Д. Томас - Белый отель
Необычным также (хотя слишком долгие занятия психоанализом частично притупили во мне понимание странности данного явления) было навязчивое стремление рассудка пациентки вновь пережить штормовую ночь, когда она узнала о смерти матери в горящем отеле. Я уже упоминал, что в определенные моменты выражение лица фрау Анны напоминало мне невротиков, заболевших вследствие боевых действий. Нам до сих пор неясно, почему эти несчастные жертвы войны вновь и вновь заставляют себя переживать во сне события, послужившие причиной психической травмы. Но дело в том, что не только невротикам, а практически всем людям присуща иррациональная жажда повторения. Например, однажды я наблюдал, как играет мой старший внук. Он снова и снова повторял действия, которые для него знаменовали лишь весьма неприятное событие, поскольку они относились к отсутствию матери. Сквозь всю жизнь некоторых людей прослеживается цепь поступков, которыми они намеренно причиняли себе страдания. Я стал рассматривать фрау Анну не как человека, отделенного от обычных людей болезнью, но как индивидуума, в котором истерия многократно усилила и четко выделила присущую всем нам борьбу между инстинктом жизни и инстинктом смерти.
Разве в нашей с вами жизни не присутствует «демон повторения», и если так, откуда ему исходить, как не из самых древних составляющих человеческого естества — инстинктов? А следовательно, вправе ли мы предположить, что все живые существа мечтают вернуться в изначальное, неорганическое состояние, из которого они некогда появились по воле случая? Зачем же еще, подумал я, существует смерть? Ведь она не является абсолютно необходимой данностью, берущей начало в сущностных основах жизни. Смерть скорее может рассматриваться как целесообразность. Так я рассуждал.
Фрау Анне просто суждено было оказаться, так сказать, в первых рядах наступающих, а ее «дневник» — последняя сводка событий с передовой. Но и гражданскому населению, если мне позволено так величать здоровых людей, тоже по собственному опыту знакома постоянная борьба инстинктов жизни (либидо) и смерти. Дети, армии строят кирпичные башни лишь для того, чтобы их разрушить. Самые обычные влюбленные знают, что час их победы — это также час поражения; и, торжествуя, смешивают погребальные венки с праздничными гирляндами, называя завоеванную страну «le petit mort». Хорошо знакома изнурительная борьба двух начал и поэтам:
«Ach, ich bin des Trebens mude!Was soll der Schmerz und Lust?» [19]
Размышляя таким образом об универсальном аспекте проблемы фрау Анны, битве Эроса и Танатоса, я наткнулся на корень, питавший болезнь. До сих пор, я не сумел выделить какое-либо событие в ее жизни, способное спровоцировать развитие истерии. Боли в области груди и яичников начались в период, когда она наслаждалась успехом и счастьем. Прерванная карьера развивалась успешно, она с нетерпением ожидала первой увольнительной мужа, и верила, что теперь все будет хорошо. Пациентка не смогла назвать ни одного неприятного происшествия, с которого могла начаться болезнь. Перед тем, как лечь в постель, она написала мужу полное нежности письмо, намекнув, что, когда он вернется домой на короткий отпуск, надеется от него забеременеть. В ту же ночь пациентка проснулась, потому что начались боли.
Однажды она явилась на сеанс анализа в необычно веселом расположении духа. Пациентка рассказала, что ей пришло письмо из Петербурга от старой подруги с прекрасными новостями. Они с мужем сумели выжить в смутные времена, хотя, разумеется, многое потеряли, и бог благословил их сыном. Хотя ему уже исполнилось три года, мадам Р. напомнила своей бывшей ученице о давнем обещании стать крестной матерью ребенка. Впервые за неполных четыре года Анна получила известия о судьбе подруги; это была первая весточка от нее. Легко понять охватившие пациентку чувства.
Однако когда она выражала радость при мысли, что станет крестной, умеренные боли, которые она продолжала испытывать, резко усилились, причем до такой степени, что она умоляла отпустить ее домой. Я не мог позволить пациентке уйти, не попытавшись найти причину столь внезапного ухудшения, и спросил, не завидует ли она мадам Р. в связи со счастливым событием в ее семье. Бедная женщина плакала от боли, но категорически отвергла подобные грешные мысли. «В таких чувствах нет ничего удивительного или неприличного, фрау Анна», — сказал я. — «Ведь если бы вы продолжали жить с мужем, счастье несомненно посетило бы и ваш дом». Всхлипывая, она по-прежнему утверждала, что не чувствует ни малейшей зависти, но невольно подтвердила мои слова, вертя в руке крестик. Я решил, что настало время сообщить ей, каким «божьим даром» оказался для меня этот религиозный символ; но прежде чем я смог объяснить причину, она возбужденно воскликнула, что в памяти всплыли новые подробности о том дне, когда начались болезненные ощущения.
После вечернего концерта, прежде чем отправиться домой и написать мужу, она поужинала вместе с тетей. Теперь она припоминает, что именно тогда в последний раз до нее дошли известия относительно мадам Р. Она узнала о судьбе подруги по счастливой случайности. Муж написал ей, что беседовал с офицером из русской столицы. Покончив с формальностями, они обнаружили, что имеют общих знакомых. Офицер знал подругу фрау Анны; по его словам, мадам Р. здорова и готовится стать матерью. Фрау Анна обсудила радостную новость с тетей. Неужели это правда? Не опасно ли иметь ребенка в таком возрасте? Какой подарок ему купить? Тетя предложила послать крестик, и Анна согласилась. Вот все, что пациентка вспомнила о содержании беседы. Она отправилась домой, написала радостное, полное любви письмо мужу, а ночью проснулась совсем больной.
Во время рассказа, молодая женщина, которой из-за охватившего ее радостного возбуждения стало немного легче, теребила крестик. Выслушав ее, я вновь обратил ее внимание на этот бессознательный жест, объяснив его важность для установления истины. Мои слова вызвали резкое усиление боли, но, вместе с тем, в памяти пациентки всплыла целая вереница забытых фактов о роковом вечере, что дало возможность развязать запутанный узел болезни. Стоит ли говорить, каких мучений это стоило ей, сколько раз мне пришлось преодолевать ее сопротивление, прежде чем мы достигли искомого результата. Суть истории такова:
Новости из Петербурга не только обрадовали ее, но и сильно расстроили. Она призналась, что причиной огорчения стали навязчивые мысли о том, что, разреши она мужу нормальную эякуляцию во время интимных отношений, скорее всего, тоже сейчас ожидала бы ребенка. Но она постаралась отвлечься от чувства досады, раздумывая, какой подарок выбрать ребенку. Во время разговора тетя упомянула о том, что ее собственный крестик достался ей от рождения, и после причастия она не снимала его ни днем, ни ночью. Она с гордостью коснулась серебряного креста на груди. Как сильно он потерся, заметила она, а вот у Анны почти новенький, по той простой причине, что мать сорвала его с себя в день свадьбы, и больше никогда не надевала. Так она отреагировала на враждебное отношение родителей. С того дня она перестала соблюдать религиозные обряды. Крест лежал в шкатулке, где хранились драгоценности, пока не перешел к дочери.
Тетя допустила довольно бестактное замечание относительно характера своей покойной сестры, назвав ее самовлюбленной и падкой на развлечения. Сразу же спохватившись, она стала расхваливать ее и с ностальгией вспоминать о тех давних годах. Она редко говорила о прошлом, воспоминания причиняли ей боль; фрау Анна, напротив, очень любила участвовать в разговорах о матери, которую едва помнила. Тетя отметила, что сестра отличалась редкой красотой; ну, разумеется, и она тоже, пока не стала старой и дряхлой, ведь близнецы походили друг на друга как две капли воды. Она достала альбом с семейными фотографиями, чтобы доказать свои слова. Улыбаясь, вспомнила, что о них говорили: отличить одну от другой можно только если взглянуть, есть ли крестик на шее! Анна, разглядывая изображение юных цветущих дам, тоже улыбнулась. Кажется, она смутно припоминала такие речи. Неожиданно в памяти всплыл совершенно забытый эпизод детства: инцидент в беседке. Картина, которую она тогда воссоздала, и теперь пересказывала мне, отличалась от предыдущей версии одной деталью.
Маленькая Анна, распаренная и изнемогающая от скуки, досадовала, что мать полностью сосредоточилась на рисовании. После полуденной трапезы все куда-то исчезли. Анна решила вернуться в прохладу дома и поприставать к няне. Она забыла, что в тот день няня работала до обеда. Девочка выпила лимонад, поиграла немного в детской с куклами. Когда она снова вышла наружу, жара спала. Девочка стала обследовать сад, увидела сцену в беседке. Она поразилась невероятному зрелищу обнаженных плеч и груди своей тети, и скрылась в кустах. Потом отправилась на пляж, чтобы спросить у мамы, почему дядя и тетя так странно вели себя. Но мама уже дремала, лежа на камне. Девочке запретили беспокоить взрослых, когда они спят, поэтому Анна вернулась в дом и снова стала играть с куклами. Втайне она даже радовалась, что мама спала, — ведь на самом деле на пляже была вовсе не она. Не считая тысячи непостижимых для взрослого примет, по которым ребенок всегда узнает свою мать, она не могла не заметить платье с высоким воротником, которое всегда носила тетя, тусклый блеск серебряного креста на шее. Все это резко контрастировало с потрясающим зрелищем обнаженной плоти в беседке.
