить тебя на очередь. Но сам понимаешь…
– Понятно, – сказал я. Редактор крепко пожал мне руку.
– Но ты не отчаивайся, работай. Способности у тебя есть. Насчет застенчивого милиционера – это здорово. И тетя Клава хороша. Ты понял меня?
Идя домой, я думал о том, что если вдруг с редакцией «Борьбы» что-нибудь случится, то журнал все равно будет выходить в течение пятнадцати лет без ее участия, как доходит до нас свет давно несуществующих звезд.
Не удалось мне пристроить рассказы и в редакцию областной газеты. Там, правда, пришли от них в восторг, но взять у меня рукопись почему-то забыли.
В конце концов я отдал свои творения редактору стенгазеты «За культурное обслуживание покупателей в магазинах горпромторга», который был буквально ошеломлен свалившимся с неба счастьем. С небольшими перерывами мои рассказы печатались в этой стенгазете в течение двух лет.
* * *Кобзиков, наконец, получил зарплату. Кроме того, ему дали за что-то десять рублей премиальных.
– Если уж работать, то работать по-ударному, – сказал ветврач по этому поводу. – Лодырничать я не люблю. На той неделе меня должны повесить на Доску почета.
«Обмывать» премию нас с Иваном Кобзиков потащил в ресторан.
– Ты обещал дать мне на дорогу, – напомнил я.
– Мумия ты! – обиделся председатель ОГГ. – Думаешь, я своим словам не хозяин? Пить мы не будем. Поняли? Разве что по бутылочке пива. Музыку послушаем, поболтаем о том, о сем. У вас одно толь ко на уме. Пора бросать засорять кровь всякой гадостью. Видели, какая печень у алкоголика? Если начну зарываться, толкните меня под столом ногой. .
Скрепя сердце я согласился.
В ресторане стоял легкий гул. Дымная теплота мягко обволокла нас, едва только мы переступили порог. Кобзиков потер красные от мороза руки и сказал подошедшему официанту:
– Три пива, три бутерброда… и три по сто. Я толкнул его под столом ногой.
– По сколько? – переспросил официант.
– Три по сто пятьдесят, – сказал Вацлав и по смотрел на меня умоляющими глазами.
Я усиленно задвигал ногами. Иван-да-Глория тоже.
– И два портвейна! – крикнул Кобзиков вдогонку официанту.
Лицо его выражало страдание.
Вскоре нам с Иваном надоело лягаться под столом, и мы навалились на яства, которые беспрерывно заказывал ветврач. Не пропадать же им, в самом деле!
– Я ваш благодетель! – кричал Вацлав, тараща на нас слипающиеся глаза. – Я хозяин города, если хотите знать Скоро в моей организации будет сто человек! Двести! Пятьсот! Захочу – каждый день буду по сто граммов пить и яичницей закусывать!
Из ресторана мы шли пешком, так как даже на трамвай у нас не было денег. «Хозяин города» норовил уснуть на каждой встречной скамейке.
Ждать, пока Вацлав опять достанет денег, не имело смысла, тем более что все равно это событие пришлось бы отмечать в ресторане. Я решил временно устроиться куда-нибудь, чтобы заработать на билет. Ветврач выслушал меня восторженно.
– Правильное решение, – хлопнул он меня по плечу. – Будем трудиться вместе. Мы тебя тут уст роим так, что никто никогда не докопается. Хочешь к нам в канализацию?
Я замялся. Кобзиков обиделся.
– В нашем обществе любой труд не позорен. Не место красит человека, а человек – место. Граждане СССР имеют право на любой труд. Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Работа не волк – в лес не убежит. Впрочем, это уже не туда.
– Ладно, – сказал я. – Месяца три поработать можно. Как только соберу денег, так и уеду.
– Ну, там видно будет.
* * *В коридоре отдела кадров была сутолока. Кобзиков отвел меня в угол.
– Самое главное, – сказал он, – держись понахальней. Начальник это любит. И потом не влипни с образованием. Про диплом забудь. Чем меньше классов, тем лучше. Труд здесь считается неквалифицированным. Ну, что еще? Говори соответственно своему образованию. Садись прямо в кресло без приглашения. Он это тоже любит. Ну, всего. Одеться, конечно, тебе попроще надо было, но пройдет и так. Вот возьми мою кепку.
Вацлав напялил на меня свой замызганный головной убор и подтолкнул к дверям с табличкой «Начальник отдела кадров».
Я волновался больше, чем при защите диплома.
– Ну, иди же, иди! – сказал ветврач и стукнул кулаком в дверь.
– Войдите, – сказал бас изнутри.
Я вошел, и дверь за моей спиной захлопнулась, как дверца мышеловки.
Начальник отдела кадров, массивный, лысый, восседал в плюшевом кресле. За его спиной висело громадное, во всю стену, зеркало. В зеркале мелькнула моя нахальная физиономия в кепке с огромным козырьком.
– Кем? Откуда? Документы.
Я молча проследовал через всю комнату и развалился в кресле.
– Учеником слесаря. Тутошний. Вот бумаги.
– Женатый?
– Сосед женат.
Начальник удовлетворенно хмыкнул: начало, видно, ему понравилось.
– Где раньше работал? – спросил он, просматривая мои документы.
– В ракетах делал санузлы. Канализация – мое призвание.
– Трудовая книжка?
– Сгорела в сопле.
– Да? Ну ладно. Образование?
– Один класс, – сказал я.
– Сколько, сколько? – удивился лысый начальник.
– Один класс, – повторил я гордо.
– Однако ты, братец, порядочный невежда. Я скромно потупился.
– Ну, а таблицу умножения знаешь? – Знаю.
– Сколько будет шестью семь?
Я поднял глаза в потолок и зашевелил губами:
– Шестью один – один…
– Достаточно, – сказал начальник с видимым сожалением, – Нет, братец, ты нам не подходишь. Это тебя целых шесть лет учить надо даже до семи летки. Ты, братец, нам процент по образованию срежешь. Он у нас и так не ахти… Возьми свои бумажки.
– Мумия, – прошипел Вацлав, когда я уныло рассказал ему все, – нужно же и меру знать! «Один класс»! Кто теперь его имеет? Эх ты, недоучка! Что вот я теперь делать с тобой буду? Какое тепленькое местечко упустил! Главное – под землей, ни слуху ни духу!
Я виновато молчал.
– Ну ладно, – смягчился Кобзиков. – В следующий раз умнее будешь. Хромать сумеешь?
– Как хромать? – не понял я.
– «Как», «как»… Обыкновенно! Допустим, одна нога у тебя не гнется. А ну, попробуй.
Я сморщился и проковылял перед ним по коридору.
– Неплохо. Только морду кривить не надо. Ты хромой от рождения. Понял?
– Понял, – сказал я, ничего не понимая.
– Попробуем устроить тебя в артель инвалидов фотографом. О фотоаппарате представление имеешь?
– Нет.
– Ну, это неважно. Научишься. Да заруби у себя на носу: классов у тебя четыре, хромой ох рождения, фотографией увлекаешься с детства. Главное, запомни их профессиональное выражение: «Внимание! Сейчас вылетит птичка!»
