Эмилиян Станев - Волчьи ночи
— Сущий дьявол, сущий дьявол, но попадется он мне на мушку, попадется как пить дать… Аллах все знает, — бормотал Кара Ибраим себе под нос, посасывая самокрутку и беспокойно блуждая взглядом по противоположным скалам.
Из головы его не выходил сегодняшний сон. Ему снилось, что он убил козла одним выстрелом под лопатку и тот, упав на спину, глядит на него своими противными желтыми глазами и что-то говорит ему человеческим голосом.
Вдруг Кара Ибраим вздрогнул, сухое лицо его, поросшее светло-русой бородой, просияло, и в глазах блеснула радость. Козел был там, в скалах, напротив. И не надо было искать его взглядом по площадкам — нет, на этот раз он лежал высоко, на самом ребре одного утеса, грея спину на солнце. Кара Ибраим заметил его, когда козел шевельнулся: шерсть на его спине глянцево залоснилась и выдала его.
Кара Ибраим продолжал курить, пока самокрутка не обожгла его тонкие бледные губы. Взгляд его ощупывал все складки противоположной горы: он вычерчивал путь, по которому подкрадется к козлу, — шаг за шагом. Мысль Кара Ибраима работала быстро, но спокойно. Стрелять отсюда нет смысла: расстояние по меньшей мере пятьсот метров, нипочем не попасть, хоть маузер брал и дальше. Подходить с этой стороны, пока не сблизишься с козлом, — глупо: он сразу заметит. Оставался только один способ: вернуться назад, перейти на тот берег реки и, обойдя издали, подкрасться с противоположной стороны. Этот способ хорош, но есть в нем один недостаток: ветер будет дуть в спину Кара Ибраиму, и хитрый козел может его учуять. Кара Ибраим решил идти не по ветру, а против, перебравшись через скалы самым трудным, но и самым удобным для подкрадывания путем.
«Эх, помоги аллах!»- решил он и, взяв ружье, спустился к реке и перешел ее вброд, не обратив внимания на то, что промок. Потом стал медленно взбираться по скалам. Идти надо было тихо, ступать твердо и не допускатц чтоб из-под ног катились камни. Он исходил весь Джендем, но ему и в голову не приходило, что придетса когда-нибудь карабкаться по этим скалам, такими они выглядели неприступными. Кара Ибраим полз на четвереньках, с кошками на царвулях, а местами, там, где надо было пройти над пропастью, растопыривал руки, обхватывал холодную скалу и продвигался вперед сантиметр за сантиметром. Так преодолел он половину расстояния, отделявшего его от козла. Наконец, судя по расчетам, он подобрался к нему на выстрел. Теперь козел был близко: их разделял лишь узкий, щербатый, зазубренный гребень. Кара Ибраим ждал этого мгновения со страстью, но и со страхом. Неизвестно было, заметил ли его козел. Ни звуком не выдавая себя, Кара Ибраим прополз, как кошка, по гребню, нашел самую низкую его точку, где можно было высунуть голову, и, затаив дыхание, чувствуя, как бегают мурашки по телу, глянул. Козел по-прежнему находился на самом гребне утеса, метрах в ста отсюда. Он лежал между двумя камнями, так что видна была только середина тела да голова с загнутыми назад черными рогами.
У Кара Ибраима сердце заколотилось, как молот, кровь радостно взыграла, в глазах загорелось хищное ликование. «Аллах не подвел», — подумал он и, просунув тонкое дуло маузера в расщелину, начал целиться. Сперва он навел острую мушку на голову козла, но заколебался. Голова — слишком маленькая цель, того и гляди промахнешься, лучше в тело. Кара Ибраим тщательно навел мушку на отчетливо видное между двумя камнями светло-коричневое пятно, набрал воздуху в легкие, и тяжелый маузер, толкнув его в плечо, подскочил кверху. Ветер тут же задушил звук выстрела, унеся его куда-то в ущелье. Козел подпрыгнул — короткая шерсть у него на спине взметнулась — и помчался в головокружительном беге. Кара Ибраим не верил своим глазам.
Он перемахнул через гребень и пошел к тому месту, где прежде лежал козел. На целый десяток метров дальше скала была забрызгана кровью.
— Сон не мог меня обмануть, — прошептал Кара Ибраим и хищно кинулся по кровавому следу.
Тот вел наклонно к пропасти. Место было сырое и мрачное, скалы спускались почти отвесно, и только на полпути, где образовался глубокий провал, похожий на громадный разбитый горшок, тянулась ровная узкая полоска. Внизу, под скалами, синел обрыв и там-сям зелеными пятнышками виднелась ползучая сосна. Достигнув пропасти. Кара Ибраим обнаружил, что кровавый след продолжается по ту ее сторону. Он знал, что за этой пропастью скалы, нисходя уступами, образуют глубокую, как кратер, впадину, на дне которой блестит озеро. Судя по кровавым следам, раненый козел не мог уйти дальше озера, и, так как вокруг все голо, его будет нетрудно найти. Надо только перебраться через пропасть.
Кара Ибраим укоротил ремень, плотно прикрепив ружье к спине, затянул изношенный, потончавший пояс и, чувствуя, что у него от усталости дрожат руки и ноги, а от нетерпения и злости его бросает в пот, стал подвигаться к пропасти. Он хватался руками за скалу, ловко пользуясь каждой трещиной, каждым выступом, и сумел добраться до узкой ровной полоски. Но полоска кончалась в нескольких шагах от противоположного края пропасти, выступающей вперед пожелтелой скалой. Ветер навеял под нее сухой травы. Кара Ибраим, цепляясь дрожащими руками за камень, выпрямился и, нащупывая ногой места понадежней, начал полегоньку обходить скалу. Пядь за пядью, прижимаясь грудью к скале, продвигался он вперед и, дойдя до самой трудной, гладкой ее части, вытянул шею: перед ним темнела маленькая пещера. Тогда ему пришло в голову, что козел спрятался туда, и он вдруг почувствовал непонятный страх. Но что может ему сделать какой-то раненый козел? Ему ли, Кара Ибраиму, бояться его? И он продолжал, царапая скалу, ползти к пещере.
Козел в самом деле был там. Из простреленного брюха его текла кровь, и под ним образовалась темная лужа. В выпученных зорких глазах животного была смертельная тревога. Сев на задние ноги, он слушал, как Кара Ибраим кряхтит в полуметре от входа в пещеру. Бока у козла ходили ходуном, шерсть на загривке встала дыбом. Вот пальцы потурченца вцепились в ребристый камень у входа, и козел, охваченный ужасом, отпрянул в тесную и неглубокую пещеру. Он высунул язык, облизался и фыркнул. Обмотанная грязным платком голова Кара Ибраима показалась перед входом в пещеру, он утвердился коленом на площадке и попробовал вползти внутрь. Но помешал ружейный ствол, зацепившийся за скалу. Тогда обезумевший от ужаса козел громко свистнул носом и со всех ног бросился к выходу. Серый ком ударил Кара Ибраима в грудь и оторвал его от скалы. Он полетел вниз и, перевертываясь и беспомощно маша руками, видел, что козел точно так же извивается в воздухе, но ему казалось, что козел не падает, а подымается к небу, словно возносясь к аллаху, а его самого послал на острые камни, в пропасть.
Лесная сказка
© Перевод Н. Глен
На краю лесной поляны, поросшей редкой травой, вздымался громадный бук. Его ствол, подобный колонне серого мрамора, возносился над остальными деревьями, теряясь в величественной, пышной кроне. Могучие корни, словно толстые ужи, широко расползались вокруг ствола и, впиваясь в землю, держали и кормили это чудесное дерево, самое высокое во всем лесу. По утрам, когда всходило солнце, его лучи сначала касались верхушки бука, а потом уже скользили вниз к другим деревьям.
На теневой стороне ствола росли твердые серо-коричневые грибы и лишайник; светло-зеленый мох, нежный, точно волосы русалки, свисал с нижних ветвей, на которых вздувались узлы, похожие на рубцы от старых ран. Пониже кроны на стволе темнело маленькое дупло, и каждую весну и осень над ним вырастали гроздья жемчужно-серых грибов — след какой-то давней болезни, перенесенной деревом.
В нижних ветвях бука несколько лет подряд гнездилась пара зябликов. Они таскали со ствола высохший мох, отслоившуюся от дождей и солнца кору, сухой лишайник и свивали круглое, точно шар, прочное гнездо. Оно висело на тонкой веточке, почти неразличимое среди сучьев и мха.
С раннего утра до позднего вечера самец пел восторженную и звонкую песенку. Она напоминала соловьиные трели. В легкой тени могучего дерева, словно под волшебным шатром из золотисто-зеленого шелка, в котором резвились солнечные зайчики, самец распевал, задрав головку, и его розовый зоб трепетал и раздувался. Черные его глазки блаженно закатывались, и можно было без труда увидеть, как серо-зеленый хвостик подрагивает в такт ударам его сердца. Веселое щебетанье разносилось далеко по лесу, смешиваясь с песнями других птиц. А тем временем в гнезде, где сидела самочка, из семи бледно-голубых яиц, мелких, точно лесной орех, вылупились птенцы.
К буку часто прилетал дятел и ползал по его коре, на ветки опускался дикий голубь или ястреб, но ни одна из птиц не замечала гнезда зябликов. Даже муравьи, сновавшие по веточкам, его не обнаружили, хотя и не прочь были бы съесть живьем голых и слепых птенчиков, затаившихся на его теплом дне, покрытом перышками и мхом. Под защитой буковой листвы зяблики жили спокойно.
