Джоди Пиколт - Ангел для сестры

– Привет, – сказал я. – Может, начнем сначала?

Она вытерла нос.

– Кто ты, черт возьми, такой?

– Хорошо. Возможно, я заслужил это. – Я посмотрел на цепочку. – Впусти меня, пожалуйста.

Она глянула на меня, как на сумасшедшего.

– Ты обкурился?

Тут послышались возня и еще один голос, а потом дверь раскрылась шире, и я глупо подумал: «Их две».

– Кемпбелл, – сказала настоящая Джулия. – Что ты здесь Делаешь?

Я протянул медицинскую карту, все еще находясь в ступоре. Как же так вышло, что за целый год в Виллере она не упомянула о своей сестре-близнеце?

– Иззи, это Кемпбелл Александер. Кемпбелл, это моя сестра.

– Кемпбелл… – Я наблюдал, как Иззи пробовала мое имя на вкус. Если присмотреться, то она совсем не похожа на Джулию. Нос немного длиннее, и цвет лица не такого золотистого оттенка. Не говоря уже о том, что, наблюдая за движениями ее губ, я не чувствовал никакого волнения.

– Не тот ли Кемпбелл? – спросила она, поворачиваясь к Джулии. – Из…

– Да, – вздохнула та.

Глаза Иззи сузились.

– Я знала, что не надо его впускать.

– Все в порядке, – возразила Джулия и забрала у меня папку. – Спасибо, что принес.

Иззи помахала рукой.

– Теперь можете идти.

– Перестань. – Джулия шлепнула сестру по руке. – Кемпбелл – адвокат, с которым я работаю на этой неделе.

– Но разве это не тот парень, который…

– Да. Спасибо, у меня нет провалов в памяти.

– Я заезжал к Анне домой, – вмешался я.

Джулия повернулась ко мне.

– И?

– Джулия, опомнись! – воскликнула Иззи. – Это же издевательство над собой!

– Только когда дело не касается зарплаты, Иззи. Мы работаем по одному делу. Это все. Понятно? И мне не очень хочется выслушивать от тебя нравоучения. Кто звонил Джанет и приглашал ее к себе на ночь через день после того, как она тебя бросила?

– Эй! – Я повернулся к Судье. – Так что там команда «Red Sox»?

Иззи пошла по коридору.

– Это самоубийство, – крикнула она, и я услышал, как хлопнула дверь.

– Кажется, я ей действительно нравлюсь, – заметил я, но Джулия не улыбнулась.

– Спасибо, что принес медицинскую карту. До свидания.

– Джулия…

– Я просто экономлю твое время. Наверное, было трудно обучить собаку вытаскивать тебя из комнаты, когда нужно увильнуть от напряженного разговора? Например, когда бывшая девушка говорит правду. Как ты это делаешь, Кемпбелл? Жесты? Слова? Ультразвуковой свист?

Я с тоской посмотрел на пустой коридор.

– А можно, чтобы Иззи вернулась вместо тебя?

Джулия попыталась оттолкнуть меня от двери.

– Ну хорошо, извини. Я не хотел бросать тебя сегодня одну в кабинете. Но… была чрезвычайная ситуация.

Она пристально посмотрела на меня.

– Для чего, ты говорил, тебе собака?

– Я не говорил. – Когда она повернулась, мы с Судьей последовали за ней, закрыв за собой дверь. – Я виделся с Анной Фитцджеральд. Ты была права. Прежде чем брать судебный запрет, нужно было поговорить с ней.

– И?

Я вспомнил, как мы вдвоем сидели на полосатом диване, пытаясь сплести паутину доверия.

– Думаю, ничего не изменилось.

Джулия не ответила. Она взяла стакан белого вина с кухонной стойки.

– Я бы тоже не отказался.

Она пожала плечами.

– Возьми в Смилле.

В холодильнике, разумеется. Это имя напоминает ей снег. Пока я шел к холодильнику и доставал бутылку, то чувствовал, что она сдерживает смех.

– Ты забыла, что я знаю тебя.

– Знал, – поправила она.

– Тогда просвети меня. Чем ты занималась эти пятнадцать лет? – я кивнул в сторону комнаты Иззи. – Кроме создания своего клона.

В голову мне пришла одна мысль, но прежде чем я успел ее озвучить, Джулия заговорила:

– Мои братья стали строителями, поварами и сантехниками. Родители хотели, чтобы дочери учились в колледже. Они думали, что, если закончить последний класс в Виллере, это поможет как-то изменить ситуацию. У меня были довольно неплохие оценки, и я могла получить образование за частичную оплату, а Иззи нет. Родители могли позволить себе послать в частную школу только одну из нас.

– Она поступила в колледж?

– В дизайнерскую школу в Род-Айленде. Она – ювелирный дизайнер.

– Довольно враждебно настроенный ювелирный дизайнер.

– Так бывает, когда у тебя разбито сердце. – Наши взгляды встретились, и Джулия осознала смысл сказанного. – Она только сегодня переехала ко мне.

Мои глаза шарили по квартире в поисках клюшки, спортивных журналов, кожаного кресла – чего-то, что выдало бы присутствие мужчины.

– Тяжело привыкать к соседке по квартире?

– Да, я раньше жила одна, Кемпбелл, если тебя это интересует. – Она посмотрела на меня поверх стакана. – А ты?

– У меня было шесть жен, пятнадцать детей и стадо овец. Она улыбнулась.

– Такие люди, как ты, дают мне постоянно чувствовать, как мало я достигла в этой жизни.

– Да, ты действительно зря топчешь эту землю. Подготовительный в Гарварде, юридический в Гарварде, сочувствующий опекун-представитель…

– Откуда ты знаешь о моей учебе на юридическом?

– От судьи Десальво, – солгал я, и она поверила.

Интересно, есть ли у Джулии ощущение, будто с того времени, когда мы были вместе, прошло несколько минут, а не лет? Так же уютно чувствует она себя, сидя в этой кухне, как и я? Это все равно что взять ноты, начать разучивать мелодию и вдруг понять, что когда-то ты знал ее наизусть и можешь сыграть даже не репетируя.

– Никогда не подумал бы, что ты станешь опекуном, – признался я.

– Я тоже, – улыбнулась Джулия. – У меня все еще бывают моменты, когда я представляю, что стою на ящике с мылом ь центральном парке Бостона, ругая патриархальное общество. К сожалению, убеждениями нельзя заплатить за квартиру. – Она посмотрела на меня. – А я была уверена, что ты к этому времени станешь президентом Соединенных Штатов.

– Я выдохся, – пожаловался я. – Пришлось немного снизить планку. А ты – я думал, что ты будешь жить в пригороде, играя в футбол с кучей своих детей и каким-то счастливцем.

Джулия покачала головой.

– Думаю, ты перепутал меня с Маффи, Битей или Тото, – как там звали девочек в Виллере?

– Нет. Я просто подумал, что… что, наверное, есть какой-то парень.

Повисла тяжелая пауза.

– Ты не захотел быть этим парнем, – наконец проговорила Джулия. – И довольно ясно дал это понять.

Это не правда, хотелось мне возразить. Но что еще она могла подумать, если после всего, что у нас было, я не захотел с ней общаться? Если после всего, что у нас было, я повел себя, как любой другой?

– Помнишь… – начал я.

– Я помню все, Кемпбелл, – перебила она. – Иначе это не было бы так больно.

Мое сердце начало биться так сильно, что Судья вскочил и беспокойно ткнулся мордой в мою ладонь. Тогда я верил, что ничто не может причинить боль Джулии, которая казалась такой свободной. Я надеялся, что в этом мне повезет.

Я ошибался, во всем.

Анна

В гостиной у нас есть целая полка, посвященная истории нашей семьи. Здесь стоят детские фотографии каждого. Школьные снимки, различные фото, сделанные во время каникул, на днях рождения и праздниках. Это как метки на поясе или зарубки в тюрьме – доказательство того, что время не стоит на месте, что мы не зависли в неопределенности.

Рамки самые разные: двойные, одинарные, восемь на десять и четыре на шесть. Сделанные из светлого дерева, инкрустированного дерева, из красивого мозаичного стекла. Я взяла фотографию Джесси, где ему около двух лет и он в костюме ковбоя. Глядя на этот снимок, никогда не скажешь, что произойдет дальше.

Есть фотографии Кейт с волосами и где Кейт лысая. Одна, где Кейт еще совсем маленькая сидит на коленях у Джесси. Одна, где мама держит их обоих возле бассейна. Есть также мои фотографии, но их немного. Я сразу превращалась из младенца в десятилетнюю.

Может, потому что я третий ребенок и родители уже устали вести семейную летопись. Может, потому что забывали.

Никто в этом не виноват, и это не имеет никакого значения, но все равно немного обидно. Фотографии будто говорили: «Вы были так счастливы, и я так хотела ощутить это», «Я так ценю вас, что бросила все, ради того чтобы прийти посмотреть на вас».

Папа позвонил в семь вечера и спросил, хочу ли я, чтобы он меня забрал.

– Мама будет ночевать в больнице, – объяснил он. – Но если ты не хочешь оставаться одна, можешь переночевать на станции.

– Нет, все в порядке, – ответила я. – Я могу позвать Джесси, если мне что-то понадобится.

– Конечно, – сказал папа. – Джесси.

И мы оба сделали вид, что проблема решена.

– Как Кейт? – спросила я.

– Все еще не очень. Ее пичкают лекарствами. – Я услышала, как он перевел дыхание. – Знаешь, Анна, – начал он, но где-то далеко послышался вой сирены. – Солнышко, мне пора. – И он оставил меня наедине с тишиной.

Какое-то время я просто держала трубку, представляя, как папа надевает ботинки, натягивает комбинезон. Я представила широко открытые, словно пещера Аладдина, ворота станции, из которых выезжала пожарная машина с папой на переднем сиденье. Каждый раз, когда он выходит на работу, ему приходится бороться с огнем.